Идти мне не хотелось, и не только мне, так как инора Эберхардт замялась, прежде чем дать свое согласие. Сильно ее задели ходившие о сестре слухи. Возможно, беременность одной приписали другой, со временем это стало непреложной истиной, за которую всеми и принималось. А сама инора на фоне этих слухов выглядела образцом добродетели. Ее лживое поведение вызывало у меня непреходящее отвращение, я не хотела лишний раз находиться с ней рядом. Но отказать Петеру было нельзя — в самом деле, не одному же ему сидеть в такой день?
Всю обратную дорогу мы молчали. Изредка я ловила неприязненный взгляд Петера, направленный в сторону Рудольфа. Тот ничего не замечал или, скорее, делал вид, что не замечает. За время, что мы с ним изображали парочку для посторонних, я поняла, что «делать вид» — это его сильная сторона. Иной раз очень сложно было догадаться, как он на самом деле относится к тому или иному вопросу. Поэтому всегда оставались сомнения, насколько он честен со мною. Вот и сейчас он немного приотстал от беседующих о тонкостях косметического производства Петера и иноры Эберхардт и спросил:
— Ну как?
— Что ну как? — не поняла я.
— Не пытался никто на тебя влиять?
— Все так же нет, — ответила я. — Погоди, ты что, считаешь, это Петер?
— Как вариант, — безо всякого смущения ответил он. — Установить удалось только двоих, кто постоянно имел с ней дело, — Гроссер и Хофмайстер. Оба маги. И хотя мне Хофмайстер не нравится больше, этого, — кивок в спину Петера, — со счета сбрасывать не стоит.
— Эдди ты тоже не нравишься.
— Понятное дело, — согласился он. — Я же стою между ним и его целью. Вот и не нравлюсь. Безобразие, столько времени прошло, а никто так и не проявился. Вот что стоило кому-нибудь хоть немного на тебя подействовать…
— Так они оба маги, — заметила я. — И оба знают о наличии у меня артефакта. А это не способствует попыткам ментального воздействия.
— Это да, — недовольно сказал Рудольф. — Но могут же они забыть о такой мелочи?
— Надоело изображать, что со мной встречаешься? — поддела я его.
— Это я могу изображать вечно, — парировал он, — с любой необходимой достоверностью. Не то что ты…
На этих словах он хитро улыбнулся, напоминая мне о недавнем случае. Тогда он полез целоваться со словами «на нас смотрят, мы должны отыграть легенду полностью», получил по физиономии и отповедь, что целоваться я буду, с кем сама посчитаю нужным и вовсе не ради легенды. Пусть окружающие считают, что ему неуступчивая девушка попалась. А легенды с поцелуями он может в других местах отрабатывать, не связанных со мной. «В других неинтересно», — заметил он, но больше не приставал.
— Меня беспокоит, что непонятно, откуда удар ждать, — продолжил он вполне серьезно. — Нет чтобы этой Сабине хоть дневник вести какой, все легче было бы.
— Она не думала, что все так может закончиться.
— Да уж, менталисты мозги могут запудрить знатно, — согласился Рудольф, — не зря же за несанкционированное применение ментальной магии наказывают как за особо тяжкие. Ничего, никуда он от нас не денется, голубчик. Рано или поздно найдем.
Глава 24
Поминки Сабины были не слишком пышными. Наверное, на них должны говорить о покойных что-то хорошее — инора Эберхардт попыталась неуверенно сказать, какой аккуратной и честной была ее продавщица, но ее не поддержал даже безутешный Петер, при слове «честная» он заметно нахмурился, а других хороших слов про Сабину не нашел даже сам. Аккуратная? Пыль на шторах висела хлопьями, не сильно заметными, но копившимися уже давно. Честная? В обратном не сомневался никто из присутствующих. Добрая? Только если была уверена, что получит от этого выгоду. Да, этот список можно было продолжать долго, только неправильно это — думать на поминках о человеке плохо. Было же в ней что-то хорошее? Петера она любила настолько, что хотела связать с ним жизнь, хоть денег у него не было. Во всяком случае, таких, которые она могла посчитать большими. Значит, готова была на какие-то жертвы ради своей любви? Что она хотела моей смерти, не доказано. А что плату за квартиру двойную собиралась брать — так в итоге я все равно имела бы больше, чем на фабрике. Может, она таким образом хотела получить с меня деньги за свою протекцию? Работа была выгодной, вот Сабина и посчитала, что имеет полное право на оплату своих услуг, пусть неявную?
Об этом я размышляла, возвращаясь домой в сопровождении Рудольфа. В самом деле, почему мы упорно видим в людях только плохое? Может, именно поэтому они такими становятся — стараются соответствовать нашим ожиданиям? Долго мне думать над этим не дали — Рудольф вновь собрался показать окружающим, насколько у нас близкие отношения. Только его рука на моей талии была совсем лишней, что я ему сразу сказала.
— Штеффи, это все исключительно для нужд следствия, — сказал он, принимая вид необыкновенно честный. — Нужно, чтобы этот тип решился на какие-нибудь действия. Для этого он должен увериться, что у нас с тобой все серьезно. Более того, что мы со дня на день собираемся пожениться.
— Зачем?
— Тогда он попытается наконец либо на тебя воздействовать, либо меня убить, — невозмутимо ответил Рудольф. — Он не может позволить уплыть такой великолепной возможности.
На некоторое время у меня от возмущения пропали все слова. Я не хотела рисковать жизнью Регины, которой даже ничего не стала говорить в свой второй приход в приют. Сделать она ничего не может, лишь волноваться будет за меня. А теперь выясняется, что я должна еще рисковать жизнью Рудольфа.
— Мне кажется, — наконец ответила я, — все это — лишний, никому не нужный риск.
— Ничего не лишний, — ответил он. — Этак мы этого убийцу будем выманивать до пришествия Богини, а мне уже надоело.
— Ты же говорил, что согласен ходить со мной вечно, — насмешливо напомнила я.
— Так с тобой, а не вокруг тебя, — недовольно ответил он. — Ты ни на что не хочешь идти для большей достоверности. Никак не помогаешь созданию нашей легенды.
— Может, мне для большей достоверности и в кровать с тобой лечь? — разозлилась я.
— Замечательная идея, кстати, — невозмутимо ответил он. — Это на ауре сразу отражается, — он посмотрел на меня с сомнением и добавил: — Но ты на это не пойдешь, я понял. Поэтому давай я тебе завтра, сразу после твоей работы, вручу браслет, а ты радостно согласишься, покраснеешь и ответишь мне согласием?
— Нет.
— Ну хорошо, можешь не краснеть, — сказал он.
— Руди, это слишком серьезно, — ответила я. — Если ты считаешь, что фиктивная помолвка может спровоцировать преступника на твое убийство, то я против.
— Маленькая поправочка. На попытку убийства. У него ничего не получится, уверяю тебя, — ответил он. — Мы прихватим голубчика на горяченьком, а ты начнешь коллекцию женихов, которым вернула обручальные браслеты, и будешь потом в старости вспоминать меня под номером первым.