Вот таким людям приход Примакова был по душе. Но их в разведке меньшинство.
Когда Примаков приступил к работе в разведке, с ним пришла известная формула, придуманная англичанами: у нас нет постоянных соперников и нет постоянных союзников, постоянны только наши национальные интересы.
Но ведь советская разведка всю свою историю работала против постоянных противников. И этим все определялось. То, что хорошо для противника, плохо для нас. То, что хорошо нашим союзникам, и нам хорошо. Никаких личных пристрастий. И вдруг Примаков декларирует такую ересь…
На Примакова газеты набросились и справа, и слева – что он понимает под национальными интересами?
Одни говорили: мы демократы, мы будем строить правовое государство, закладывать основы рыночной экономики, нас все любят, от нас во всем мире только этого и ждали – какие же у нас могут быть враги?
А на другой стороне политического спектра какой крик стоял: как это у нас нет соперников и противников?!
И этот спектр настроений и мнений – он же и внутри самой разведки присутствовал.
Ко времени прихода Примакова в разведке формальная департизация уже произошла. Партийные организации исчезли, но люди еще не могли привыкнуть к простой мысли: взгляды у тебя могут быть любыми, но вся политика остается за воротами Ясенево. Твои взгляды к работе отношения не имеют. Вот объявят выборы, зайдешь в кабинку для голосования, штору за собой задвинешь, все свои мечтания в бюллетене отметишь и опустишь в урну. Тем самым и определишь грядущую жизнь…
Евгений Максимович все это говорил, надеясь, что будет понят. И правильно рассчитывал. Разведка – это место, где работают не самые глупые люди. И в основном это было понято.
Уже в ноябре 1991 года Примаков приказал отменить программу обнаружения признаков возможного ракетно-ядерного нападения. Это было детище Юрия Андропова, который пугал страну приближающейся войной. Программа действовала десять лет. Каждые две недели все резидентуры докладывали Москве об отсутствии признаков подготовки Запада к войне – вроде количества горящих ночью окон в Пентагоне или дополнительных закупок крови для военных госпиталей. Выполнение этой андроповской программы стоило стране огромных денег.
Я расспрашивал разведчиков, какое настроение было у Примакова в первые месяцы его работы в разведке. Все-таки он вошел в новое для себя дело в трудный для страны и для службы час.
– Тогда это был не просто кризисный момент для разведки, это был решающий момент в истории страны, и разведка испытывала все проблемы, которые переживала страна. Семьдесят лет разведка работала на идеологическом противостоянии на международном поле – и вдруг начинается пересмотр самой философии разведки!
Какой же должна быть разведка?
Ответ на этот вопрос Примаков дал своей четырехлетней работой в Ясенево. Но в первый же день работы он знал одно – не такой, какой она была до 1991 года. Это не значило, что все нужно менять. И он не стал говорить то, что унизительно, тягостно, мучительно для людей, – что вся их прошлая жизнь была бездарной. Он не хотел унижать подчиненных, перечеркивать их жизнь.
Примаков корректно, рассчитывая на то, что он имеет дело с умными людьми, повторял:
– Друзья, это не годится. Забудем об этом. А делать будем вот так, потому что сейчас время другое, мир другой.
Поэтому выжидательно-сдержанное отношение быстро уступило место благожелательности, а потом вылилось в благодарность Примакову. Главное состояло в том, чтобы приспособить разведку к реалиям времени, в котором мы оказались. Он осторожно говорил, что национальные интересы есть и у других государств. Следовательно, возникает поле, где наши национальные интересы совпадают. Вот на этом поле мы можем сотрудничать. А есть поле, где наши интересы не совпадают, там сотрудничество не получится, там будет действовать разведка.
Опять посыпались недоуменные вопросы: какое такое сотрудничество? Он тогда вместо «сотрудничества» выбрал другое слово – «взаимодействие». Опять всеобщее удивление – о каком взаимодействии можно говорить, работая в разведке? И все равно в Ясенево нашлись люди, которые его поддержали.
Примакова напрасно подозревали в намерении только дружить с Западом.
В середине декабря 1991 года в Москву приехала группа руководителей британской контрразведки МИ-5. Среди них была Стелла Ремингтон, которая вскоре возглавит всю контрразведку. Она встретилась и с Бакатиным, и с Примаковым:
«Я хотела понять, в какой степени уменьшится шпионаж КГБ против нашей страны. Если холодная война окончилась, то и разведка должна стать менее агрессивной. Эту тему надо было обсуждать с руководителями Первого главного управления, внешней разведки КГБ.
Руководитель Первого главного управления, г-н Примаков, который впоследствии станет министром иностранных дел и на короткое время главой правительства, пригласил меня обсудить этот вопрос. На посольском “роллс-ройсе” нас отвезли куда-то на окраину, видимо, это был конспиративный дом КГБ.
Трудно было избежать ощущения, что каким-то образом мы оказались в фильме про Джеймса Бонда и реальность перемешана с фантазией. Это был темный, холодный и снежный вечер. Как только я сняла зимние сапоги в прихожей, на лестнице материализовался г-н Примаков. Мы поднялись в комнату с тяжелыми шторами и драпировкой.
Разговор был коротким и холодным. Я сказала, что теперь, после окончания холодной войны, открывается широкое поле для сотрудничества в вопросах безопасности, в борьбе против терроризма и организованной преступности. Но если наладиться реальное сотрудничество, масштаб шпионажа КГБ в Англии должен быть уменьшен.
Г-н Примаков дал понять, что ему эта мысль кажется нелепой. Разведка по-прежнему необходима для обеспечения безопасности России, и они сами решат, какой уровень разведывательных усилий понадобится.
Было очевидно, что беседа не будет плодотворной. Разговор завершился, и г-н Примаков скрылся за драпировкой».
Примаков обратил внимание коллег, что после окончания холодной войны проблемы национальной безопасности – а разведка занимается именно этим – скорее всего, будут определяться экономической составляющей государства, удельным весом его экономики в мировом хозяйстве, способностью экономики адекватно отвечать на социальные и технологические вызовы эпохи. Следовательно, нужно представлять себе, что происходит в мировой экономике, а раз так – понадобится мощная экономическая разведка. И он из отдела сделал управление.
Но важно, что это было не просто указание начальника. Он старался, чтобы все поняли, как это необходимо. А не просто вызвал и приказал: теперь будет не отдел, а управление, извольте так работать.
Взамен «главного противника» в лице определенного государства – это были Соединенные Штаты – появился главный противник в лице оружия массового уничтожения, организованной преступности, незаконного оборота наркотиков, международного терроризма. Когда этот набор выстроился, то стало ясно, что это и есть поле, где совпадают национальные интересы почти всех стран. И сражаться на этом поле можно только сообща. И Примаков сказал: здесь мы будем взаимодействовать.