Воровская трилогия - читать онлайн книгу. Автор: Заур Зугумов cтр.№ 190

Так вот, войдя в комнату, где нас уже ожидали, я был приятно удивлен, скорее почувствовав, нежели поняв, что оказался не в одном из модных салонов, а в кругу умных, хорошо воспитанных и образованных людей. Впервые за много лет мне пришлось побывать в таком изысканном обществе, и я с нескрываемым интересом и огромным желанием слушал все то, о чем они говорили и спорили.

Почти весь этот вечер и мама Ларисы, и ее несравненные тетушки осторожно, в рамках приличия, пытались понять меня, задавая порой такие каверзные вопросы, которые кого угодно могли бы сбить с метки, но только не меня. В тот вечер я был во всеоружии, бравируя языком, как шпагой, отражая выпады и контрвыпады с ловкостью интеллектуала и салонного повесы.

В общем, впечатление я произвел довольно-таки приличное. На следующий день Лариса передала мне приглашение от своей матери, кстати, она и сама была приятно удивлена этим. Ведь она рассказала родителям обо мне почти все, что знала. Разговор наедине был откровенным и честным, но о его деталях я умолчу. Достаточно будет сказать, что, пообщавшись со мной, эта умная женщина пришла к выводу, что «не так страшен черт, как его малюют».

Теперь, исполнив дочерний долг, Лариса была относительно спокойна и могла не спеша заняться улаживанием своих дел, ну а нам с Лимпусом предстоял вояж к родным пенатам. Для меня поездка в Махачкалу была чревата очередным запалом, и, если бы не было рядом Лимпуса, Лариса ни за что не отпустила бы меня одного.

Но для чего мне нужна была эта поездка? Ведь такое путешествие могло привести к самым что ни на есть непредсказуемым последствиям. Ну, во-первых, и это было определяющим звеном в цепи моих жизненных позиций и убеждений, это была клятва, данная самому себе когда-то в одной из тюремных камер Баку: «Если Всевышний когда-нибудь предоставит мне возможность оказаться на свободе в родном городе, то первое, что я сделаю, это побываю на могиле своей матери!»

Я пообещал Ларисе, что, как только отдам дань уважения матери и утрясу кое-какие семейные дела, связанные с дочерью, за которой уже нужен был глаз да глаз, тут же вернусь в Москву.

Но судьба, к сожалению, вновь распорядилась по-своему. Как известно, радость всегда тащит за собой на аркане горе. Перед отъездом в Дагестан я вновь поменял свои ксивы. Теперь я был уже не Русланом, а, как и прежде, Мухтором-ака.

Столица Дагестана встретила нас с Лимпусом штормовым ветром и проливным дождем – нормальной погодой для этого времени года. «Что Бог ни делает, все к лучшему», – решили мы, спускаясь по трапу в аэропорту Махачкалы. Чем меньше будет на улице зевак и любопытных, тем больше уверенности в том, что нас никто не узнает. Впрочем, почти для всех, исключая наших близких и некоторых высокопоставленных мусоров, мы давно уже числились в покойниках.

Придерживая от ветра шляпу левой рукой, держа в правой «дипломат», я быстро миновал расстояние от самолета до пункта выдачи багажа и, выйдя из него, сразу же сел в поджидавшую нас машину.

Еще издали я увидел за воротами человека, который, смешавшись с группой таксистов и стараясь не привлекать к себе внимания, наблюдал из-за ограды за прибывшими пассажирами. Это был старший брат моего друга Дауд. Через несколько минут рядом со мной на заднем сиденье оказался и Лимпус. Всю дорогу от аэропорта до города мы молча разглядывали из окон машины все, что попадалось по пути.

Еще совсем недавно в камере смертников мы лишь во сне могли увидеть то, что открывалось теперь перед нашими глазами. Панораму такого грязного и такого родного нам города: берег моря вдали, замызганные машины, мчавшиеся с немыслимой скоростью навстречу, редких прохожих, тщетно прячущихся от дождя и ветра под своими зонтами…

Приятно было возвратиться на родину после столь долгого отсутствия. Пыль времени припорошила прошлое, мы понимали, что найдутся люди, которые от души обрадуются нашему возвращению, найдутся и готовые отдать очень многое, лишь бы мы вообще не вернулись никогда. В любом случае следовало соблюдать чрезвычайную осторожность.

– Поедем через кладбище, Абдул знает, что делать, – сказал я, не отрываясь от окна, брату Лимпуса, когда мы въезжали в город со стороны Анжи-базара. Немногословный Дауд молча кивнул головой и повернул машину в нужном направлении. Подъехав к кладбищу, я вышел из автомобиля и направился ко входу, а братья, постояв немного, резко рванули с места и тут же умчались прочь.

Противно воющий ветер с дождем выметал все на своем пути, обрывал листья с деревьев, поднимал с земли какие-то обрывки газет и бумаги, срывал с головы шляпу, но над кладбищем стояли тишь, да гладь, да Божья благодать, будто оно было частью совсем иного мира.

Прочитав при входе молитву, я выбрал по памяти приблизительное направление и стал ходить вокруг оград и памятников, отыскивая могилу матери. Я был уверен в том, что сердце подскажет, а ноги сами приведут меня куда надо, но, к сожалению, этого не случилось. Сколько времени я бродил по кладбищу, все более убеждаясь в том, что поиски мои тщетны, не знаю.

Наконец в отчаянии, отыскав могилу своей бабушки, я сел возле нее на корточки, подмял под себя плащ и, обхватив по-каторжански руками обе ноги, положил на них голову и ушел в себя. Просидел я так довольно долго. Дождь лил как из ведра, не переставая. Я уже давно промок до нитки, но не обращал на это никакого внимания.

В какой-то момент чьи-то отдаленные голоса нарушили покой этого тихого, уединенного места, а через минуту-другую показались люди. Я поднял голову и чуть не вскочил от неожиданности, но отекшие ноги не дали мне этого сделать. Не спеша поднимаясь, я не сводил пристального взгляда с человека, который стоял почти напротив. Это был мой отец, а чуть поодаль от него стояли оба брата.

Дождь заливал его лицо. Он стоял в своей излюбленной фуражке «бакинке», которая уже обмякла, пропитавшись влагой насквозь. Маленький листочек приклеился к щеке и, видно, никак не хотел с ней расставаться, но отец ни на что не обращал внимания. Мы молча стояли напротив и не сводили друг с друга глаз. По всему было видно, что отец только сейчас, в эту минуту, увидев меня, убедился в том, что я действительно жив.

Не было ни приветствий, ни даже рукопожатий, и это было нормальным для двух представителей горного Дагестана. Какое-либо проявление чувств среди мужчин всегда считалось здесь признаком дурного тона, независимо от того, кто эти мужчины – безусые юнцы или белые как лунь старцы.

Говоря откровенно, на какое-то мгновение я растерялся, потому что никогда в жизни не видел отца таким жалким и беспомощным, но это состояние длилось всего несколько секунд. В горле першило, и безудержно хотелось пить. Проглотив слюну и попытавшись взять себя в руки, я не задал, а выдавил из себя вопрос, который мучил меня все это время:

– Где могила моей матери?

– Не знаю, – как будто давно ожидая его, быстро ответил он.

– Как не знаешь, ты что, не был здесь ни разу после похорон?

– Так получилось, что не был.