Воровская трилогия - читать онлайн книгу. Автор: Заур Зугумов cтр.№ 149

Когда я увидел, что после приказа «На выход!» надзиратель стоит в проеме двери и не закрывает ее за собой, как обычно, ожидая меня в коридоре, уже зацоканного в наручники, внезапное черное предчувствие тучей охватило меня. Мозг, привыкший к несчастьям, оставлял лишь малую толику надежды на лучшее.

Для узника тюремщик – не человек. Это живая дверь, своеобразное приложение к дубовой двери; это живой прут – добавление к толстым железным прутьям. Впрочем, подсознательно я моментально понял, что это не вывод на расстрел, но все же не мог еще в это поверить, слишком высоко было напряжение, нервы были натянуты как струны, до предела.

Смерть не желала отпускать меня из своих цепких объятий. В доли секунды мой мозг просчитал все варианты за и против: жизнь или смерть? И, судя по тому, что я странным образом был относительно спокоен, хотя холодный пот и покрыл почти все мое тело так, что я оказался в одно мгновение мокрым насквозь, мне стало очевидно – жизнь! Чувства, овладевающие человеком при таких обстоятельствах, очень трудно передать читателю. Не то чтобы выразить их на бумаге, но даже и объяснить их простыми словами бывает совсем непросто. Их нужно попытаться прочувствовать самому, закрыв глаза и представив себе всю картину происходящего.

В коридор я вышел на полусогнутых, опустив голову, как предписывали правила конвоирования смертников, и по привычке повернулся к надзирателю спиной. Я даже попытался просунуть руки в «кормушку», чтобы он защелкнул мне на запястьях рук наручники, но вовремя сообразил, что стою-то я в коридоре, а не в камере. Но мусор, к моему удивлению, всего лишь хлопнул меня по плечу и сказал более спокойным тоном, чем можно было от него ожидать: «Иди вот за ними».

Я поднял голову. Передо мной стоял незнакомый, средних лет офицер. Его военная выправка и бравый вид свидетельствовали о том, что он служит в войсках какого-то элитного подразделения, ничего общего не имеющего ни с надзирателями, ни с любым из обслуживающего персонала тюрьмы. Рядом с ним стоял солдат охраны, которого я тоже не встречал прежде. Судя по его решительному виду, было ясно, что он, безо всякого сомнения, готов к выполнению любого приказа.

В сопровождении такого почетного эскорта я и вышел из 5-го корпуса смертников во двор тюрьмы, где яркий свет мгновенно ослепил меня. Я тут же остановился и по инерции закрыл глаза руками, но через несколько секунд, подгоняемый солдатом, вновь тронулся в путь. Со временем зрение понемногу восстановилось, и все вокруг начало приобретать свой привычный вид. Но не успел я еще прийти в себя, почти на ощупь пробираясь по тюремному двору, где в это время сновали рабочие хозобслуги, как мы вновь вошли в один из корпусов тюрьмы и, пройдя по длинному коридору и поднявшись на второй этаж, вошли в какой-то большой и светлый кабинет. Здесь оба моих провожатых оставили меня и сразу же вышли.

Прямо передо мной, посередине узкой полосы стены между двумя огромными окнами, за большим и старым письменным столом сидел человек в форме, с большими звездами на погонах, но мое не совсем еще восстановившееся зрение не позволило мне разглядеть их количество. Это и был начальник тюрьмы. Кстати, он был моим земляком – дагестанцем, и отзывались о нем люди неплохо. Справа от меня, на диване, сидел еще один офицер в погонах майора, он был ближе ко мне, чем хозяин, поэтому, немного прищурившись, я смог разглядеть его звание. При моем появлении майор как бы по инерции встал и одернул китель. По всему было видно, что и этот офицер ничего общего с персоналом тюрьмы не имел. Он был из другого ведомства – зоркому, хоть и почти слепому глазу арестанта трудно было в этом ошибиться.

Начальник тюрьмы пригласил меня сесть на один из стульев, которые стояли справа от двери, почти вдоль всей стены. Тон, каким были сказаны его слова, не оставил у меня уже почти никаких сомнений в том, на что в глубине души, не признаваясь в этом даже самому себе, я надеялся все эти томительные полгода. Майор тем временем подошел к окну и молча стоял, глядя куда-то во двор тюрьмы, закинув руки назад, так ни разу и не повернувшись и не проговорив ни слова, пока дверь вдруг не открылась и на пороге появился все тот же эскорт, только теперь он конвоировал Лимпуса.

При появлении своего подельника я встал, чуть не подпрыгнув, будто невидимые пружины подтолкнули меня. В этот момент возникла некоторая пауза, которую прервал начальник тюрьмы, обращаясь с улыбкой к двум находившимся в кабинете офицерам спецконвоя ГУЛАГа, а эти офицеры были именно из этого подразделения: «Я так думаю, товарищ майор, что уставу не будет перечить, если эти молодые люди просто поздороваются?»

Офицер, к которому, собственно, и были обращены слова хозяина, уже давно повернулся лицом ко всем стоящим в кабинете и молча разглядывал нас с Лимпусом, прищурив глаза и нахмурив густые брови. Эта манера следить за людьми, их мимикой, выражением глаз, за проявлением их чувств в момент, когда приговоренные к смертной казни узники ожидают вердикта Верховного Совета СССР, стоя в кабинете хозяина, была, вероятно, приобретена этим офицером за долгие годы службы. Это была оценка профессионала, и, если бы можно было разговорить такого человека, уверен, что любой из его рассказов стал бы захватывающим бестселлером. Но, увы, таким людям предписано вечное молчание.

Услышав, что хозяин обращается именно к нему и как бы выйдя из оцепенения, он тут же резко ответил: «Да, конечно, только недолго». Я стоял у стульев и хотел было пойти навстречу Лимпусу, но ноги не слушались меня, и не успел я еще об этом подумать, как был в крепких объятиях своего друга. Мы не виделись всего полгода, но каких полгода? Как он изменился за это время, поседел, осунулся! Но главное – он оставался все таким же неунывающим бродягой, каким я знал его всегда. Это было очевидно и не могло не радовать меня. В этот момент мы не сказали друг другу ни слова, просто молча стояли и смотрели на то, как злодейка судьба поработала над нашими лицами, пока наше внимание не привлекли слова майора. Он стоял в центре кабинета и держал в руке какой-то большой пакет. Начальник тюрьмы, выйдя из-за стола, так же застыл, одернув по воинской привычке китель, другой офицер с солдатом вытянулись в струнку.

Майор начал читать:

– «Именем… Верховный Совет СССР… отменил высшую меру наказания, вынесенную судом города Баку Зугумову Зауру Магомедовичу, 1947 года рождения, уроженцу города Махачкалы, и Даудову Абдулле Лабазановичу, 1959 года рождения, уроженцу города Махачкалы. Председатель… подпись, секретарь… подпись. Число. Месяц. Год».

Не помню, что я чувствовал в тот момент, когда майор читал постановление, но хорошо помню, что после его окончания мы с Лимпусом, как по команде, оба присели на диван, который стоял рядом с нами. Видимо, силы, которые мы берегли для последнего броска, иссякли. Мы молча сидели на диване и смотрели на ту суету, которая происходила у стола. На нас уже никто не обращал никакого внимания, все присутствующие в кабинете были заняты исключительно бумажной волокитой. Офицеры подписывали какие-то документы, что-то говорили друг другу, солдат же запихивал в огромный старый кожаный портфель толстые папки, похожие на личные дела арестантов.