В тот момент я готов был пожертвовать половиной своей жизни, лишь бы только уколоться… Вот до чего довели меня тогда наркотики! Но, слава Богу, я еще не считал себя конченым человеком. Таковым мог считать себя тот, кто готов был за наркоту предать друга или ближнего своего, что в принципе было почти одно и то же.
Доставили нас в отделение милиции Ленинского района города Баку, которое находилось на станции Разина. Оказалось, что у больницы имени Джапаридзе и отделения милиции Ленинского района был один и тот же двор.
Зная, что мы неместные и в городе не ориентируемся, эта падаль, зайдя во двор больницы, свернул налево и оказался прямо в отделении милиции. Здесь он сдал нас с потрохами, получив за это от легавых отпущение блядских грехов, а затем на одну руку с ментами разыграл маленький мусорской спектакль, который им и удался с блеском.
После обыска нас с Лимпусом поместили в разные камеры КПЗ, и до утра никто нас уже не тревожил.
Глава 15. Неправдоподобная удача
Как провел я эту ночь, лучше не вспоминать. Наутро меня повели на допрос. За большим Т-образным столом огромного кабинета, куда ввели меня дежурные мусора, сидел мужчина-кавказец приятной наружности. Тонкие усики, свойственные этой народности, чуть подернутые сединой, наряду с пышной, почти белой шевелюрой подчеркивали его возраст и расположение к собеседнику.
Это был заместитель начальника милиции Ленинского района города Баку Мамед-Али Мелим. Забегая вперед, хочу сказать, что подобного рода мусоров я в своей жизни встречал всего несколько раз. Это был особый сорт легавых, к сожалению, таких сейчас уже нет.
Да и среди своих сородичей этот человек, видно, был отмечен по праву, ибо приставка «Мелим» в переводе с азербайджанского означает «учитель» и как бы присваивается тем людям, кто особенно уважаем среди народа.
Справа от входа стоял большой кожаный диван и маленький столик для чая, слева вдоль стен стояло множество стульев. Но самым для меня примечательным, хоть я и здорово кумарил, явилось то, что нигде не было ее – той привычной, обрыдлой, противной чахоточной рожи Дзержинского на портретах, которые являлись непременным атрибутом всех кабинетов подобного рода учреждений.
Я еще подумал тогда, окинув беглым взглядом этот шикарный, с точки зрения любого мусора, кабинет, что либо не нашлось сносно написанного портрета железного Феликса, либо хозяин кабинета просто игнорирует это всеобщее раболепство, будучи влиятельным, а главное – порядочным человеком. К счастью, именно второй вариант и оказался верным.
– Ни о каком допросе не может быть и речи, – тут же сказал я начальнику, – пусть меня хоть убивают, я кумарю, и все тут.
Но это мое выступление, как ни странно, для него не было неожиданным.
– Ну что ж, – ответил он мне, даже не задумываясь и не удивляясь моей наглости, – если хочешь раскумариться, то грузись и, пожалуйста, – будет тебе белка, будет и свисток.
– За что грузиться? – спросил я его довольно-таки резко.
– За хаты.
Ответ был лаконичным, тут я на несколько минут призадумался. Иными словами, мне предлагалось взять на себя квартирную кражу, одну или несколько, это уж как договоришься.
Подобная практика, которая применялась, да и сейчас применяется, уголовным розыском при раскрытии преступлений, осуществлялась по всей стране, я слишком хорошо знал это, поэтому удивляться мне тут было нечему. Да и долго думать не было особой надобности: я прекрасно понимал, что так или иначе мусора меня загрузят по полной…
Я догадывался, что за вопрос сейчас мучает легавого: кто перед ним – залетный наркоша-гастролер или матерый крадун?
На длинном столе, который примыкал к середине основного, за которым восседал мент, лежали раскрытыми наши с Лимпусом паспорта, мой «дипломат», в котором находилось десять колод карт, заточенных и заправленных мною ранее и закоцанных по мастям и по росту, под «очко» и под «буру»; дорожный футляр со шприцем и множеством игл, несколько пачек дорогих импортных сигарет, которые тогда не так-то легко было приобрести, и еще масса самых разных мелких вещей, необходимых в дороге.
Ни к чему не прикасаясь, мусор внимательно изучал содержимое «дипломата», искоса поглядывая на меня, а затем как бы неожиданно спросил:
– Ну что, каков твой ответ?
– Я согласен, – ответил я, теперь уже не задумываясь, – но с одним условием.
– Каким? – спросил он.
– Отпусти моего соседа, он мужик по жизни, работяга, – кирпичи делает в кишлаках и вообще далек от преступного мира, – начал я причитать. – Собирался, бедолага, со мной по дороге добраться до Средней Азии, и вот как все получилось…
– Ладно, сейчас посмотрим на твоего соседа, – сказал он мне и по телефону приказал дежурному привести Лимпуса.
У нас, как у разведчиков, на всякий случай было всегда наготове по нескольку легенд, так что в подобных ситуациях никто из нас не боялся, что друг брякнет мимо кассы, и я был спокоен.
Пока молодой и симпатичный, как девушка, мусорок ходил за Лимпусом, Мамед-Али Мелим позвонил кому-то и сказал по-азербайджански, чтобы принесли лекарство, при этом несколько раз резко бросал острый, как кинжал, взгляд в мою сторону, проверяя, знаю ли я их язык, но я, как обычно, был невозмутим. Этот урок я уже проходил и к тому же слишком давно.
Привели Лимпуса, я поразился его спокойствию и невозмутимости. Ведь я еще не знал, что этот мазохист сожрал ампулы с морфием вместе со стеклом и теперь не кумарил. Видно, и легавый со знанием дела оценил его спокойный, не имеющий ничего общего с кумаром вид, но все же решил сделать ему маленькую фраерскую ломку.
Молодая медсестра, видно из соседней больницы, прямо на подносе принесла лекарство и поставила на стол. По всему было видно, что этот прием у них был отработан основательно. Это был морфий, по нескольку кубов в каждом шприце, лежащих в маленьком стабилизаторе на стерильной марлечке, как и положено у медиков. Рядом лежал маленький тампон из ваты, заранее промоченный спиртом.
Я спокойно подошел и сел на диван, как будто находился на одной из наших воровских «малин», невозмутимо слил в один шприц жидкость и, затянув резиновым жгутом руку, стал искать вену, боковым взглядом, присущим разве что только карманникам, замечая, что мусор не сводит глаз с Лимпуса, который был по-прежнему абсолютно спокоен и невозмутим.
Можно было только восхищаться его актерской игрой и выдержкой, а ведь он был тогда еще слишком молод для подобных сцен!
Но воровская школа бродяги давала знать о себе сполна. Поймав иглой вену и проткнув ее, я медленно ввел морфий, откинулся на диван и стал потихоньку ждать, когда кумар, как злой джинн, покинет мое тело.
Когда это произошло, я был уже во всеоружии. Главной моей целью было отмазать Лимпуса, что уже, по моему мнению, не представляло особых сложностей: я грузился, он сыграл мужика, все стыковалось как нельзя лучше. В общем, можно было надеяться.