Фотография с прицелом - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Пронин cтр.№ 9

– Вы очень мужественный человек, Евдокия Ивановна.

– У меня десятилетняя закалка.

– Это чувствуется. Я только сейчас осознал тяжесть молотка, лежащего на вашем подоконнике.

– У меня к вам только одна просьба, Павел Николаевич.

– Слушаю вас внимательно.

– Не мешайте мне. Вы меня услышали? Я не смогу жить, если не сделаю того, что положено. Да и Света не простит мне слабинки. Мы же с ней каждую ночь беседуем. Она верит в вас, но и меня не сбрасывает со счетов.

– Она знает о вашем молотке?

– Это ее подсказка, – ответила женщина уже от дверей. – Если понадоблюсь, позвоните. Всякое бывает. Вдруг чего-нибудь внятное произнесу, – проговорила она, шаловливо подмигнула Пафнутьеву и вышла из кабинета.

Павел поднялся, выглянул в коридор и плотно прикрыл дверь. Потом, поколебавшись, он два раза повернул ключ в замке. Не хотелось ему сейчас ни с кем разговаривать, отвечать на чьи-то вопросы, спрашивать кого угодно о чем-либо.

У него было такое ощущение, будто Евдокия Ивановна не ушла из его кабинета. Она все еще здесь, сидит на стуле, на который ее усадил Худолей, и посматривает на него, Пафнутьева, улыбчиво и почти снисходительно.

«Ну что ж, уважаемая Евдокия Ивановна. Давайте продолжим, если не возражаете. Изымать у вас молоток как орудие будущего смертоубийства, думаю, бесполезно. Вы завтра же обойдете своих подружек и соберете десяток таких молотков, если они вам понадобятся».

«Нисколько в этом не сомневайтесь».

Пафнутьев почти увидел, как женщина усмехнулась.

«У меня такое ощущение, что у вас приготовлен не только молоток. Признавайтесь, Евдокия Ивановна».

«Правильное ощущение».

«И не только у вас, не так ли?»

«Вы опять угадали».

«Сколько же вас?!»

«Вполне достаточно, Павел Николаевич, даже не сомневайтесь».

«И что-то огнестрельное у вас тоже есть, да?»

«Есть. Мы ведь не верим вам, Павел Николаевич».

«Мне не верите?! – ужаснулся Пафнутьев, вышагивая по кабинету от двери до окна. – Мне лично?!»

«Глаза у вас вроде бы честные, и усердие чувствуется. А вот возможностей маловато».

«Возможностей для чего?!» – почти вскричал Пафнутьев, доведший себя до гнева в этом мысленном разговоре.

«Чтоб посадить злодеев, – спокойным негромким голосом ответила Евдокия Ивановна. – Статью найдут удобную. Справки соберут. Детишки, дескать, хворают. Жену надо в больницу класть. Мать помирает. Ко времени суда у них у всех жены забеременеют. Звонки опять же от начальства, письма от рабочих коллективов. А там, глядишь, и амнистия подоспеет». Женщина горько усмехнулась и вдруг испарилась из кабинета.

Да и настойчивый стук в дверь разрушил сосредоточенность этой странной беседы.

– Кого там еще черти несут? – пробормотал Пафнутьев, поворачивая ключ в замке и открывая створку.

На пороге стоял Худолей.

– Некстати? – спросил он, пятясь в коридор.

– Входи, – буркнул Пафнутьев. – Садись. – Он кивнул на стул, еще не остывший после ухода Евдокии Ивановны. – Рассказывай.

– Что рассказывать-то, Паша?

– Все рассказывай. Как на духу. Без утайки.

– Значит, так. В нашу забегаловку отныне с собой приносить ничего нельзя. Говорят, подадим все, чего пожелаете. Но по тройной цене, Паша! Другими словами, перекрыли дыхалку. Я подхожу к директору этой забегаловки. Михалычем его зовут. Мол, это непотребство касается и нас? Мы же постоянные ваши гости, ни в чем дурном не замечены, ведем себя пристойно и даже примерно. К девочкам вашим, к официанткам, не пристаем, матом не ругаемся, в долг не пьем, ночевать не остаемся…

– А он? – перебил его Пафнутьев.

– А он матерится как… да, как собака!

– Значит, достали мужика. Штрафами обложили, пить на халяву повадились, девочек за разные места щиплют.

– Что делать будем, Паша?

– Выручать надо Михалыча, что же еще. Метода обычная. Как разгуляются халявщики, Михалыч пусть свистнет. Ты заходишь с фотоаппаратом и вспышкой. Главное, чтобы она хорошо работала. Эти поганцы больше всего вспышки боятся. И – крупным планом. Пьяные морды, пустые бутылки, раздавленные тарелки, опрокинутые фужеры. Это уж пусть девочки постараются. Я, как обычно, тыл прикрываю. Снимки делаешь цветные и покрупнее. Утром я отношу их прокурору и красочно, живописно раскладываю на громадном его столе. Дескать, в редакции газеты вернули на время по дружбе. Прокурор приходит в ужас и в тот же день обкладывает халявщиков данью. А наша с тобой жизнь у Михалыча продолжается в любви и согласии.

– Паша!.. – Худолей прижал полупрозрачную бледно-розовую ладонь к груди, проглотил комок волнения и признательности, смахнул со щеки набежавшую слезинку и произнес: – Я давно хотел сказать тебе эти слова, но мне всегда что-то мешало. Но сейчас я не могу сдерживаться, да и не хочу, Паша!

– Слушаю тебя внимательно, – хмуро проговорил Пафнутьев.

– Ты очень умный человек, Паша. И невероятно добрый. Я не встречал в своей жизни человека, который, как и ты, мог бы вот так!..

– Я много тебе задолжал?

– Совсем немного, Паша! Сущий пустяк! В любой забегаловке…

– Сегодня рассчитаюсь.

– Я так и знал, Паша! Сердце подсказывало, весь день билось как сумасшедшее. А все ты, Паша!..

– Пока ты в ясной памяти и твердом рассудке, докладываю. Человека в курточке зовут Зайцев Игорь Сергеевич. Он остался верен своему школьному увлечению и закончил летное училище. А сейчас работает в аэропорту города Ростова.

– Паша! Неужели это возможно?!

– Успокойся, Худолей. Здесь нет никакой моей заслуги. Евдокия Ивановна сработала. Сегодня утром она принесла мне имя, отчество и фамилию. Как поется в песне, на бумажке всей помятой. – Пафнутьев через стол придвинул к Худолею лист, вырванный из школьной тетради в клеточку, видимо, оставшейся еще от дочки. – Евдокия Ивановна изложила результат своих поисков именно на этом листке, с явным намеком на то, что вот, дескать, еще один привет тебе, Павел Николаевич, от Светы.

Худолей старательно разровнял бумажку на столе Пафнутьева, вчитался в каждую буковку.

Наконец-то он поднял глаза на любимого руководителя и осведомился:

– Так ты, Паша, утверждаешь, что его зовут Зайцевым Игорем Сергеевичем. Я правильно понял?

– Нет, неправильно. Ты произнес это так, будто я назвал тебе имя насильника и убийцы.

– А на самом деле?

– На самом деле это имя парнишки, который десять лет назад заканчивал школу. Иногда, учась в десятом классе, он надевал курточку с железными пуговицами, на которых был изображен пропеллер. Нравилась ему эта курточка, и он иногда щеголял в ней в ту весну, уже весьма далекую.