Оля была в шоке. Она как-то уже свыклась с мыслью о том, что у нее будет малыш, будет хоть кто-то, кто поймет ее, разделит одиночество, которое противной серой паутиной начало опутывать Олину жизнь. Но главное, Олег совсем не поддержал Олю в эту трудную минуту. Он почему-то считал, что она виновата в том, что случилось. Она-де недостаточно следила за своим здоровьем, что-то там недосмотрела, недопочувствовала, не легла на сохранение. Он отдалялся от Оли все больше и больше, не приглашал ее на ужины в ресторан, не уговаривал ехать куда-нибудь за границу, не дарил подарки. Он лишь открыл ей счет в банке, дал карточку и сказал делать с ней все, что заблагорассудится.
Другая бы с горя загуляла на мужнины деньги, хотя бы этим компенсируя отсутствие с его стороны внимания. Оля же сидела дома, читала книги, которые по сравнению с шубами и салонами красоты стоили сущие копейки, и еще давала советы изучающим английский на разных Интернет-форумах. Единственное, на что Оля тратила довольно-таки приличные суммы, была частная клиника, в которую она ходила на обследования в надежде все-таки зачать и выносить здорового ребенка. Тем летом, ровно через год после свадьбы, Оля отдыхала в спа-центре в Финляндии одна…
Через два года Оля перестала быть уверена, что сможет кого-то родить, просто потому, что муж с ней спал все реже и реже, а домой возвращался все позже и позже. Если даже он бывал дома, то говорить им друг с другом было категорически не о чем. Оля понимала, что ее успехи в преподавании языка он-лайн его только раздражают, поэтому молчала и не рассказывала о них совсем. Лечение давно перестало Олега интересовать, он только кивал и говорил: «Если надо, возьми еще денег». Сам он про работу никогда особенно не распространялся, обычно рассказывая Оле анекдоты или какие-то истории, произошедшие на дороге, типа: «Опять эти чайники столкнулись» или «За рулем, естественно, сидела баба». Впрочем, в последнее время Олег больше молчал, включив огромный телевизор погромче.
Больше всего за городом ей нравилась природа. Листья желтого, зеленого, красного цветов рассыпались по всей территории до самого забора. Оля специально попросила дворника не убирать их с лужайки. Она сидела на скамейке и смотрела, смотрела, смотрела на расстилавшийся перед ее глазами ковер. Рядом стоял мольберт. Чуть погодя Оля начала рисовать.
Совсем недавно жизнь понемногу начала меняться к лучшему. Во-первых, Олю пригласили преподавать на он-лайн курсы английского языка. Платили там мало, но поскольку для нее деньги не являлись главным условием, Оля с удовольствием взялась за работу. Она придумывала разные программы, пыталась увлечь своего ученика и порой проводила перед экраном целый день. Кроме этого, Оля еще летом обнаружила в местной рублевской газете объявление о наборе в художественную студию. Занятия проводились днем, два раза в неделю, в коттеджном поселке неподалеку от Олиного дома. Стоимость занятий Олины уроки через Интернет никогда не окупили бы, но банковский счет Олег жене пополнял регулярно, поэтому, несмотря на легкий шок от услышанной цифры, Оля записалась в студию.
В основном в студии занимались женщины за сорок. Это были дамы, которые вместе с мужьями поднимались до статуса «новых русских», а поднявшись, выли от нечего делать дома. Дамочки помоложе находили себе развлечения в фитнес-клубах, салонах красоты, ресторанах и увлекались вокалом. То есть уж если и заниматься искусством, то либо писать книги, которые потом с радостью за свой счет опубликует любимый муж, либо петь, чтобы потом опять-таки с помощью того же любимого мужа записать диск, а одну из песен отправить замыливать уши слушателю на радио. Тут уж у кого какие таланты. Некоторые, впрочем, рожали любимым мужьям детей, с которыми сидели няньки, но все-таки досуг был условно занят.
Женщины за сорок в основной массе детей уже родили и даже успели их подрастить, в фитнес ходили не так оголтело, как их молодые «коллеги», литературным и вокальным творчеством не увлекались. Среди женщин постарше модным стал дизайн, а для менее продвинутых, но более утонченных – рисование.
В художественной студии рисовать учили быстро – олигархические жены хотели достичь результата мгновенно, как на курсах по ускоренному изучению иностранных языков: «Я, пожалуй, слова учить не буду. Грамматика тоже особенно никому не нужна. Да и не понимаю я ее. Но вот заговорить я должна через месяц. А лучше через пару недель». Оле эта категория граждан была хорошо знакома, так как подобные особи водились не только среди богатых людей с Рублевки. Терпения и усидчивости дамам явно не хватало. Посидев несколько занятий перед мольбертом, пытаясь в карандаше запечатлеть вазочки, яблоки и прочие предметы, щедро выставленные перед учениками на небольшом возвышении, дамы бросали это дело, перемещаясь обратно в привычные глазу салоны красоты.
Оля, нисколько не претендуя на звание «лучшая художница Рублевки», тем не менее задержалась в студии дольше всех. Ученицы приходили и уходили, а Оля оставалась, упорно постигая азы живописи. К осени она успела договориться с преподавателем об индивидуальных занятиях, потому что, во-первых, ей стали мешать ничего не делающие сокурсницы, а во-вторых, Оля хотела заниматься больше и дольше, чем другие. Преподаватель, бородатый колоритный мужчина лет пятидесяти, с удовольствием взялся за обучение.
И вот, сидя в собственном саду перед чистым листом бумаги, Оля пыталась выполнить домашнее задание на тему «Осень». Вроде и не сложное задание, но ведь чем шире поставлена задача, тем сложнее ее выполнить. Помогли неубранные листья. Конечно, рисовать разноцветные опавшие листья банально. Но Оля зацепилась за эту идею и принялась потихонечку ее воплощать карандашом на бумаге.
Листочки выходили неплохо. Пусть пока еще только в карандаше, но Оля уже чувствовала, что получиться должно хорошо. Она смешает разные краски, и будет полная гамма тех цветов, что лежали сейчас перед ней. Подул ветер, и листочки, пошуршав для порядка, слегка поменялись местами друг с другом. Где-то проглянула зеленая трава газона, не успевшая еще уступить свое место холодной, сырой, голой земле. Цвета смешивались сами, как будто кто-то хотел усложнить художнице задачу: вот сейчас тут у нас так, а через минуту все иначе, сейчас у нас больше бордового, а вот подожди чуть-чуть, и увидишь, что больше желтого и коричневого. «Так будет продолжаться вечно, – подумала вдруг Оля, – потом будет больше черного, оголится земля, потом пройдут дожди, и зеркальные лужи станут отражать небо, которое в свою очередь будет мешать и мешать краски от голубого до темно-серого. После наступит зима, и с черным смешается белое, лужи покроются коркой льда, а потом белое, здесь за городом, не в Москве, конечно, вытеснит все остальные цвета. Лишь будет отдавать чуть голубизной, лишь будет на солнце сверкать снег, переливаясь ничуть не хуже моих бриллиантов. Только бриллианты лежат себе в шкатулке в полумраке вечно зашторенной спальни, а снег блестит на улице, расплескивая яркие блики направо и налево так, что хочется зажмуриться». Оля застыла с карандашом в руке, вдруг поняв, что вот это движение красок ей не передать никогда. Что листья просто застынут на холсте в одном своем минутном положении, и никто даже не догадается, куда они полетят потом, как лягут буквально через мгновение.