Чужой клад - читать онлайн книгу. Автор: Александра Девиль cтр.№ 5

Но после смерти Антиоха Дмитриевича Ивану пришлось вернуться на родину, от которой он уже успел порядком отвыкнуть. Подвизаясь то учителем в богатых семьях, то секретарем Киевского и Переяславского коллегиумов, он: однажды был замечен Тепловым и приглашен на службу в гетманскую канцелярию, где занимался переводами английских и французских книг. А уж там и до театральной стези оказалось недалеко…

Иван Леонтьевич, ошеломленный известием об ужасной участи Раины, в мрачной задумчивости стоял возле боковых ворот гетманского двора. Впервые за тридцать шесть лет своей жизни он так близко столкнулся с преступлением. Слышал о страшных казнях, о разбойниках-душегубах, о жестоких войнах; видел леденящие кровь убийства на сцене и не раз представлял их в своем воображении, — но чтобы так, наяву, да в мирное время, — этого ему покуда наблюдать не приходилось, Бог миловал казацкого сына от столкновений с кровавыми зверствами. Конечно, Шалыгин послал людей за приставом, да только, будучи человеком умным, он не верил, что кто-то из чиновников сможет найти злодея. Скорей всего, и заниматься делом об убийстве бедной девушки всерьез не будут. А простые люди все спишут на ведьму из озера.

А тут еще Ивану Леонтьевичу докучали своими советами и предположениями помощники и всякие любопытные доброхоты. Ольга, другие актерки, а также дворовые бабы были уверены, что во всем виновата озерная нечисть, Тарас и Савва поддерживали версию о неизвестном насильнике, супруги Боровичи все валили на озлобленного дурачка Юхима, а их кузина, самонадеянная девица Анастасия, и вовсе подозревала какого-то странного охотника, встреченного ею в лесу. Суждения панны Криничной вызывали у Ивана Леонтьевича особенный скептицизм. Надо сказать, что Шалыгин, хоть и был человеком просвещенным, не очень-то жаловал чрезмерно независимых особ женского пола, которые, едва научившись грамоте, уже считали себя достойными заседать в ученом совете. Впрочем, Анастасия, для которой родители не поскупились на хороших учителей, была действительно образованная девица, да и собою очень хороша, но Иван Леонтьевич слишком ценил свою душевную свободу, чтобы позволить себе смотреть на девушку мужскими глазами и выражать ей восторг. К тому же он понимал, что ни происхождением, ни своей непритязательной внешностью никак не может рассчитывать на перспективы какой-то взаимности, а потому видел в Анастасии лишь актрису. Он вообще был холостяк по убеждению, а скромные потребности свои на ниве Эроса удовлетворял с собственной экономкой — приятной вдовушкой из простых мещан.

Выслушав все доводы доморощенных полицмейстеров, Иван Леонтьевич покачал головой и усталым голосом изрек:

— С озерной нечистью пусть попы разбираются. Юхима допросит пристав. Ну а на предмет насилия бедную Раину должен осмотреть врач. Что же до вашей версии, Анастасия Михайловна, так она самая ошибочная. Вы говорите, что встретили охотника незадолго до того, как подойти к озеру, так? Но, если б это он зарезал Раину, кровь бы еще текла из раны. А поскольку кровь давно запеклась, можно сделать вывод, что несчастную убили вечером или ночью.

Слегка пристыженная Настя на пару секунд замолчала, но потом все-таки нашлась:

— А если этот охотник и вчера бродил по лесу? Он мог убить Раину вечером, а утром отправиться на охоту за другими девушками.

И вдруг за спиной у Насти раздался зычный и слегка надтреснутый голос:

— Какой это охотник испугал нашу прекрасную панночку?

Настя с неудовольствием оглянулась на пришедшего. Тучный и краснолицый господин лет тридцати с лишком вытирал пот со лба и умильными глазами смотрел на девушку. Это был судебный заседатель Остап Борисович Новохатько, давний знакомый семьи Криничных, который в последнее время стал уж очень докучать Насте своим вниманием. Его деревня была по соседству с Криничками, и он в былые годы не раз приезжал в гости к родителям Насти. Потом, женившись на дочери нежинского сотника, он и сам поступил на службу, уехал в Нежин, а после — в Глухов. Года два назад Остап Борисович овдовел, детей у него не было, и жил он пока бобылем. Встретив в Глухове Настю, которую не видел уже лет шесть, он был поражен превращением угловатого подростка в прелестную девушку, что к своим двадцати годам достигла полного расцвета как внешностью, так и живостью ума. Теперь Настя не знала, как отбиться от его настойчивых ухаживаний, а Новохатько, всерьез считавший себя покорителем женских сердец, пребывал в полной уверенности, что девушка просто кокетничает, дабы набить себе цену. Он стал являться незваным на репетиции в театр, где его красноречивые взгляды и вздохи уже служили предметом насмешек актеров и слуг. А знаток языков Иван Шалыгин для смеха вздумал перевести фамилию Новохатько на итальянский лад и, заметив, что «хата» — это «каза», а «новая» — «нуова», говорил, что Настиного обожателя можно называть «синьор Казанова».

Давно ходили слухи, что гетман собирается отделить суд от войсковой управы и учредить для решения гражданских дел земские и подкоморные суды. Остапа Борисовича прочили на должность земского судьи от Глухова, потому и называли его многие заранее судьей, хоть он был пока только заседателем в сотенном суде.

— Пан судья, зачем вы утруждались приходить к нам? — захлопотал Шалыгин с показным почтением. — Мы бы сами пришли к вам в присутствие и доложили о злодействе, виновник которого известен, увы, только Богу.

Иван Леонтьевич, когда хотел, умел изъясняться складно и велеречиво. Боровичи ему вторили, обращаясь к важному чиновнику с еще большим почтением. Но Остап Борисович отличался тугодумием и не сразу понял, что к чему, да еще и стремился расспрашивать не всех, а одну только Настю. Предоставив Шалыгину и другим вести разговор с полицейским приставом, Новохатько отвел Настю в сторону, и она с досадой вынуждена была ему подчиниться. Разговаривая с назойливым поклонником возле беседки, девушка вдруг услышала со стороны ворот до странности знакомый голос:

— Ванька! Шалыга! Ну наконец-то я тебя нашел! Так ты теперь при гетмане, как был Мольер при Людовике XIV?

Настя повернула голову и увидела, что Шалыгин с распростертыми объятиями бежит навстречу тому самому подозрительному охотнику и радостно восклицает:

— Неужели это Денис Томский собственной персоной?

Настя, стоявшая поодаль от ворот, да еще в тени беседки, не была сразу замечена незнакомцем и успела шепнуть собеседнику:

— Глядите, Остап Борисович, это тот самый человек, охотник из леса.

— Он? Так это ж племянник помещицы Томской! Он вчера прибыл из Киева, заходил в городскую управу, я его видел. Так это его вы приняли за разбойника? Ой, не могу!.. — И Новохатько разразился оглушительным хохотом.

Настя от досады готова была разорвать влюбленного чиновника, потому что его нелепый смех тут же привлек внимание давешнего незнакомца, который, едва оглянувшись, сразу заметил Настю и, сделав в ее сторону один шаг, с усмешкой спросил у Шалыгина:

— Наверное, эта смуглянка исполняет в вашем театре роли злодеек? В лесу я ее принял сперва за нимфу, а потом — за фурию.

— Она о тебе тоже нелестно отозвалась, — заметил Шалыгин, уже сообразивший, что именно его приятель и был предметом Настиных подозрений. — И чуть не послала по твоему следу служителей Фемиды.