Безгрешность - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Франзен cтр.№ 77

Но запах бывает и раем. Он был им не в окрестностях аэропорта Санта-Крус-де-ла-Сьерра, где фекальный дух от коровьих пастбищ смешивался с керосиновой вонью неэффективных двигателей, запрещенных в Калифорнии задолго до рождения Пип; не во внедорожнике, который уверенно повел сквозь дизельные выхлопы по кольцевым бульварам города молчаливый боливиец Педро; не на шоссе, ведущем в Кочабамбу, где каждые полкилометра очередной “лежачий полицейский” давал Пип возможность обонять несвежие фрукты и жареное мясо и видеть приближающихся продавцов этих фруктов и этого мяса – они-то и установили “полицейских”; не в жаркой духоте на пыльной дороге, куда Педро свернул после того, как Пип насчитала сорок шесть “полицейских” (Педро называл их rompemuelles – это было первое новое испанское слово, которое она узнала здесь); не за гребнем горы, где они спускались по такому крутому склону, каких мало и в Сан-Франциско, под полуденным солнцем, выпаривавшим летучие компоненты из пластиковой обшивки в салоне “ленд-крузера” и бензин из запасной емкости в грузовом отсеке; но когда дорога, нырнув сквозь сухой древостой и сквозь более влажный лес, наполовину вырубленный ради кофейных плантаций, в конце концов пошла вдоль ручья, втекавшего в маленькую долину такой красоты, какой Пип и вообразить не могла, – тут-то и начался рай. Два аромата одновременно, раздельные, как слои прохладной и теплой воды в озере, – один от какого-то обильно цветущего тропического дерева, другой травяной, составной, от козьего пастбища – хлынули в открытое окно машины. От группы приземистых строений в дальнем конце долины, у маленькой речки, еле слышно веяло сладким древесным дымком. Самому воздуху здесь был присущ некий особый климатический запах, совершенно не североамериканский.

Место называлось Лос-Вольканес. Тут не было вулканов, но долину обступали остроконечные скалы из красного песчаника, поднимавшиеся на полкилометра и выше. Вода, которую песчаник вбирал в себя в дождливый сезон, круглый год питала речку, вившуюся сквозь участок влажного леса – сквозь небольшой джунглевый оазис посреди сухой местности. Через лес, ветвясь, шли ухоженные тропки, и в первые свои две недели в Лос-Вольканес, пока другие практиканты, занятые в проекте “Солнечный свет”, и наемные служащие делали свою теневую работу, Пип, которой доставались только мелкие задания, не требовавшие квалификации (Андреас Вольф был в отъезде, в Буэнос-Айресе, и она поэтому еще не прошла вступительное собеседование, на котором он сообщал новым практикантам, чем им предстоит заниматься), бродила по этим тропкам и каждое утро, и ближе к вечеру. Чтобы отвлечь себя от того, что осталось в Калифорнии, чтобы не звучали в ушах жалобные материнские возгласы: “Пьюрити! Береги себя! Котенок!”, которые неслись ей вслед, когда она отправилась в аэропорт, она погружалась в запахи.

Тропики были обонятельным откровением. Ей стало понятно: выросшая в умеренном климате близ калифорнийского Санта-Круза (не путать с боливийским Санта-Крус-де-ла-Сьерра), она доныне была подобна человеку, чьи глаза привыкли к полутьме. Калифорния сравнительно скудна по обонятельной части, и потому взаимосвязь всевозможных запахов не была ей там очевидна. Вспомнилась лекция в колледже, на которой преподаватель объяснял, почему все цвета, воспринимаемые человеческим глазом, можно представить с помощью двумерного цветового круга: дело в том, что рецепторы нашей сетчатки бывают трех видов и каждый вид воспринимает свой цвет. Если бы рецепторы подразделялись на четыре вида, для того чтобы представить все способы смешения цветов, понадобилась бы трехмерная цветовая сфера. Тогда ей не хотелось этому верить, но теперь, в Лос-Вольканес, запахи убеждали ее. Как по-разному может пахнуть одна только земля! От почвы одного вида шел отчетливый дух гвоздичного дерева, от другого – зубатки; в одном месте от суглинка тянуло цитрусом и мелом, в другом – пачулями, в третьем – хреном. И есть ли на свете хоть что-нибудь, чем не может в тропиках пахнуть гриб? В лесу, почуяв мощный аромат жареного кофе, до того богатый, что он чуть погодя напомнил ей запах скунса, а затем шоколада, а затем тунца, она сошла с тропы, пустилась на поиски и наконец отыскала гриб, от которого он исходил; аккорды лесных запахов включали в себя все эти ноты и впервые навели ее на мысль об обонятельных рецепторах в носу. Тот же рецептор, что реагировал на калифорнийскую марихуану, реагировал и на боливийский дикий лук. В радиусе полумили от строений можно было повстречаться с пятью разными цветочными запахами, близкими к запаху маргаритки, который, в свой черед, был недалек от запаха высохшей на солнце козьей мочи. Бродя по тропам, Пип могла вообразить себя собакой, которую никакой запах не отвращает, которая воспринимает мир как единый многомерный пейзаж, составленный из интересных и взаимопереплетающихся запахов. Чем не рай своего рода? Ты точно на экстази – но без экстази. У нее возникло чувство, что если она пробудет в Лос-Вольканес достаточно долго, то в конце концов сможет улавливать все запахи, какие есть, подобно тому как ее глаза уже видят все краски цветового круга.

Поскольку никто не обращал на нее особого внимания, первую неделю она позволяла себе слегка чудить. Вечерами, когда стремительно, на тропический манер, темнело, она за ужином (который для парней-хакеров был завтраком) пыталась заинтересовать других молодых женщин своими обонятельными открытиями, своим собачьим поиском неизведанных запахов и своей теорией, что плохих запахов не существует в природе, что даже те из них, что считаются самыми скверными – людских испражнений, бактериального разложения, мертвечины, – скверны лишь вне контекста, что в таком месте, как Лос-Вольканес, где обонятельный пейзаж столь богат, можно и в них найти хорошее. Но другие девушки, которые все до одной были – возможно, неслучайно – красивы, похоже, не обладали таким тонким нюхом, как она. Они соглашались, что цветы и воздух после дождя здесь пахнут очень приятно, но она видела, как они переглядываются, составляя мнение на ее счет. Напоминало столовую колледжа в первую неделю учебы.

Ее возраст был лишь чуть-чуть ниже среднего по всему персоналу Проекта. Ее удивляло, сколь многие, когда она спрашивала, почему они работают у Андреаса, говорили о своем желании изменить мир к лучшему. При всей похвальности подобного стремления саму эту фразу, думалось ей, давно следовало бы стереть насмешкой с лица земли; способность к иронии явно не входила здесь в число главных требований к сотрудникам. На месте Андреаса Пип начала бы менять мир к лучшему, наняв хотя бы нескольких женщин исполнять программистскую работу. Если не брать в расчет красавца гея Андерса родом из Швеции, который обладал кое-какими журналистскими талантами и писал обзоры утечек, организованных “Солнечным светом”, разделение труда здесь было стопроцентно гендерным. Парни писали программы в надежно защищенном здании без окон за козьим пастбищем, девушки сидели в переоборудованном амбаре и занимались развитием сетевой инфраструктуры, пиаром, поисковой оптимизацией, верификацией источников, установлением связей, текущими делами, связанными с веб-сайтом и бухгалтерским учетом, поиском информации по тем или иным темам, размещением материалов в соцсетях, копирайтингом. У всех до одной биографические данные были более впечатляющими, чем у Пип. Уроженки Дании и Англии, Эфиопии и Италии, Чили и Манхэттена, они, похоже, потратили свои университетские годы в Брауне или Стэнфорде не столько на сидение в аудиториях (прочитав и перечитав в частных школах для сверходаренных “Улисса” к двенадцати годам, они спокойно могли отлучаться из колледжа на целые семестры), сколько на потрясающую работу у Шона Комса [51] или Элизабет Уоррен [52] , на борьбу со СПИДом в Тропической Африке или на интимную дружбу с недоучившимися в колледже миллиардерами – основателями новых компаний в Кремниевой долине. Пип увидела, что Проект никак не может быть чем-то зловещим или сектантским: молодые женщины, с которыми она тут познакомилась, были не из тех, кто совершает ошибки.