Безгрешность - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Франзен cтр.№ 164

Неделя прошла с тех пор, как шпионская программа в Денвере перестала функционировать. После того как Пип попросила его деинсталлировать ее, он мог бы поручить Чэню это сделать, и если бы он действовал быстро, он, возможно, избежал бы разоблачения, но последнее сообщение, которое послала ему Пип, вселило в него такую тревогу, что он едва мог дышать, какие уж там разговоры с Чэнем. Я хочу все это вычеркнуть, хочу, чтобы моя жизнь была здесь. Пока он не прочел эти слова, где-то внутри него обрывки любви к ней и надежды еще существовали; но теперь он не испытывал ничего, кроме боли и страха. Увидит ли он ее когда-нибудь снова, что она или кто-либо другой будет о нем думать – все это больше не имело значения. Ничто не имело для него больше значения, ничто и нигде.

Или почти ничто. В Лондоне его мать неплохо перенесла противораковую терапию и довольно быстро поправлялась. Если бы в те дни, что он пролежал в своей комнате, он был способен хоть на что-нибудь, он попросил бы ее опять к нему приехать. Ей всегда все в нем нравилось. Самая дрянная мать на свете, для него она была лучшей матерью на свете. Лежа в постели, он принял бы от нее любовь и заботу на любых условиях. Поистине это выглядело едва ли не сутью его состояния.

Он приближался к бетонному мосту через реку, держась в проложенной Педро автомобильной колее, чтобы не ступать в грязь от ночного дождя, и тут услышал впереди, за поворотом, шум переходящего на пониженную передачу “ленд-крузера”. Хорошего в его состоянии было только то, что приближение машины его тревогу не увеличило. Потому что увеличивать ее было некуда. Максимум, что Том мог сделать, – это убить его.

Мысль, что Том может его убить, была, впрочем, сродни ожиданию дождя в пустыне. Не то чтобы облегчение, но причина для того, чтобы продолжать двигаться вперед. Смерть, как бы она ни наступила, положит конец страху перед ней, не дающему дышать; конкретный способ не так уж важен. Но близость между убийцей и жертвой – разве бывает человеческая близость теснее? В определенном смысле Хорст Кляйнхольц был ему ближе, чем кто бы то ни было с тех пор, как он покинул материнскую утробу. И умереть, зная, что Том тоже способен на убийство, – уйти из мира с ощущением, что все-таки не был в нем так одинок, – это тоже казалось неким проявлением близости.

Пища для размышления. Он пошел чуть быстрее; поднял голову, расправил плечи. Каждый шаг перемещал его и во времени немного вперед. Знание, что оставшиеся шаги сочтены, делало боль этой ходьбы не такой нестерпимой. Когда из-за поворота показался “ленд-крузер”, он улыбнулся старому другу.

– Том, – с теплотой в голосе промолвил он, протягивая руку сквозь пассажирское окно.

При виде руки Том нахмурился – казалось, скорее удивленно, чем сердито. На нем была рубашка защитного цвета – типичный журналист-гринго. Андреас видел его недавние фотографии, но сейчас, при личной встрече, то, как он изменился, пополнел, полысел, говорило о количестве прошедших лет.

– Да ладно тебе. Пожми.

Том пожал, не глядя на него.

– Может быть, выйдешь, пройдемся? А Педро поедет вперед с твоими вещами.

Том вышел из машины и надел солнечные очки.

– Очень рад тебя видеть, – сказал Андреас. – Спасибо, что приехал.

– Я приехал не для того, чтобы сделать тебе приятное.

– Я знаю. Но пройдемся все-таки.

Они пошли, и он решил не тянуть. Облегчение душевной боли было таким освобождающим, что возникло ощущение добавочного времени в футболе: все вперед, в атаку, спасать игру, пан или пропал.

– Мои запоздалые поздравления, – сказал он, – с тем, что у тебя есть дочь.

Том по-прежнему не смотрел на него.

– Я узнал про нее больше года назад, – продолжил Андреас. – Благороднее, конечно, было бы известить тебя сразу.

– “А Брут ведь благородный человек”, – процитировал Том Шекспира [104] .

– Виноват, виноват. Она впечатляющая во многих отношениях.

– Как ты ее нашел?

– Поиск по фотографиям. Программа примитивная, странно, что она сработала. Но мне, как ты знаешь, задуманное почему-то удается.

– Тебе даже убийство сошло с рук.

– Именно! – Он не чувствовал собственного тела: диковинная легкость. Рядом с ним шел единственный человек на свете, от которого у него не было тайн. – Но ты и сам кое-чего добился. Грандиозная история с пропавшей боеголовкой. Уже опубликовал?

– Неделю назад.

– Это я тебе ее подарил. Нам давно надо было наладить сотрудничество.

В каком-то пьяном порыве он хлопнул Тома по плечу. И продолжал болтать, гордо расхваливая Лос-Вольканес; между тем они прошли через пастбище, обогнули главное здание и поднялись на веранду. Его отец, муж Кати, подаривший ему свободу, не дожил до того, чтобы увидеть, как он распорядился этим подарком, что создал, но если бы он был жив и приехал в Лос-Вольканес, Андреаса, может быть, так же опьянило бы его присутствие, он так же принялся бы разыгрывать спектакль, перечислять свои достижения, зная при этом, что моральный приговор отца не смягчить ничем.

На веранде Тереса принесла им пиво. Летало несколько безжальных пчел. Том некоторое время хранил отеческое молчание.

– Итак, что же тебя привело в Боливию? – спросил Андреас.

– Ты спрашиваешь, что привело? Помимо того, что твои хакеры взломали мои компьютеры? – Голос Тома звучал глухо, ему явно стоило усилий сдерживать себя. – Помимо того, что ты манипулировал сознанием молодой женщины, которая оказалась моей дочерью?

– Мрачная картина, не спорю, – признал Андреас. – Но позволено ли мне будет указать, что вреда ни то ни другое не принесло и что ты начал, а не я?

Том, не веря своим ушам, уставился на него.

– Я начал?

– Мы договорились вместе поужинать. Помнишь? В Берлине. И ты не пришел.

– И ты поэтому теперь все это проделал?

– Мне казалось, мы друзья.

– Сообщив мне то, что ты сообщил, вправе ли ты винить меня в нежелании дружить?

– Как бы то ни было, счет теперь равный. Я хочу начать с чистого листа. Разумеется, у нас есть кое-какие новые утечки, которые могли бы тебя заинтересовать.

– Я не за этим сюда приехал.

– Догадываюсь.

– Я приехал сюда, – проговорил Том, не глядя на него, – с угрозой. Я опубликую о тебе материал. Сам его напишу. И приведу полицию на место захоронения.

Его жесткий тон был объясним, и все же Андреас, услышав, испытал боль. Будь Том наделен более тонким воображением, на него, может быть, подействовали бы его неявные признания – в том, что он симпатизирует Тому больше, чем Том ему, и в том, что его душевное здоровье оставляет желать лучшего.