Семена прошлого - читать онлайн книгу. Автор: Вирджиния Клео Эндрюс cтр.№ 7

Столько намеков было в его словах, так много недосказанного… Вполне достаточно, чтобы у меня мурашки поползли по спине.

Джоэл наконец вышел из комнаты, тихо притворив за собою дверь. Только тогда Крис смог убедить меня остаться в этой комнате, хотя бы на одну ночь. Он целовал меня, обнимал, гладил по спине и по волосам, успокаивал, как ребенка, пока я не пришла в себя и не смогла разглядеть все сделанное Бартом для того, чтобы восстановить былую роскошь этих апартаментов.

— Эта кровать — только копия прежней, — с мягким пониманием говорил Крис. — Наша мать никогда не лежала в этой кровати, дорогая. Барт прочел твои воспоминания, ты ведь знаешь об этом. Все, что ты здесь видишь, воссоздано им по твоему описанию. Ты с такой детальностью описала и «лебединую» кровать, и всю обстановку, что он решил, будто ты всегда мечтала о таких апартаментах, в которых жила наша мать. Может подсознательно ты действительно этого хотела, а он догадался. Прости, если я не прав. Пойми только, что он хотел угодить тебе, затратив много сил и средств, чтобы эти комнаты приобрели прежний вид.

Я отрицательно трясла головой: нет, никогда я не хотела того, что имела она.

— Хотела, — не верил он. — Хотела, Кэтрин! Ты горела желанием иметь все, что имела она! Я знаю. И твои сыновья знают. И не упрекай нас за то, что мы сумели распознать твои желания под ворохом всяких умных уверток.

Я готова была возненавидеть его за то, что он так хорошо знал меня. Но… я обхватила его руками и прижалась лицом к его груди, мне хотелось спрятаться даже от себя самой.

— Крис, не будь так жесток со мной, — выдохнула я. — Просто эти комнаты казались нам тогда такими удивительными, особенно, когда мы пробирались сюда тайком от нее… и ее мужа.

Он крепко обнял меня.

— А что ты думаешь о Джоэле? — спросила я. Немного подумав, Крис ответил:

— Мне он нравится, Кэти. По-моему, он очень растроган и обрадован тем, что мы разрешили ему остаться здесь.

— Ты сказал ему, что он может здесь остаться? прошептала я.

— А почему же нет? Мы уедем отсюда вскоре после того, как Барт отметит свое двадцатипятилетие и станет хозяином этого дома. К тому же нам представляется прекрасная возможность побольше узнать о Фоксвортах. Джоэл может нам рассказать о детстве и юности нашей матери, как жила вся эта семья. Возможно, узнав более подробно об их жизни, мы сможем понять, почему она предала нас, и почему наш дед желал смерти своим внукам. Вероятно, где-то в далеком прошлом что-то настолько повлияло на разум Малькольма, что он, в свою очередь, смог заставить родную дочь забыть материнский инстинкт и отказаться от защиты собственных детей.

По моему же мнению, Джоэл достаточно уже рассказал нам, я больше ничего не хотела узнавать. Малькольм Фоксворт был одним из тех странных человеческих существ, которым повезло родиться без совести, он просто не способен был чувствовать раскаяния за свои дурные поступки. Это невозможно ни объяснить, ни понять.

Крис ласково заглянул мне в глаза: его сердце и душа страдали от моего нежелания забыть все прошлые несправедливости и обиды.

— Я хотел бы еще порасспросить Джоэла о детстве и юности нашей матери, чтобы понять, что заставило ее жить так, как жила она. Наша родная мать причинила нам такую боль, которая не проходит до сих пор и не пройдет никогда, если мы не сможем понять, что руководило ею. Я простил ее, но ничего не смог забыть. Я хочу все понять, чтобы помочь тебе простить ее…

— Разве это поможет? — безнадежно спросила я. — Слишком поздно уже понимать и прощать нашу мать, и, если говорить честно, я не хочу никаких объяснений — потому что, если они будут, я буду обязана простить ее.

Он обессиленно опустил руки и, отвернувшись, отошел прочь.

— Я схожу за нашим багажом. Иди в ванную, к тому времени, как ты выйдешь, я уже все распакую.

В дверях он приостановился, но не оглянулся.

— Постарайся, обязательно постарайся использовать наше пребывание здесь, чтобы окончательно помириться с Бартом. Он теперь не тот, что был раньше. Ты ведь слышала его речь на подиуме. У этого молодого человека способности настоящего оратора. Его слова пробуждают в людях добрые чувства. Сейчас он может вести за собой людей, тогда как раньше он был скрытен и застенчив. Мы должны благодарить Бога, что Барт, наконец-то, освободился от своей скорлупы.

Я покорно склонила голову:

— Конечно, я сделаю все возможное. Прости меня, Крис, что я бываю так безрассудно упрямой, вот и сейчас опять…

Он улыбнулся и вышел из комнаты.

В «ее» ванной комнате, которая соединялась с великолепной туалетной комнатой, я медленно раздевалась, пока ванна из черного мрамора наполнялась водой. Меня окружали зеркала в позолоченных рамах, отражавшие мою наготу. Мне нравилась моя фигура, все еще стройная и прямая, и груди мои еще не обвисли. Раздевшись донага, я подняла руки, чтобы вынуть шпильки из волос. Разглядывая себя в зеркалах, я попыталась представить мою мать, стоявшую в той же позе, думающую о своем втором муже, который был моложе ее. Задумывалась ли она о том, где он пропадает в те ночи, когда он был со мной? Догадывалась ли, кто был любовницей ее Барта до того страшного Рождества, когда все выяснилось? Скорее всего догадывалась!

Ужин прошел спокойно.

Двумя часами позже я расположилась в «лебединой» кровати, разбудившей во мне днем такие щемящие воспоминания. Лежала и смотрела, как раздевается Крис. Как и обещал, он распаковал багаж, развесил в шкафы мою и свою одежду, сложил в комод наше нижнее белье. Сейчас он казался усталым и немного грустным.

— Джоэл сказал мне, что завтра придет прислуга договариваться о найме. Надеюсь, ты сможешь переговорить с ними.

Я удивленно приподнялась:

— Но я думала, Барт сам будет нанимать прислугу?

— Нет, он предоставил это тебе.

— Ох…

Крис накинул свой пиджак на бронзовую скульптурку слуги, и я вспомнила, что отец Барта, муж моей матери, делал так же, когда они здесь жили — вернее, не здесь, а в том, старом Фоксворт Холле. Воспоминания просто преследовали меня… Абсолютно голый, Крис направился в «свою» ванную комнату.

— Я только приму душ и приду. Пожалуйста, не засыпай без меня.

Я лежала в полутьме и вглядывалась в окружающие меня предметы. Меня охватило какое-то странное раздвоение личности. Мне казалось, что это не я, а моя мать, я представляла себе четверых детей, запертых на чердаке. Чувствовала страх и вину перед ними, чувствовала угрозу, исходящую с нижнего этажа от презренного старика, который жил да жил, но не давал жить другим — жестокий, злой и бессердечный от рождения. Какой-то голос снова и снова нашептывал мне все это. Я закрыла глаза и попыталась унять свою разыгравшуюся фантазию. Я больше не слышала голосов, не слышала музыки. Я ведь не должна уже дышать пыльным сухим воздухом чердака. Всего этого уже нет. Мне уже пятьдесят два года — не двенадцать, тринадцать, четырнадцать или пятнадцать.