Уже и больные замуж повыходили - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Сычева cтр.№ 63

II

Он правил страной Победившего Стиля, и население его знало — через газеты, ТВ, Интернет — как Алекса Билла, хотя на самом деле он был Алеша Белов, но он давно уже забыл детство, отца и мать, имя, страну, в которой он родился и жил; он забыл прошлое, потому что оно было глупо и дико; он жил настоящим — мощью власти, и будущим — программой, в которой не было места жалости и неопределенности. Страна шла по пути прогресса и побеждала. Это он, светлая голова, придумал ей новое название, открыл захватывающие горизонты грядущего торжества. Пусть страна его состояла теперь всего лишь из одного огромного города с прилегающими дачными окрестностями, что ж, не в территории дело. Он всем это доказал.

Алекс Билл признавал только целесообразность, разум и расчет. У него было небольшое бухгалтерское образование, рыбья голова с бесцветными глазами, плешка в редких, аккуратно зачесанных волосах. Он был средней внешности, фигуры, сложения; да, весь он был очень средний; но на него работала машина прогресса, и он заставлял население полюбить, признать его; электронные СМИ день и ночь тиражировали его изображение, доброжелательный взгляд бесцветных глаз, слабую улыбку, которую можно было трактовать как признак загадочности и масштабности натуры, и люди постепенно привыкали к его костюмам и галстукам, к его твердым, но неглубоким речам, которые он им диктовал день и ночь — ни дня без Победившего Стиля, ни дня без машины и прогресса.

Да, как только он перестал восхищаться травкой и птичками, как только он научился покорять, перекраивать природу, он почувствовал, что стал вполне человеком, почти богом, вершащим земные судьбы. И теперь Алекс Билл хотел поделиться своим счастьем с населением страны. Каждый из них должен почувствовать свою причастность к машине, к прогрессу. У каждого из них появится неземная власть. Для этого стоит жить!

Он знал, что любую самую грязную воду можно очистить, что пакетиком генетической пищи можно накормить целую толпу, что против бомбы бессильна любая вера, а комфорт цивилизации не сравним ни с каким отдыхом на природе. Стиль власти — быть сильным. От зубной щетки до ядерного оружия. Стиль народа — быть послушным, несвободным и счастливым в этой несвободе.

И он с наслаждением проводил эксперименты в стране Победившего Стиля. Он нашел, открыл ключ к управлению людьми — ритм, музыка. Железная музыка. Если с определенной механической частотой воздействовать на подсознание, человек начинает забывать внутреннюю музыку, гармонию прошлого. Он начинает жить настоящим, с готовностью принимая свою участь.

Алекс Билл смеха ради приказал найти на городском дне самого безобразного, грязного молодого бомжа — с выбитыми зубами, с лицом дебила, одеть его в стильные лохмотья, обучить нескольким танцевальным движениям и незамысловатым песенкам, таким, чтобы его интеллект мог их воспроизвести. Певец Лулу замелькал на телеэкранах, его раскручивали на радио и в Интернете, ежедневные газеты и глянцевые журналы почитали за честь напечатать комментарий к его творчеству или интервью с новой звездой. Спецслужбы вскоре сообщали Алексу, что все дискотеки столицы заполнены фанатами Лулу, что многие портят себе зубы и тратятся на пластические операции, чтобы соответствовать Победившему Стилю. Человек должен походить на свои творения, это же ясно!

Но гораздо больше Алекса радовало единомыслие не среди населения, а в стане власти. Конечно, люди собрались здесь разные, не без изъянов, кто-то увлекался женщинами, кого-то больше волновали деньги или недвижимость, и очень немногие так обожали прогресс, как Алекс Билл. Впрочем, советник Бурс Ми (Михаил Буров) как-то предложил ввести указом исполнение железных мелодий в церквах и соборах, но это уж было слишком — конституция гарантировала свободу вероисповедания, и дело кончилось тем, что создателей «железа» наградили очередной Государственной премией.

На заседании Госсовета депутат Лан Дова (Лада Дубова) предложила интересный способ отвлечения молодежи от наркотиков — программу «Погремушки». Суть — пропаганда через СМИ девушек и юношей стиля «унисекс» — бесполой молодежи, активно работающей на службе прогресса. Передовикам обещали льготы при посещении зала игровых автоматов. Эта блестящая, на взгляд Алекса, идея неожиданно встретила противодействие министра промышленности Пета Рэвла (Александра Ревина):

— Унисексы, подрастая, плохо работают. Они ни на чем не могут сосредоточиться более получаса! Кто будет вкалывать на будущее общество Полной победы Стиля?

Алекс нашелся сразу:

— Завезем китайцев. Они уже давно к нам рвутся. Им противны бамбуковые хижины и тощий рис с ржавой селедкой. Китайцы умеют работать, они заслужили право пожить в асфальтовых джунглях. Зовите — пусть едут! А унисексы не дадут им распоясаться с рождаемостью.

Министр культуры Шур Ба (Борис Шуровский) счел нужным предупредить:

— У китайцев уже целое тысячелетие поют механические соловьи. Их так много, что они, пожалуй, забьют нашего непревзойденного Лулу!

— На место Лулу мы выставим тысячи железных певцов с железными голосами. Приказываю: начните производство немедленно!

…Алекс Билл никогда, даже во сне, не испытывал тех чувств, что были описаны в книгах прошлых эпох. Конечно, в нем, как и в каждом здоровом человеке, время от времени вызревали желания, биологические, например, которые немедленно удовлетворялись, и в теле наступало знакомое провальное облегчение. Алекс был убежден, что любовь — выдумка, ложь, маскировка убогих: оправдание чувства долга или чувства жалости. В нем же, по-видимому, еще с рождения жила железная музыка, только более высокого, сложного порядка, чем примитивные вопли Лулу. И эта его избранность тщеславно волновала Алекса. Соитие с прогрессом радовало его, потому что рождался Стиль — искусственный отбор вместо естественного; и люди его государства уже наполовину были замещены машинами, технологиями и роботами, и без механических подпорок они уже не мыслили продолжения своей жизни. Они начинали болеть, когда вдыхали чистый воздух или выпивали глоток ключевой воды; всякое гармоничное, живое слово, выбивающееся из привычного ряда, ранило их и заставляло страдать. Люди давно уже казались Алексу детальками детского конструктора, из которого можно было свинтить, собрать новое, непобедимое человечество…

III

Мы жили в эпоху, когда наша родина все еще оставалась большой и по-своему великой, когда Алекса Билла никто не знал, а алеш беловых было никак не меньше нескольких сотен в разных городах и деревнях, когда машинный разум еще не приковал невидимой паутиной каждое сердце к пульсу единого наречия, мысли и музыки. Да, в наше время еще можно было, поднатужившись, походив по свету, найти настоящего, живого соловья и послушать его пение. Но в ту весну мы не могли вместе (да еще ночью!) вырваться в леса, так что и слушание алябьевского «Соловья» в исполнении красивой начинающей певицы было для меня счастьем. Я все-таки не удержалась, погладила твою руку, потом рукав пиджака. Я сделала это тихо-тихо, так, чтобы тебя совсем не потревожить, не отвлечь. Я, такая защищенная и маленькая рядом с тобой, иногда чувствовала себя и старше, и больше тебя, как чувствует себя мать рядом с ребенком, который, сколько ему ни расти, все равно будет и младше, и зависимей. Я пожалела, погладила тебя еще раз, потому что слеза моя соскользнула тебе на руку; в этом зале, таком тихом, простом, я вдруг подумала: «А нашему сыну могло быть уже пять лет!» И мне стало ужасно горько, что мы его не родили, не вырастили, что мы ему не радуемся; и, будь он сейчас с нами, мы бы, конечно, слушали настоящего соловья. Это было ужасное чувство тоски; впрочем, не мы одни виноваты — время.