Любовь и свобода - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Успенский, Андрей Лазарчук cтр.№ 28

Помещение получилось высоким, больше трёх метров, и просторным. Дождь туда не попадал, ветер не просвистывал, на случай внезапных холодов стояла армейская печь-излучатель. Ещё здесь было четыре снарядных ящика в качестве сундуков, сколоченный из досок стол, такой же шкаф без дверок, задёрнутый куском плащ-палатки, козлы для гамака… Практически в этом же шатре располагался погреб — его, конечно, Порох рыл не в одиночку, отец помогал, — а немного дальше — такая же малозаметная уборная. В общем, мечта партизана…

Труднее всего оказалось спрятать грузовик; единственное подходящее место нашлось метрах в пятистах от дома, под таким же, только поменьше, упавшим деревом. Лимон надеялся, что простая маскировочная сеть будет достаточным укрытием.

…И, само собой разумеется, многого не взяли. На чём спать, к примеру. Ну хорошо, девчонкам отдали оба имевшихся в доме гамака и оба одеяла; для парней были старые плащ-палатки, ещё более старые шинели и полушубки, много термоизолирующей плёнки… в общем, и замёрзнуть нельзя, и отдохнуть толком не удаётся; тем более, что в шинелях до поры до времени скрывались блохи…

Выручил, как обычно, «Спутник разведчика»: Лимон вспомнил, что из плащ-палатки и двух-трёх слоёв плёнки можно сделать отличный спальный мешок, что сухой древесный мох — но не чёрный, а пёстрый, с пятнами табачного цвета, — во-первых, мягок и не уминается, а во-вторых, отгоняет вредных насекомых; что ложиться в верхней одежде и обуви нельзя (то есть можно, но только в исключительных случаях, когда есть риск внезапного появления противника), потому что в конечностях нарушается кровообращение, что ведёт к преждевременной усталости личного состава… Короче, вторую ночь провели уже сносно, а третью (когда набросали мха почти по колено) — так просто с комфортом.

Недалеко протекал чистый ручей; шагах в двухстах от дома образовалась естественная запруда. Мыться целиком там было, естественно, занятием для особо закалённых (Лимон знал одного такого — и это был, как ни странно, Маркиз), но рядом имелась очень удобная площадка для костра. Посовещавшись, решили, что готовить лучше здесь, и здесь же греть воду — дров вокруг много, и по котелку на брата или сестру всегда можно сварганить. Быстро поставили кабинку для мытья: пять шестов, на которые наброшена чёрная плёнка. Там, глядишь, и баню построим, как у горцев, подумал Лимон; а кто нам запретит?..

Больше всего мешали жить перепады настроения и приступы почти физической слабости, которая не была слабостью на самом деле, а скорее отвращением организма к любой деятельности. Именно организма, не сознания, это Лимон понял довольно быстро. Он хотел, искренне хотел что-то делать, но, массаракш, как же невмоготу было себя поднять и повести! А ночью всем было трудно уснуть от сосущей, жуткой тоски; Шило искусал себе руки в кровь, пытаясь не издавать звуков; Лимон делал вид, что ничего не замечает. Пороха днём хватало когда на полчаса деятельности, когда на час; потом ему нужно было спрятаться от всех; а ночью он метался и плакал. Гас пытался по мере ума веселить народ, но скорее досаждал. Девчонки держались лучше ребят, но постоянно цапались между собой и потом ревели где-нибудь в зарослях.

Лимон сначала боялся, что с Полем будет много возни, даже не как с матерью тогда, а как с прошлом году с сестрой тётушки Яни, которая полгода умирала от опухоли мозга. Тогда тёте Яни многие помогали, потому что сестра совершенно ничего не понимала и не могла себя обихаживать, пачкала постель — ну, и тому подобное. Однако Поль оказался не таким. То есть он тоже ничего не понимал и спал сутки напролёт, раза два просыпаясь, чтобы попить воды. Он ничего не ел; Лимон первое время всё пытался его накормить, но Поль сжимал зубы. Было похоже, что он закукливается наподобие гусеницы. Кожа его стала бледно-коричневой и совершенно сухой, как обёрточная бумага. И пахло от него… Лимон не мог точно определить этот полузнакомый запах, но, во всяком случае, это не был запах больного человека — а скорее каких-то засохших растений, кожи, табака, старых газет… в общем, чего-то такого, не противного.

Ночью, когда становилось тихо, казалось, что Поль шуршит…

На первую охоту Порох отправился дней через семь после заселения, взяв с собой Шило (Лимон тихо попросил его об этом; Шилу надо было как-то переключиться). Они проходили недолго, вернулись с двумя толстыми кроликами. Выстрелов Лимон не слышал. Зее кроликов ловко ободрала и выпотрошила, потом они с Илли поссорились из-за того, как их готовить, потом помирились. Приготовили просто в котле, с травами и зелёной смородиной. Оказалось очень вкусно.

Мука была, но никто не знал, как печь хлеб. Поэтому делали пресные лепёшки. Они очень быстро высыхали.

Гас и Зее, как выяснилось, были двоюродными братом и сестрой, однако до сих пор общались мало: что-то их семьи между собой не поделили. Интересно, что друг на друга они совсем не походили: светло-рыжая Зее с узкой треугольной мордочкой, глазами слегка навыкате и губками в трубочку, худощавая и очень вёрткая — и Гас, темноволосый, с тяжёлым подбородком, глазами, почти не видимыми из глазниц, густобровый, тяжёлый, широкоплечий, сильный — почти как Порох, — но, в отличие от размашистого Пороха, медленный и осторожный — как будто его растили в тесной комнате среди хрустальных ваз и ломких падающих статуй (почему такая картина пришла Лимону в голову, он и сам не мог понять; впрочем, его донимали вообще какие-то необъяснимо сумбурные сумасшедшие сны, полные странных предметов и обстоятельств).

Чтобы не впасть в окончательную хандру, Лимон, когда мог, занимался обустройством быта личного состава. Сделал девчонкам выгородку, натаскал мха, сколотил из брёвнышек и множества тонких жердей стол и скамейки около кострища, само кострище превратил в очаг… Заготовил кучу дров. Иногда за работой удавалось забыться.

Примерно на пятнадцатый день Поль встал.

Как раз говорили про него. Был вечер, канун ночи. Из осторожности, да и из экономии тоже, жгли только одну свечку, поставленную на пол в середине большой «комнаты». Вокруг свечки и сидели — кто обхватив колени руками, кто полулёжа, опершись на локоть. В лесу орали какие-то птицы, которых не мог опознать даже Порох. Один раз вдалеке слышен был будто бы шум газующей машины, но он быстро прекратился: то ли мотор заглох, то ли машина развернулась и уехала.

— Я там мостик разобрал, если что, — сказал Порох. — Несколько досок с настила. Не проедут.

— Какой мостик? — не понял Лимон. Он не помнил никакого мостика.

— Канава дренажная, через неё мостик, — пояснил Порох. — С километр отсюда. Маленький мостик, его и не видно почти.

— Я видел, — сказал Шило. — Я ещё подумал тогда, что надо бы разобрать. И забыл.

— Я про Поля ещё вот что вспомнил, — сказал Порох. — Дядя Чаки рассказывал. Что у него ружьё было совершенно необыкновенное…

— Кто-то идёт, — сказала Зее.

Шило тут же дунул на свечку. Стало темно.

— Да никого… — шёпотом начала было Илли, но в этот момент за стеной громко хрустнула сухая ветка, проворчала собака, и чей-то незнакомый сиплый голос произнёс: