Я вспомнила, что слышала об этих огромных пещерах, расположенных неподалеку от Петербурга. Прошлым летом кто-то из моих знакомых даже ездил туда на экскурсию. Сказали, прикольно – идешь в темноте, с фонарями…
Но сейчас меня не интересовала никакая экзотика, мне хотелось только одного: поскорее выбраться отсюда… и еще, пожалуй, съесть что-нибудь горячее.
Я почувствовала аппетитный запах, исходивший из кипящего в котелке варева, и невольно сглотнула слюну.
– Ты, дочка, присаживайся, – очень своевременно предложил мне старичок, пододвигая ящик. – Похлебка поспела…
Он достал из своего мешка две помятые алюминиевые миски, две такие же видавшие виды ложки, горбушку хлеба. Зачерпнув из котелка ароматное варево, он протянул мне миску, ложку, по-братски разделил хлеб.
Я нечленораздельным мычанием поблагодарила его и набросилась на еду.
– О, как ты оголодала-то! – сочувственно вздохнул старик. – Давно уже бродишь-то? Никак ночевала тут? Ну ладно, ты ешь, ешь, не буду тебе мешать!
Я быстро прикончила содержимое миски, старик щедрой рукой налил мне добавки и умиленно смотрел, как я жадно поглощаю похлебку. Ничего более вкусного не ела!
Наконец я насытилась и подняла на старика благодарный взгляд.
– Пещеры – они шутить не любят! – проговорил он поучительным тоном. – Это еще теперь они чуток поменьше стали, пять лет тому назад большой кусок обвалом засыпало, так и то они на двадцать километров под землей тянутся, а раньше-то, до войны, больше пятидесяти было… само собой, я тут кое-что знаю, так и то не все входы-выходы заучил. Вот мой покойный дед, он все пещеры как свои пять пальцев знал… он еще Ленина по энтим пещерам водил!
– Кого?! – переспросила я, подумав, что ослышалась.
– Ленина, Владимира Ильича! – повторил старик, значительно подняв палец. – Когда он от энтих… от жандармов скрывался, дед мой его в одном тайном месте через пещеры провел… аккурат, значит, к станции вывел, и Ленин к поезду подоспел.
– Ну надо же! – проговорила я недоверчиво. – Никогда про такое не слыхала!
– То-то и оно, дочка… всей-то правды никогда не рассказывают… Ну ладно, дочка. – Старичок засуетился, сложил миски в рюкзак, затушил костер. – Пора нам идтить. Тебя уж там, наверное, давно ищут, да и у меня дел полно…
Он посветил перед собой фонариком и бодро зашагал вперед по подземному коридору. Я едва поспевала за ним.
Туннель заметно расширился, стал суше и просторнее. Неожиданно он пошел под уклон, и мы оказались в круглом зале, откуда выходили несколько коридоров. Посреди зала стояла новогодняя елка, обвешанная гирляндами и игрушками.
– Что-то рано здесь елку поставили, – проговорила я. – До Нового года больше трех месяцев…
– Так это, дочка, еще с прошлого года елочка стоит! – отозвался мой проводник.
– Не может быть. – Я приостановилась, разглядывая елку. – С нее же даже хвоя не осыпалась!
– Такой уж здесь, в пещерах, воздух пользительный! – радостно сообщил старик. – Это здесь каждый год новую елочку ставят, и она до следующего года сохраняется. Пещеры – они такие! Вот как ты думаешь – сколько мне, к примеру, лет?
– Вам? Ну, наверное, семьдесят… – проговорила я неуверенно. – А может, семьдесят пять…
– Девяносто мне, дочка! – ответил он с гордостью. – В августе аккурат девяносто исполнилось!
– Не может быть! – поразилась я. – Никогда бы не подумала!
– Это все от пещер, от воздуха их целебного!
– А что вы здесь, в пещерах, делаете? Выводите на свет всяких заблудившихся недотеп вроде меня?
– Нет, дочка, тут у меня свой… энтот… бизнес. Я здесь энти… как их… обкаменелости собираю.
– Окаменелости? – переспросила я.
– Во-во, они самые. Виктор Лексеич мне за них хорошие деньги платит.
Он остановился, залез в рюкзак и продемонстрировал мне плоский камень. Присмотревшись, я разглядела на этом камне четкий отпечаток какого-то доисторического членистоногого создания.
– За каждый такой камешек он мне по двадцать рублей дает! – похвастался старик. – А что – хорошая прибавка к пенсии! Некоторые мужики грибы собирают или, там, клюкву, а я – эти камешки. Тут ведь что хорошо – грибы, они только летом и осенью, а эти обкаменелости – круглый год… опять же, от пещер мне какая польза! Я, дочка, сорок лет уж ничем не болею, а все от здешнего воздуха пользительного…
За этим разговором мы шли еще минут пятнадцать, и вдруг впереди показалось яркое сияние. В первый момент я подумала, что мы приближаемся к выходу из пещеры, но потом поняла, что этот свет – не дневной, а золотистый, мерцающий свет свечей.
Вскоре мы оказались в ярко освещенном гроте, по стенам которого, совершенно белым, были развешаны иконы. Перед ними горели свечи и лампады, и все это вместе напоминало внутренность маленькой церкви.
Перед иконами на коленях стояла старушка в черном платке и вполголоса молилась.
– Тут вот, дочка, часовня подземная, – тихонько сообщил мне старик и часто закрестился. – Очень, говорят, святое место, молитвы здесь доходчивые… особенно если о выздоровлении…
«Чудно как, – подумала я, – вот тут часовня, святое место, а там – какие-то нехристи собираются, жабе поклоняются. В другом конце – натуральная тюрьма, человека в яме держат. И никто никому не мешает, потому что места много. Как дед говорил – пещеры тянутся на двадцать километров? А может, и еще дальше…»
– А отчего это, дедушка, стены будто белые, а видно, что не покрашены? – спросила я.
– А это порода такая, порода, – охотно объяснил старик. – Тут ведь, дочка, каменоломни были, давно, еще в восемнадцатом веке. Камень разный – белый, серый, красный, город-то большой, камня много надо. Вот и образовались пещеры эти…
Мы миновали часовню, прошли развилку двух коридоров. Старик посветил направо, показал мне белый деревянный крест и сообщил, что там – могила Белого Спелеолога.
– Что это еще за спелеолог? – поинтересовалась я.
– Дак, говорят, ходил тут один по пещерам, карту их хотел нарисовать, и здесь его землей завалило. Так вроде теперь тут его призрак ходит, весь в белом… только все это брехня, этот «спелеолог» – Мишка Шишкин, из нашей деревни мужик. Залез в пещеру по пьяному делу да заблудился, а потом уж эту байку придумали, чтобы туристов пугать…
За могилой «спелеолога» коридор пошел немного вверх, и наконец я увидела ни с чем не сравнимый дневной свет. Сил у меня сразу прибавилось, я обогнала своего проводника и через минуту выбежала из пещеры на маленькую площадку, утрамбованную сотнями ног. Площадка эта вгрызалась в склон холма, и от нее вверх вела деревянная лестница с перилами.
– Ну вот, дочка, мы и дошли! – проговорил дед, оглядываясь по сторонам и жмурясь от солнечного света. – Дальше уж ты сама… а мне надо к Виктору Лексеичу, обкаменелости ему сдать…