Последние корабли привел за собой известный храбрец и забияка лейтенант-адмирал Зеландии Эвертсен. Маасцы встретили его появление на причале презрительным свистом и градом булыжников. В довершение всего кто-то толкнул адмирала в воду, и тот наверняка бы утонул, если бы не бросившиеся ему на помощь матросы. Такое отношение было в высшей степени несправедливо. Именно Эвертсен первым начал сражение и был последним, кто покинул поле боя. Но таков уж народ, который сегодня может до небес возносить своего кумира, а завтра его же низвергать с только что воздвигнутого пьедестала на самое дно. К чести Эвертсен, он воспринял происшедшее, как должное, а вскоре нашел доказательства своей невиновности и был публично оправдан.
К своему стыду англичане так и не воспользовались плодами своей победы. Поражение голландцев могло превратиться в полнейший разгром, решись они преследовать более настырно. Тогда господство на море на долгое время безраздельно перешло бы к ним в руки. Но ничего этого не произошло.
Из хроники войны: «При энергичном преследовании весь голландский флот должен был быть уничтожен, так как после смерти Обдама и следующего по старшинству Кортенара (его флаг все время оставался не спущенным), остальные флагманы не знали, кто остался в живых и кому следует вступать в командование. Бегущий флот разделился: Эвертсен с авангардом идет к устью реки Маас, к ближайшему месту стоянки и условленному месту рандеву (в 50 милях) за ним следуют 16–17 судов; Тромп Младший, считая Эвертсена убитым, направляется в Тексель (в 90 милях), за ним 60 судов; он храбро отбивает преследование англичан.
К счастью голландцев, англичане убавили паруса; благодаря этому оба адмирала могли безопасно доставить остатки флота в собственные порты. Эвертсен, 65-летний выдающийся, храбрый и заслуженный адмирал, подвергся в Бриле нападению черни, которая его избила, проволокла по улицам и бросила в воду.
Голландцы потеряли 17 лучших кораблей, 3-х адмиралов и 4000 человек, англичане – 2 корабля, 2-х адмиралов и 2000 человек. Но и тут данные расходятся: английские источники говорят о 14 потопленных и 18 захваченных судах с 2000 пленными. Во всяком случае, потери голландцев в личном составе и в количестве судов были неизмеримо тяжелее. Победу одержали англичане – но конечным ее результатом могло и должно было бы быть полное уничтожение неприятеля. Сыграла будто бы роль боязнь придворных за жизнь августейшего главнокомандующего».
Едва последние из беглецов ошвартовались в родных гаванях, как начались многочисленные расследования и аресты командного состава. Многие были посажены в тюрьмы, а трое из бежавших капитанов были изобличены в личной трусости и расстреляны. Над головами других палачи ломали их дворянские шпаги, обрекая на вечное бесчестие, третьи были просто разжалованы в матросы. Волна репрессий захлестнула и невиновных. Так бывший штурман Кортенаара, тот самый, которому оторвало руку, после чего он бросил штурвал, с веревкой на шее был изгнан из Голландии. Робкие объяснения штурмана, о том, что он был тяжело ранен, никто даже не захотел выслушать.
Поражение у Лоустофта, особенно в Голландии, обычно приписывается убитому в этом бою Обдаму. Насколько такое суждение несправедливо, показывают результаты работ комиссии адмиралов после боя; ему не только был предписан строй флота и его задачи, но даже категорически приказано немедленно вступить в бой, и выражено сомнение в храбрости. Вина тут в обстоятельствах общего характера, недопустимых для ведения войны и командования. В голландском флоте недоставало настоящего вождя, способного добыть победу. Голландскому флоту не хватало де Рюйтера.
В отличие от впавшей в уныние Голландии в Англии, наоборот, исход первого морского сражения начавшейся войны отмечали радостно и шумно. По всем английским городам шли непрерывные празненства. Самоуверенность англичан дошла до того, что один из их сановников, задержанных по случаю войны в Гааге, во всеуслышание гордо заявлял, что отныне на протяжении как минимум двух лет ни один голландский корабль не посмеет выйти в море. На что ему тут же возразили:
– Участь империй и республик в руках одного лишь провидения. А оно часто определяет за внезапными успехами, самые неожиданные последствия!
Впрочем, и у англичан не обошлось без скандала. Герцог Йоркский обидевшись, что получил за одержанную победу меньшую награду, чем он рассчитывал, гордо удалился в отставку, чтобы почивать на лаврах героя среди дам высшего света. Король Карл Второй определил было командовать флотом дуумвират: принца Руперта (кузена герцога Йоркского) и графа Сандвича (Эдварда Монтегю). Но те сразуже переругались между собой, кто из них главнее. В результате этого принц Руперт тоже подал в отставку и единоличным морским вождем Великобритании стал граф Сандвич.
Поражение при Лоустофе, впрочем, не поколебало решимости руководства Соединенных провинций продолжить борьбу на море.
– Один проигрыш это еще не поражение! – часто говорили в те дни на улицах голландских городов. – Англичанам вне всяких сомнений просто повезло, рано или поздно должно повезти и нам, главное верить в это, и не опускать руки!
Битва Лоустофт, 13 июня 1665
В то время как Англию захлестнула волна победной эйфории и шапкозакидательских настроений, в Голландии вовсю кипела напряженная и кропотливая работа. Во всех приморских провинциях занимались только одним – чинили и латали поврежденные корабли, с удвоенным усердием строили новые. Усердие не пропало даром и уже спустя пару месяцев стало очевидно, что в скором времени боевая мощь голландского флота будет не только полностью восстановлена, но и значительно превысит прежнюю.
Самая большая проблема, которая оставалась, однако, по-прежнему, не решенной – была проблема нового командующего флотом.
Разумеется, периодически, депутаты штатов вспоминали опытнейшего Рюйтера. Но Рюйтер был далеко в океане, к тому же, от него давным-давно не было никаких известий. Время же не ждало и приходилось выбирать из тех флотоводцев, кто был под рукой. После долгих раздумий и споров депутаты остановили свой выбор на вице-адмирале Корнелии Тромпе. Вице-адмирал, несмотря на молодость, был уже весьма опытным флотоводцем. Кроме того, именно он более всех иных отличился в битве при Лоустофе, сохранив основную часть флота от истребления. Не последнюю роль при выборе вице-адмирал сыграла и фамилия, воспринимаемая многими, как символ грядущих побед. Противники Тромпа высказывали сомнения в лояльности вице-адмирала Штатам, говоря о несомненной близости всей семьи Тромпов к Оранскому дому, все еще мечтающему о восстановлении монархии в Голландии, и находящемуся сейчас в эмиграции.
– Можем ли мы рисковать, чтобы, зная об этом, вверять ему все морские силы республики? Как знать, не поднимет ли Тромп оранжистские флаги, едва выйдет в море. Не переметнется ли он со всем нашим флотом на сторону врага! Вспомните, ведь принц Вильгельм Оранский имеет совершенно равные права как на престол в Голландии, так и на престол в Англии? – говорил не без основания многоопытный и осторожный семидесятивосьмилетний советник-пансионер Голландии и Вест-Фрисландии Жак де Витт, старейшина большого и влиятельного семейства Виттов.