Жорж облегченно вздохнул. Сухощавый дал правильный ответ, значит, можно возвращаться назад.
— Нет, на пятом колесе в рай не уедешь.
Жорж протянул руку, в которой должен был находиться саквояж, мужчина пожал ее в легком недоумении.
— А где товар?
— Ах да! — спохватился Жорж.
Он метнулся к машине, открыл заднюю дверь, взял подготовленный к передаче саквояж, вручил его сухощавому.
— Ты какой-то потерянный, мужик, — хмуро глядя на него, заметил тот.
— Так пятый угол ищу, — нашелся Жорж.
— Чего так?
— Да из-за женщины…
— А-а! — сухощавый усмехнулся, бросив взгляд через плечо.
А посмотрел он в сторону шатенки, которая стояла у бассейна под пластиковой пальмой — на фоне волосатого пуза, выпирающего из шезлонга.
— Извини, эта бабочка не для твоего огонька… — сухощавый вдруг загрустил. — И не для моего…
— Да нет, у меня своя бабочка, — улыбнулся Жорж.
А огонек он сегодня подвезет. И они будут зажигать с Анжелой всю ночь.
Сухощавый закрыл калитку, Жорж ускоренным шагом направился к машине. Действительно, зачем ему спешить в Москву? Там его никто не ждет, а здесь он сможет найти свое счастье…
«Паджеро» сорвался с места и, стремительно набирая ход, поднял облако пыли. Плошников забеспокоился. Что, если Кауров учуял опасность и дал знать курьеру? Потому тот и рванул прочь со всех ног, вернее, колес. Если так, то саквояж с деньгами уже прячут в тайник. Или даже выносят со двора через черный ход. А Каура нужно брать с поличным, иначе начальство вставит фитиля по самое горячо.
«Внимание! На старт!» уже подано, и команда «Марш!» на языке. И ствол пистолета смотрит в зенит. Но стрелять в воздух Юра не станет.
— Вперед!
На этот раз его команда не пропала даром — спецназ ринулся на штурм. От восторга у Плошникова перехватило дыхание. Ощущение было, как у кавалериста, которого бросили в атаку с шашкой наголо.
Солнце жаркое, девочки знойные, а вода в бассейне прохладная. Не жизнь, а райское наслаждение. Но красивая жизнь стоит денег, поэтому приходится крутиться.
Каур даже не поднялся с шезлонга, когда Беня взял у курьера саквояж с товаром. Зачем, если все на виду? Да и доверял он своему кенту.
— Там какой-то чокнутый, — сказала Анюта, опускаясь в свободный шезлонг. — Пятый угол ищет!
— Дура! Это пароль! — пренебрежительно усмехнулся Каур.
Анюта возмущенно глянула на него.
— А почему пароль?
— Потому что деньги.
— Деньги?! Какие деньги?
— Сейчас увидишь.
Каур тяжело поднялся, сел, подпирая толстым брюхом такую же жирную грудь. Беня подошел к нему, поставил саквояж.
— Открывай! — сказал Каур.
— По рангу не положено, — качнул головой Беня.
— Все самому приходится делать, — прокряхтел Каур.
Саквояж открылся легко, широко. Каур сунул руку и достал из него упаковку с какими-то зеленоватыми бумажками.
— Это деньги?! — скривилась Анюта.
— Огурцы… — прочитал Каур. — Какие, на хрен, огурцы?! Что это такое?
Беня развел руками, оторопело глядя на него.
— Шухер! — во весь голос заорал громила Цент.
— Шу…
Коротышка Бакс не договорил. Каур своими глазами увидел, как омоновец в маске ударил его прикладом в живот. Бакс хотел крикнуть, но вместо этого только крякнул. И никто не засмеялся, потому что спецназ — это очень серьезно. И уже поздно задавать вопрос, откуда он взялся.
Но Каур все-таки засмеялся. Вывернул содержимое саквояжа под ноги, поднял одну пачку с этикетками, другую. И засмеялся во весь голос. Его свалили наземь, ткнули носом в траву, но даже и тогда он не перестал смеяться. Только это уже был истеричный хохот.
Забродили огурцы, вспенилось под крышкой. Уж кто-кто, а Гена хорошо знал, что это значит.
Чпок!.. Крышка сорвалась с банки, ударилась о полку над ней… Первый пошел…
Маринованные огурцы очень хорошо идут под водочку, но плохо, что они такие капризные. Чуть-чуть не так, и взорвалась банка.
Чпок!.. Второй пошел…
Что-то не так они с Зиной сделали, брожение под крышкой началось.
Чпок!.. Чпок!.. Крышки взлетали одна за другой, и каждый звук, как отдельная нота.
Чпок!.. Чпок!.. Чпок!.. До, ре, ми… Уши бы заткнуть, чтобы не слышать эту песню.
В сарай вбежала Зина. Ахнула, со шлепком припечатав ладони к щекам.
— Ох ты, мать-мамуля-мамочка!
— Может, в кадке солить будем? — спросил Гена.
— Тебя самого в кадку нужно… Ты же сказал, что пропарил банки!
— Ну, кипяточком…
— Ты же сказал, что над паром держал.
— Так Зойка говорила, что не обязательно…
— Да? Ну так пойди к ней, и обклей ее своими этикетками! — кипятилась Зина.
— Ну так не все же взорвется, — вздохнул Гена.
И как будто в подтверждение его слов чпокнула последняя банка из той партии, над которой он потел вместе с женой. Остальные банки закатывала Зина, с ними ничего не случится. Там и рассол светлый, и огурчики как живые.
На цепи залаяла Жучка, тут же за воротами кто-то посигналил. Наверняка этикетки для банок привезли. Если есть закон подлости, то вот он, сработал.
И точно, за воротами на дороге стоял черный джип, о котором говорил Самуил. От машины к дому быстрым шагом шел атлетического сложения парень, в руке он держал коричневый саквояж.
Открывая калитку, Гена вздохнул с таким видом, будто у него взорвались все банки.
— Геннадий Витальевич? — спросил парень, внимательно глядя на него.
— Геннадий Васильевич, — покачал головой Гена.
— Правильно. Я от Мирона.
Атлет протянул ему саквояж, кивнул на прощание и был таков. Гена снова вздохнул. Он не знал, кто такой Мирон, но именно от его имени ему должны были передать заказанный товар. Банки вскрываются, и надо же, именно в этот момент подвезли этикетки. Плохая примета перерастала в дурной знак.
Гена всего лишь на мгновение закрыл глаза, но этого момента хватило на то, чтобы представить страшную картину и даже услышать звук, с каким взлетали на воздух крышки от банок. Он вздрогнул, рванул в сарай, посреди которого стояла Зина. Но банки, львиная их доля, как были целыми, так и стояли под крышками. Два-три десятка взбунтовавшихся «паршивых овец» в многосотенном стаде — не беда. И уж тем более не катастрофа. Стоят баночки, не шевелятся, в строгом строю ждут, когда Гена обмундирует их.