Гормон радости - читать онлайн книгу. Автор: Мария Панкевич cтр.№ 7

В юности она училась на патологоанатома. Препарировать трупы ей нравилось, но из института отчислили из-за наркотиков. Рэмбо увлекалась веществами, изменяющими сознание, лет с шестнадцати – сначала колеса, потом «скорость», потом героин, любовь с которым длится у нее больше десяти лет.

Наркотики стоят дорого, и Рэмбо решила стать воровкой. Несколько лет работала «на кармане», пока однажды нечаянно не залезла в куртку оперативника. У того в карман были вшиты рыболовные крючки – на щучку. Попалась на них Рэмбо.

Сотрудник милиции привел ее в отдел, стращал тюрьмой. «Либо, – говорит, – я тебя сам накажу. Выбирай!» Та в тюрьму не хотела – еще по малолетке успела насладиться вонью баланды.

Опер решил разбить ей рукояткой пистолета два пальца на правой руке – указательный и средний, рабочие пальцы, те, которыми и «щипают» воры. Сказал: «Заплачешь – посажу». Рэмбо терпела, пока он дробил ей кости, потом опер выгнал ее из кабинета, и слезы покатились по щекам только на улице.

Пришлось переквалифицироваться. Сейчас Рэмбо ворует вещи под заказ. Допустим, понравилось мне платье, а денег не хватает. Я звоню ей и говорю: «Висит в таком магазине, стоит столько-то, у меня размер – ну ты знаешь». И все! Проходит несколько дней, я забираю платье своей мечты и плачу процентов тридцать от его стоимости.

«Нельзя на кумарах воровать! – считает Рэмбо. – Когда меня “хлопали”, я каждый раз на кумарах была!» За десять лет это случилось всего дважды. В первый раз повезло – украденное платье было ее размера. Рэмбо сказала оперативникам, что «делала» вещь для себя.

Они попросили девушку померить платье, чтобы убедиться в ее словах. Она померила, прошлась по отделу, милиционеры восхитились ее выбором, съездили с ней к барыге за паспортом, который она до этого заложила, после чего отпустили Рэмбо на подписку о невыезде.

Сотрудники милиции в ее районе часто сами просили: «Сделай телефон!» – и описывали понравившуюся модель. Рэмбо воровала нужную трубку, за это они привозили на милицейской машине ей к дому качественный кайф, который тоже у кого-то забирали. «Женские трубки просят в основном! – рассказывает она. – Бывает, полдня за какой-нибудь дурой проходишь, пока она не зазевается…»

В камере изолятора ей завидовали – тому, что жила не по подвалам; тому, что в тридцать с лишним можно так выглядеть, несмотря на ВИЧ; тому, что есть муж, который носит передачи, и мама, которая ее любит. Когда же Рэмбо дали маленький срок – пять месяцев колонии общего режима, – ее откровенно возненавидели, хоть она и раздарила сокамерницам почти все вещи.

Рэмбо любит красивую одежду, занимается стритрэйсингом и верит в Бога. Она написала четверостишие мне в тетрадку на память:

Посвящается опиуму

Я останусь слезою на мокром окне,

Остановится сердце в ожидании вздоха.

Это я наконец осознала, что мне

Без тебя и с тобой одинаково плохо.

Мы зашли в камеру, по очереди разулись, повесили куртки, поставили чайники и кипятильники, и я рассказала Рэмбо, как совершила самую первую кражу в своей жизни. Мы с братом были еще маленькими. В воскресенье наше семейство отправилось в гости к знакомому отца Алику. Это было настоящее событие, потому что нечасто мы выбирались куда-нибудь вместе. Или не так часто, как мне хотелось бы?

Мама надушилась и накрасила губы. Отец без разговоров заплатил за всех в трамвае. Мы с Колей вели себя тихо.

Жилище Алика потрясло нас – огромная квартира с высокими потолками и уютной кухней. Некоторые предметы быта я увидела впервые в жизни, и родителям было стыдно за мой восторг. Жена Алика дала нам еды, мы пошли играть в комнату, а взрослые сели пить коньяк.

Одна из любимых игр у нас в детстве называлась «шмон». Заняться было нечем, так что мы обыскали комнату, в которой нам велели играть. Там была куча удивительных вещей! Например, мы никогда раньше не видели быстрорастворимых супов в пакетиках.

Я решила захватить их домой – мама ведь вечно кричала, что «нам жрать нечего». Я прочитала инструкцию – эти супчики были идеальными. Их не надо было долго готовить, потому что «мать на работе устала». Они были компактными, и спиздить их можно было легко.

Чтобы не опозориться самой в случае провала, супчики я запихала в Колины карманы. Мы прорепетировали, как он непринужденно выходит из комнаты и одевается – он мог поднять руки и сам надеть куртку. Все должно было получиться, и мы смеялись в предвкушении радости на лицах наших родителей.

Наконец они позвали нас. Мы вышли в коридор и стали одеваться. И тут Коля все испортил – нагнулся завязать ботинки. Я кинулась к нему и закрыла его собой, приговаривая: «Я помогу тебе, братик! Мам, что-то у Коли живот болит, я завяжу ему шнурки!» Но Алик уже что-то заподозрил.

Он подошел к Коле, и мы испугались. Я отпихивала Алика от брата, но тот, не обращая на меня внимания, обыскивал Колю и доставал из-под его одежды краденые супы. И ведь все нашел, сука, ни одного не упустил.

– Детишки у вас далеко пойдут! – сказал он весело пахану.

– Да это старшая придумала. Этот-то безголовый, – отмахнулся папа.

Мы вышли на улицу. Ярко светило солнце, было тепло. Мне было стыдно перед Колей за подставу и досадно, что он так глупо спалился. Мне было страшно, что мама заплачет, а пахан заорет. В молчании мы дошли до трамвайной остановки, и, решившись поднять вверх голову, я увидела, что пахан улыбается! Он поймал мой вопросительный взгляд и захохотал так, как редко у него получалось: громко, от всей души.

– У вора украсть решила, ну ты подумай!

И мы всей семьей засмеялись. Это был хороший день.

Еще одна интересная особа и наша приятельница – Брат Ибрагим. Избитую длинную тощую девчонку затолкали в камеру в феврале, когда можно было уснуть, только надышав себе под одеялом тепло, когда не грели ни чай, ни чиф, ни свитера, сколько их на себя ни надень, ни приседания. У Лили были ломки, ее спина и ребра были покрыты страшными черно-синими гематомами. Конечно, она уже успела написать в отделе милиции, что упала на улице и ударилась много-много раз об лед, будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения.

Лиля изумила всех своей невезучестью. Нужно особенно разозлить небо, чтобы тебе так «везло».

Шли они с другом детства Витей домой в шесть утра. Оба пьяные. Тут Витя и предложил: «А давай кого-нибудь кинем и говна возьмем?»

Лиля посмеялась и согласилась. Ровно полжизни «торчала» – и тут в первый раз пошла на криминал.

В одном из утренних московских дворов друзья напали на тетку с сумочкой. Забрали деньги и украшения.

Потерпевшая потом в показаниях утверждала, что Лиля (Брат Ибрагим – так ее прозвали в тюрьме из-за фамилии Ибрагимова) угрожала отрезать ей палец, если она не снимет кольцо. Когда Лилю подкалывали этим, она краснела и клялась, что это клевета.