– Чем заедать будем? – спросил Витька, перелезая через забор.
– Там решим, – ответил я, высвобождая ногу, застрявшую между прутьев.
В магазине был большой выбор. Щедрая рука разложила горку рулетов с джемом, копченые куриные ноги лоснились жиром, имелись также нарезки мясные и рыбные, крабовые палочки, фрукты и овощи. Короче, все, чего может пожелать душа выпивающего в детском саду человека. Мы выбрали мандарины. Продавщица завесила полкило и протянула теплую ноль пять.
– Холодной нет?
– Холодильник сломался.
Мы взяли стаканчики и двинули обратно к забору. Вторую, в отличие от первой, пили молча. На половине я признался:
– Знаешь, а у меня аллергия на мандарины. Зачем мы их взяли…
Витька счистил с фрукта мясистую кожуру и запихнул мохнатую мякоть в рот.
– У меня тоже, – брызгая соком, прочавкал он.
– Да ладно!
– Зуб даю! – Витька щелкнул себя по вставному клыку.
– У тебя с детства? – Я ухватился за нить новой беседы.
– Неа.
– А у меня с детства. Я их в детстве обожрался.
Мы снова умолкли. Витька пошуршал нагнанными под скамейку листьями.
– Как это ты их обожрался?
– Ну как это – как! Раньше же все дефицитом было, и мандарины тоже. Нам их друзья из Грузии присылали. У них дом был под Сухуми.
– Сухум – это Абхазия.
– Какая разница, тогда это Грузия была.
– Ну?
– Каждую осень пару ящиков по почте. Фанерные такие были ящики, с сургучными печатями.
– Точно! Я еще помню, как с бабушкой на почту ходил и там сургучом пахло.
– Интересно, сейчас пахнет?
– Сейчас евроремонт. Сейчас ничем не пахнет.
Мы замолчали. Воспоминания и дешевая водка нарушили логическую цепь в мозгу.
– Так вот, – очухался я. – Родители эти мандарины экономили. Сами не ели, мне отдавали. И однажды я съел целый ящик, у меня распухло горло, и я чуть не задохнулся.
– В натуре?! – оживился Витька.
– Ага. – Я с гордостью вспомнил опас– ный инцидент и ощутил себя настоящим мужиком.
– Выпьем за жизнь.
– Лехаим!
– Чего?
– «За жизнь» по-еврейски.
– Ты разве еврей? – с сомнением оглядел меня Витька.
– Нет… в общем. Подружка была еврейка.
Мы чокнулись, выпили, поморщились.
– На. – Витька сунул мне под нос полмандарина. Я разинул рот. – За папу, за маму, у-ти мой хороший, – рассмеялся Витька, скормив мне половинку и сожрав другую. – А у меня от другого.
– Чего от другого?
– Аллергия.
Я достал сигареты, угостил Витьку, пристроил свою в губы, закурил.
– Я когда репортажи в Абхазии делал… – Витька затянулся.
– Про войну, что ли?
– Ну да. Там как раз сезон был… Начало ноября, мандарины поспели, а собирать некому.
– И ты их все сожрал?! – расхохотался я.
– Да че ты все сожрал да сожрал, как будто ничего другого нет! – раскипятился Витька.
– Шутка просто.
– Не буду рассказывать. – Витька заду– мался.
– Ну, Витян, не обижайся.
– Не знаю…
– Витян, дорасскажи, раз начал!
– Ну, работал я с одним абхазским отрядом. Описывал, как и что. У них там одна баба была, прикинь.
– Круто!
– Лия Арнба. В бейсболке с надписью USA, в бронике, везде запасные магазины. – Витька хлопнул себя по груди, бокам и бедрам. – Бывшая училка.
– Ну и как ты с ней?
– Никак. Мы попали в засаду. Возле Сухума. В мандариновой роще…
Витька затянулся.
– Мандарины тогда никто не собирал, они опали и покрывали всю землю. Реальный оранжевый ковер, только хлюпает под ногами. Впереди Лия, я с камерой за ней. И вдруг тра-та-та! – Витька отпил из горлышка. – Лия упала, не помог броник. Остальные залегли, отстреливаются.
За забором прошли молодые девчонки, хихикнули.
– Давайте к нам! – крикнул я.
– Мы замужем! – кокетливо ответили девчонки.
Витька продолжил:
– И вот лежу я весь в ее кровище и одновременно в мандариновой жиже. Знаешь, как сицилийские апельсины, красно-оранжевые. Все липкое, в носу, во рту, в ушах. Глаза щиплет. Голову не поднять. А краем глаза вижу синее небо и крупный мандарин, прямо перед носом. У него кожа мясистая была, вся в порах. Как нос у алкоголика. Так и пролежал полчаса, пока меня не оттащили… – Витька разлил остатки, передал мне стакан, поднял свой. – За жизнь.
– За жизнь.
Водка пошла с трудом. Закусывать было нечем, мандарины кончились.
– С тех пор у меня от мандаринов все чешется.
Мы помолчали.
– А может, это была та роща, из которой твои знакомые мандарины присылали? – Подумал вслух Витька.
– Может, и та. Они грузины были. Когда заваруха началась, мы с ними связь потеряли.
Подул ветер. Стало смеркаться. Проехала патрульная машина. Нас не заметили.
– У тебя уже чешется? – спросил Витька.
– Неа. А у тебя?
– И у меня не чешется.
– Может, прошло…
Зайчик, который живет под снегом
В новостях сообщали об успешно проведенной контртеррористической операции. Настроение у населения было приподнятое. Стоял солнечный сентябрь.
Мы с Витькой пили вино и болтались по переулкам среди самой дорогой недвижимости нашего города. Солнце жарило особенно усердно, и к обеду мы порядком напились. Захотелось отлить. Нырнув в первую попавшуюся арку, мы оказались в тихом, безмятежном дворике. Пятна света красиво лежали на асфальте, вокруг не было ни души.
Встав возле мусорных баков, мы расстегнулись. «Удивительно, – подумал я, – как мало надо двадцатилетнему парню для счастья – отлить в хорошей компании». Я посмотрел на Витьку глазами, полными крепкой мужской дружбы. Он ответил мне тем же, и мы принялись соревноваться, у кого длиннее струя. Каждый попеременно лидировал, и никто не хотел уступать. Силы были почти равны, но в какой-то момент мне удалось вырвать инициативу. Я отошел от мусорного бака почти на метр, мне уже померещились охапки роз и венок триумфатора, но тут сбоку послышался шорох и мелькнуло что-то белое.
В детстве я читал, что у сибирских охотников сильно развито боковое зрение. На меня этот факт произвел глубочайшее впечатление, и с тех пор я постоянно проверяю свое боковое зрение. Мне всегда казалось, что боковое зрение у меня отличное. Не знаю уж, могу ли я соревноваться с сибирскими охотниками в дальности струи, но в зоркости бокового зрения точно могу. Итак, мое боковое зрение подало тревожный сигнал. Рядом запарковался белый «Мерседес». «Прямо как в песне «ах Черное ты море, ах белый “Мерседес”», – подумал я. Моря, правда, не было, но его вполне могли заменить два бурных потока, рассекающих двор пополам.