Она покормила детей завтраком, потом поиграла с ними в саду и покачала на качелях. Молли забавляло упавшее дерево. Оливер уже меньше кашлял и почти не жаловался на ушко. Оба ребенка были в отличном настроении, чего нельзя было сказать об их родителях. Еда в доме заканчивалась, и Сара с Пармани сделали детям на обед бутерброды с ореховым маслом, конфитюром и кусочками бананов, прежде чем уложить их поспать. В доме повисла звенящая тишина, когда Сара наконец вошла в кабинет Сета. Ей захотелось поговорить с ним. Он сидел и тупо смотрел в стену.
При ее появлении он повернулся и рассеянно взглянул на нее.
– Хочешь перекусить? – спросила она. Он отрицательно покачал головой и вздохнул.
– Ты понимаешь, что должно произойти, ведь так? – прошептал он.
– Не до конца, – тихо ответила она и села. – Ты сказал мне, что у Салли должны провести аудиторскую проверку финансовых документов и в ходе нее будет выявлено отсутствие денег, которые принадлежат инвесторам, и следы приведут к твоим счетам. Я ничего не перепутала?
– Все так. Ты не перепутала. Это называется «хищение и мошеннические операции с фондовыми средствами». А это уже уголовные преступления федерального уровня. Я уж не говорю об исках, которые подадут в суд не только инвесторы Салли, но и мои… Начнется жуткая кутерьма, Сара, которая, вероятно, продлится долго. – Он не мог думать ни о чем другом начиная с вечера четверга, а она – с утра пятницы.
– Что это значит? Уточни, что значит «кутерьма»? – грустно спросила она, впрочем, догадываясь о том, что стоит за этим словом.
– Судебное преследование, скорее всего. Рассмотрение дела в заседании присяжных. Заключение под стражу. Скорее всего, мне вынесут приговор и отправят в тюрьму. – Он взглянул на часы. В Нью-Йорке сейчас было четыре часа дня. Прошло четыре часа с того момента, как он должен был до начала аудиторской проверки перевести деньги на счет Салли. С ними сыграл злую шутку тот факт, что их аудиторские проверки проходили так близко по времени. Но еще более злую шутку сыграло с ними землетрясение, полностью парализовав жизнь в Сан-Франциско. Не имея технической возможности покрыть недостачу, они угодили в безвыходное положение и становились легкой добычей для проверяющих.
– Думаю, что сейчас Салли уже поймали с поличным и на этой неделе Комитет по ценным бумагам и биржам начнет проверять его финансовые документы, ну а потом и мои, когда город заработает… Мы с ним в одной лодке. Потом инвесторы предъявят судебные иски о нецелевом использовании средств, об их незаконном присвоении, обвинят в хищении и мошеннических операциях. – И, словно чтобы еще нагнать страху, Сет добавил: – Я совершенно уверен, что мы потерям и дом, и все, что у нас есть.
– А что потом? – упавшим голосом спросила Сара. Ее не столько ужасала потеря всего их имущества и положения в обществе, сколько то, что Сет оказался бесчестным человеком. Аферист и мошенник. Она знала и любила его шесть лет только для того, чтобы обнаружить, что совсем его не знает? Если бы он у нее на глазах превратился в оборотня, это бы потрясло ее гораздо меньше. – А что будет со мной и детьми?
– Я не знаю, Сара, – честно ответил ей Сет. – Тебе, наверное, придется искать работу.
Она кивнула: да-да, обо всем этом они уже говорили утром в пятницу. И это еще не самое страшное. Она бы еще больше захотела работать, если бы это помогло им, но если ему вынесут приговор, как они будут жить, что будет с их браком? Что, если его посадят в тюрьму и как надолго? Она не решалась произнести это вслух, чтобы спросить его. Он покачал головой, и слезы медленно скатывались по его щекам. Ее пугало еще и то, что во всей этой ситуации он не думал о них – а только лишь о себе. Что будет с ней и детьми, если его посадят, в который раз за эти дни спрашивала она себя.
– Так ты уверен, что, как только город откроют, можно сразу ждать появления полиции? – Носить в себе эти картины ей стало невмоготу, и потому-то она начала этот разговор, словно он мог рассеять густоту мучительного ожидания возмездия.
– Не знаю. Полагаю, что вначале начнет проверку Комиссия. Они докопаются довольно быстро. Как только у нас откроются банки, деньги будут обнаружены, и мне крышка. – Она кивнула. Все так. Они уже говорили об этом в пятницу утром – ничто с тех пор не изменилось.
– Ты говорил, что вы с Салли проделывали это и раньше. И много раз? – Ее глаза холодно смотрели на него, словно препарировали, словно она хотела измерить градус его цинизма.
– Несколько раз, – с напряжением отвечал он. Его слезы высохли.
– Сколько – несколько? – Зачем-то она хотела это знать точно.
– Какое это имеет значение? – У него заходили желваки. – Три… может быть, четыре раза. Он помог мне это организовать. Первый раз я проделал это в самом начале, когда мы только приступили к работе. Надо было привлечь интерес к фонду и немного подстегнуть инвесторов. Надо было показать товар лицом. Сработало… я повторил. Это позволяло привлечь серьезных инвесторов, которые были уверены, что в банке у нас приличная сумма. – Он говорил спокойно, взвешенно, будто делал доклад на коллегии или вел мастер-класс. У нее не укладывалось в голове, как он мог это делать с такой изумительной легкостью. Чудесный мальчик, о котором все говорили, был мыльный пузырь…
– Со службой внутреннего налогообложения у нас тоже проблемы? – обмерла она вдруг. Если да, то ведь и ее, Сару, тоже могут привлечь, ибо они заполняли общую налоговую декларацию. Что будет с детьми, если и ее посадят в тюрьму? Она похолодела, ей не хватало воздуха, сердце забухало. Но она держала себя в руках.
– Нет, все в порядке. Наши декларации чистые как стеклышко. Я бы не подложил тебе такую свинью.
– Почему нет?.. – Теперь ее глаза наполнились слезами, и они медленно покатились по ее бледным щекам. У нее не было больше сил выглядеть сдержанной. Землетрясение было просто мелочью по сравнению с тем, что их ожидало. Что она скажет своим родителям? Они придут в ужас, скандал дойдет до прессы. Замять его не удастся. Она уже представляла, как этот скандал станет главной газетной новостью, особенно если ее мужу вынесут обвинение и посадят в тюрьму. Уж газетчики постараются с размахом описать их позор. Как же – роскошная сенсация. Чем выше он поднялся, тем больнее будет падать. Она встала и заметалась по комнате – быстрые шаги взад-вперед успокаивали расходившиеся нервы.
– Нам надо нанять адвоката, очень хорошего адвоката, – она прижала пальцы к вискам.
– Я позабочусь об этом, – ответил он.
Сара стояла у окна и смотрела на улицу. Оконные рамы соседнего дома все еще валялись на тротуаре. Вокруг был чудовищный беспорядок, и некому было прибраться. Что ж, сейчас надо приводить в порядок весь город. Но это не идет ни в какое сравнение с тем беспорядком, который предстоит разгребать Сету.
– Я очень сожалею обо всем, Сара, поверь, – прошептал он.
– Я тоже. – Она повернулась к нему. – Я не знаю, значит ли это что-нибудь для тебя, но я люблю тебя, Сет. С первой минуты нашей встречи. И до сих пор, даже после всего, что ты мне рассказал. Я просто не знаю, как из этого выйти, если вообще можно найти выход из всего этого. – Она не стала ему говорить, что не знает, сможет ли когда-нибудь простить его позор и его ложь. Если на самом деле он был так не похож на того человека, за которого она его принимала, тогда кого же она любила? Она смотрела на него – и видела в нем постороннего. Постороннего, который обманом вломился к ней в жизнь.