Будь со мной - читать онлайн книгу. Автор: Джоанна Бриско cтр.№ 64

Я даже однажды попробовала переспать с женщиной. Я разошлась со своим «старичком», мне было обидно и одиноко, и я была готова к новым впечатлениям. На одной из вечеринок меня познакомили с женщиной. Ее сдержанная манера поведения чем-то напомнила мне Мазарини, и, снедаемая любопытством, вызванным нервным перенапряжением, я отправилась к ней домой. Мне хотелось вновь пережить какие-то ощущения из прошлого, но из этого ничего не вышло. Огонь во мне так и не зажегся, я разволновалась, и в конце концов мне пришлось, стыдливо извиняясь, уйти посреди ночи.

В гостиной МакДары за другим концом стола сидела Мазарини, и теперь ее звали Сильвия. От безмерного волнения и страха я чуть не лишилась чувств. Но она не стала разговаривать со мной. Я начала подозревать, что она не хочет быть узнанной. Постаралась перехватить ее взгляд, но она все время держалась в тени и редко поднимала глаза. Позже она рассказала мне, что не сомневалась тогда, что сможет разыскать меня через Рена.

Когда я увидела ее во второй раз, я уже не была так уверена, что это она, подумала, что могла и ошибиться.

— Мазарини! — полушепотом обратилась я к ней. Она подняла на меня ничего не выражающие глаза. Этот взгляд привел меня в смятение, ведь, в конце концов, я-то видела ее всего лишь несколько раз. Софи-Элен мне узнать было бы проще.

— Мазарини, — повторила я позже, как будто проверяя ее реакцию, хотя все так же страшилась соприкосновения с прошлым. Но она просто-напросто не обратила на меня внимания, с обычным спокойным и сдержанным выражением лица посмотрела в сторону, словно я и вовсе не обращалась к ней. Позже я поняла, чего она добивалась. Кем бы она ни была, ей хотелось, чтобы мы заново узнали друг друга, открыли бы себя как женщины. Все это было словно упоительный экзамен на взрослость.

— Мне действительно хотелось заново узнать тебя, — призналась в конце концов Сильвия после столь многих недель намеренного молчания, в течение которых она лишь слегка, тончайшими намеками давала понять о существовании прошлого. — И я хотела, чтобы ты узнала меня, а не того ужасного ребенка.

— Ты не была ужасным ребенком. Поэтому у тебя теперь другое имя? — спросила я.

Она помолчала.

— Имя мне дала мать, — ответила она наконец.

После разговора с Мазарини, после того как она впервые ко мне прикоснулась, во Франции мне оставалось пробыть еще всего пять дней. Подобного наслаждения я не испытывала никогда в жизни, и пройдут годы, прежде чем мне удастся испытать нечто похожее. Мои моральные устои были подорваны: мы уходили тайком, пока Софи-Элен помогала матери с детьми, я же, к тому времени уже вся в мыслях о мальчиках, каким-то образом смогла безболезненно принять тот факт, что занимаюсь любовью с девочкой. К тому же то, как я узнала, что она не мальчик, подлило масла в огонь моих чувств. Я стала ее любовницей. Она засела в моем сердце; проделывала со мной те штуки, о которых я уже слышала от Софи-Элен, контролировала мое дыхание, сознание и болевые пороги. Почти неосознанно я погрузилась в этот черный мир лишь затем, чтобы по прошествии многих лет удивиться самой себе.

Мазарини держалась подальше от новорожденного, и мы, уже испытывая зависимость друг от друга, старались проводить вместе секунды и часы. В мой последний вечер во Франции мы пробрались в мою комнату над гаражом. К тому времени я уже была влюблена, каждую секунду думала только об этом удивительном ребенке, которого всего-то неделю назад считала своим противником. Мы не могли остановиться. В ту ночь на восемь часов, говорили мы, мы стали друг для друга невестами.

Мазарини ушла на рассвете, а я, проснувшись, безошибочно поняла, что с того дня беззаботная атмосфера дома Софи-Элен изменилась. Взрослые с растерянными лицами лишь позволили мне обменяться поцелуями со своей подругой по переписке, после чего сразу же передали меня в руки матери, которая, с трудом скрывая слезы, повезла меня прямиком в аэропорт. Для меня так и осталось загадкой, что тогда произошло, то ли наши детские сапфические эксперименты всплыли наружу, то ли случилось что-то другое. Об этом другом мне даже не хотелось думать.

Для меня самым ужасным (шрам на сердце после этого кровоточил еще года два-три) было то, что Мазарини пообещала, что встретится со мной за гаражной дверью, чтобы попрощаться. Я догадывалась, что там, в пропитанной запахом бензина темноте, она станет целовать меня, а я, как всегда, буду восхищаться ее странным необузданным разумом. Назначенное время прошло, а я продолжала ждать, бесцельно слоняясь по гаражу, еле волоча ноги от нарастающего отчаяния. Я бы ждала и дальше, но меня позвали завтракать. На кухне, которую от гаража отделял ручей, я то и дело проходила мимо окна, зажав в руке салфетку и бормоча что-то о том, что мне нужно в туалет, и посматривала, не сдвинулась ли гаражная дверь. Потом, сославшись на то, будто я что-то забыла у себя в комнате, поспешно выбежала на улицу. Но Мазарини так и не пришла, и меня отправили обратно в Англию с очередной душевной раной.

После свадьбы я должна была оставить Ричарда, его становящуюся все более очевидной неверность, ложь и то, что он заставлял меня чувствовать. Ближе к истине было бы сказать, что я хотела бросить его до того, как он бросит меня. И еще ближе к истине — я уже не находила в себе силы жить без Сильвии Лавинь. Я была слишком влюблена, слишком погружена в то, чего всегда хотела в душе и что находилось во власти нездорового разума.

Решение было не самым удачным, но нас оно устраивало полностью. Моя дальняя родственница по линии отца, старая тетушка Нанда, захворала, была отправлена в больницу, после которой, вероятно, ее ожидал дом престарелых. Моя милая мамочка, хоть и смотрела на меня молча и с укоризной (впрочем, возможно, и не так осуждающе, как мне всегда казалось), не оставила меня в трудную минуту. Она выпросила у тетушки разрешение для меня пожить в ее доме и раздобыла ключи. К тому же, поняв с нескольких слов состояние наших отношений с Ричардом, она пообещала не допускать его ко мне.

Когда мы отыскали в Саутворке [57] жилье пожилой родственницы и вошли в квартиру с отделанным бетоном балконом, я увидела надраенную до блеска кухню с пластмассовой посудой, почувствовала въевшийся в стены запах чужих, давно вышедших из моды вкусов и мутных взглядов на жизнь, мне до боли захотелось вернуться к Ричарду, быть с ним в нашей квартире. Телефон был отрезан, почтовый ящик уже почти забит, а в стиральной машине гнило влажное бежевое старушечье белье. Я подошла к окну, его стекло вибрировало от звуков дорожных работ недалеко внизу.

— Ричард, — прошептала я в стекло. «Я люблю его», — подумала я, и эта мысль вызвала неожиданно сильный прилив эмоций.

Я приложила руку к животу, посмотрела на реку. Эта крошечная квартирка находилась на двадцать первом этаже построенного еще в шестидесятых годах многоквартирного дома. Стоило выйти на балкон, как тут же в глаза бросалась протекающая невдалеке затейливая река. На горизонте виднелись блестящие на летнем солнце подъемные краны. Звук ремонтных работ усиливался. Тут я вспомнила о любовнице Ричарда, сам факт существования которой отравлял мне жизнь где-то в Лондоне. Я подавила вспышку панического страха. Ребенок внутри меня пошевелился.