ЛЮБА. Ты перерожденец и соглашателишка.
НЕТА. Люлю, нас выпрут отсюда.
ЛЮБА. Погоди. У тебя, Лика, отсталое сознание. И что получается? Бытовое разложение перешло и на детей! От кого Оля родила ребенка? А? И у кого она набралась цинизма? Дети взяли пример и выросли хамы.
ЛИКА. О детях не беспокойся, о детях не беспокойся. (Начинает плакать.) Дети уже научены горьким опытом.
НЕТА (приподнимаясь на локте). Не плачь, мы отомстим. Ты большой человечище, Лика. Мы отомстим за тебя.
ЛЮБА. Мы не оставим борьбы, ведущейся всю жизнь. Мы не опустим рук. Мы отомстим.
ЛИКА. Кому? Кому? Типичная мания, у нас у всех в роду мания преследования. Саша уже вернулся, и вы видели, он поднял коляску на третий этаж. Вернулся! Оля раздражена, потому что кормит грудью и не спит. Эра раздражена, потому что Саше некуда воткнуться. Эра спит с детьми, Оля с Лялькой, и, если он вернется, им с Эрой некуда вдвоем деться. Я целыми днями на кухне.
ЛЮБА. Это воспаленный бред, что мы занимаем чью-то площадь. Тогда и ты занимаешь их площадь. Мы же с тобой! Она нас гонит, Лика, ты слышишь? Убирайтесь отсюда, сволочи, в ответ на замечание о бесконечно льющейся в ванной воде и горящей колонке, она выживает нас! Но куда, куда обращаться, ведь нам некуда тоже податься, кроме почтамта! Ты же знаешь!
ЛИКА. Несчастные, кто вас гонит?
ЛЮБА. Придет время, за нас отомстят.
ЛИКА. Да ну, кому мстить? Нашли тоже. Все поставлены жизнью в условия. Вы мстили когда-то, потом вам отомстили, дальше опять вы, сколько можно? Заколдованный круг.
НЕТА. Соглашатель, она типичный соглашатель, шаты бусо шагла буша шатель. И потом, я мстила за угнетенный народ.
ЛИКА. Тебя не просили.
НЕТА. Да? Ты октябрист! Я мстила за народ, а уже мне никто не мстил, никакого заколдованного круга, это искривление линии партии, революционный загиб. Не без жертв.
ЛИКА. Ну, какие там вы жертвы, бросьте. Вы не сидели.
ЛЮБА (Heme). Шапо бушли.
ЛИКА. Что сразу шапо, что бушли? Что я такого сказала? Вы сидели? Вы не сидели, вы были в эвакуации. Я чего-то не знаю?
НЕТА. Люлю, какого цвета у меня губы?
ЛЮБА. Ни фига себе эвакуация пятнадцать лет подряд.
НЕТА. Мне дурно.
ЛЮБА (не слушая). Исключение из партии, лишение квартиры… Исключение из комсомола, исключение из института… Гибель всей семьи!
НЕТА. Не выпрашивай у них! Не перечисляй! Молю!
ЛЮБА. Голод пятнадцать лет подряд! Картофельные очистки из соседского помойного ведра! Капустные листья, на рынке подобранные, спрашивают: это вы для козы? Жизнь без электричества ввиду неуплаты. Невозможность постоянно устроиться на работу. Я работала грузчиком! От близких и любимых ни весточки, все нас боялись. Все! Мы прокаженные! И это неизлечимо! И ни рубля! Мы и не арестованные, но и не люди, ничто! Письма, которые мы писали, они пропадали! Письма Сталину исчезали!
ЛИКА. Тогда все тяжело жили.
НЕТА. Шау буми шара бую.
ЛИКА. Все прошло. Оля все понимает, но глубоко несчастна. А вы сейчас счастливы, вас восстановили, так простите вы ей и живите в пару и газу. Это пар и туман, но ведь всюду и везде люди стирают грязное белье, всюду же пыль, отбросы и горелые сковородки! Надо подчищать! Она и сама тем же дышит, кормящая мать.
НЕТА. Да умираю же, слышите?
ЛЮБА. Это не мелкая усталость, это великая ненависть к слабым и старым. Это месть прокаженным.
ЛИКА. Успокойтесь, в этом доме больше я мстить не позволю.
НЕТА (садясь прочно). А будешь мстить, если кто убьет твоих малышей?
ЛИКА. Пусть попробуют только.
НЕТА. Видишь? Ты, стало быть, будешь с убийцами бороться? Будешь защищать Машу, Сережу и Ляльку вашего?
ЛИКА. До последней капли крови.
НЕТА. А если их унесут, ты поползешь по следам?
ЛИКА. И я, и все, будь спокойна. Что ты мелешь?
НЕТА. И увидев убийц с окровавленными руками и Ляльку со вспоротым животиком? Что ты будешь делать?
ЛИКА. Что ты порешь такую чушь, прекрати. С ума сошла.
НЕТА. А-а. А я видела.
ЛИКА. Во сне. Прекрати ерунду.
НЕТА. Нет, белобандиты и фашисты… Они это делали.
ЛЮБА. У мамы часты видения. Она не может спать, ей чудятся убийства в мире.
НЕТА. Оставь.
ЛИКА. Какие боевики нашлись.
Входит САША.
САША. Мама, мне надо поговорить.
ЛИКА. Я все знаю. Я все знаю. Ты вернулся!
САША. Без посторонних.
ЛИКА. Ты не мог ведь надолго оставить свою старую слепую мать. Ну, как тебе понравился твой первый внук? Правда, хорош? Ты его развернул? Он не плакал? Вот и хорошо. Говори, говори при посторонних, которые самые мои дорогие люди.
САША. Хорошо, коли так.
ЛИКА. Твои дети и внук регулярно получают твою пенсию, спасибо. Сколько было страданий, ты ведь ничего не знаешь. Но теперь я верю, что ты вернулся. Как тебе наш толстый? Наш Лялька?
САША. Хороший пацан. Олю жалко. Не уличная ведь девочка, домашняя. Как недосмотрели за ней, не понимаю.
ЛИКА. Да, в кого это она уродилась, странно.
ЛЮБА (не сдержавшись). Да!
ЛИКА (Любе). Я сама!
САША. Мама, у моей Раи будет ребенок.
ЛИКА. Все еще будет? Прошел ведь уже год. Ненормальная беременность, скажу я вам.
ЛЮБА (не сдержавшись). Да!
САША. Нашему первому, Сан Санычу, девятый месяц пошел.
ЛИКА. А, вы снова. Я скажу тебе, что она плодовита, как кошка. Она самка, Саша. Хищная самка. И что же, теперь ты отнимешь у детей свои деньги? Под предлогом. Ну. Эра ведь преподает электротехнику в школе, это пятьсот шестьдесят рублей в месяц. И учится на курсах стенографии, это минус пятьдесят рублей. А Оля-то не работает! И вот так мы все будем, да моя пенсия триста пятьдесят.
ЛЮБА. Ну, с питанием мы снабжаем.
ЛИКА. Вы гости.
САША. Да, у вас полон дом гостей, я вижу, а мне негде жить, кстати.
ЛИКА. Ну что же, это всегда у нас водилось, как ты помнишь. Эру мы взяли тоже в гости в тридцать восьмом году, пока ты ее не… Не родилась у нее Оля.
САША. Мама, мы живем в восьми метрах. Я болел всю осень. У Раи осложнение на почки. Ей через полгода рожать, а мы ведь не молоденькие.
ЛИКА. А, она у тебя пожилая оказалась.
САША. Где нам жить, стройка кончится, Раю никуда не возьмут с двумя детьми, а мне дадут как одинокому только хорошо если койку, а то место в палатке. Мы же не расписаны.