СВЕТА. А ведь ты знаешь, что дело обстоит совсем не так, как ты мне это тут изобразил. И ты это знаешь на самом деле, и я это знаю.
ТОЛЯ (монотонно). На самом деле ничего подобного просто. Слушай, как было дело: я поступил в университет двадцати пяти лет, я был уже немолодой для себя и собирался жениться, но присматривался, поскольку был немолодой. Одна за другой кандидатуры отпадали, и уже к диплому осталась одна лишь ты. Я уже знал, что любить никого не способен, и мало того – через сколько-то времени наблюдения за кем-нибудь возникало острое чувство неприязни. Только по отношению к тебе этого не было. Только по отношению к тебе. Сначала просто у меня к тебе ничего не было, ровная, спокойная полоса, а потом, перебирая все в уме, я туманно стал догадываться, что эта спокойная, ровная полоса отношения что-то значит. То есть что это «ничего» и есть самое ценное и оно больше мне нужно, чем что-нибудь, чем любые другие отношения. Но мы получили распределение, ты осталась в Москве из-за болезни матери, а я не мог тебе ничего предложить и уехал в Свердловск. То есть я сам еще на самом-то деле только начинал обо всем догадываться, и это продолжалось в Свердловске. Там я работал два года, и опять тот же эффект, никто мне не понравился. Всегда при всем оставалась одна только ты, при всем вычитании других ты была в остатке. И вот мама пишет мне, что продает дом и что треть, если я его продам за ту цену, которую мне удастся, будет моя. Я сразу же ушел с работы, выписался из Свердловска, мысль работала очень четко, и поехал продавать дом через Москву. Я не знал еще, за сколько можно продать в моем родном городке хороший двухэтажный дом, но сколько-то денег светило впереди, тем более что я в Свердловске откладывал. Я пришел к тебе в библиотеку и сделал предложение тебе. Просил ответить на следующий день, с тем чтобы подать заявление в загс. И ты согласилась. Вот всё.
СВЕТА. А если бы я не согласилась?
ТОЛЯ. Ты бы согласилась. Я на это шел.
СВЕТА. Ты точно был уверен.
ТОЛЯ. А як же.
СВЕТА. Ни капли сомнения?
ТОЛЯ. В том все и дело, я это знал с самого начала. Я шел на то, что ты такая.
СВЕТА. Какая?
ТОЛЯ. Вот такая, как ты есть.
СВЕТА. Но ты же меня не любишь. Правда?
ТОЛЯ. Я тебе уже объяснил и, если хочешь, могу еще раз повторить. Я не привык обманывать сам себя, я в течение пяти лет анализировал, и все кандидатуры отпадали одна за другой.
СВЕТА. Оставь, я это уже слышала. Это не все и даже совсем не то.
ТОЛЯ. Всё то.
СВЕТА. На самом деле ты в университете любил.
ТОЛЯ. Я? Кого?!
СВЕТА. Ты знаешь кого.
ТОЛЯ. Я?
СВЕТА. Ты любил Кузнецову.
ТОЛЯ. Нет.
СВЕТА. А она вышла за Кольку Лобачева.
ТОЛЯ. Да нет!
СВЕТА. Она вышла за него.
ТОЛЯ. Я говорю: нет, не любил. Я не могу любить никого. Совершенно не могу, это не в моих силах.
СВЕТА. Как бы там ни было, Кузнецова мне говорила, что ты ей делал предложение. На лестнице. Вот так.
ТОЛЯ. Нет!
СВЕТА. Да говорила, говорила, успокойся.
ТОЛЯ. Что я ей сказал, так это вот что: «Выходи замуж». И всё. Так ей сказал просто: «Выходи замуж».
СВЕТА. Это оно и есть.
ТОЛЯ. Это совет.
СВЕТА. Ты мне тоже так сказал.
ТОЛЯ. Не совсем. Это разница.
СВЕТА. Я просто уже знала твою формулу предложения.
ТОЛЯ. Не совсем, это дело интонации и обстановки. Я тебе сказал: «Выходи замуж», ты сказала: «За тебя?», я сказал: «Да». А Кузнецовой я совет дал: «Выходи замуж», она сказала: «Да кто меня возьмет», а я промолчал. Это формула – она двойная, из двух моих фраз. «Выходи замуж» и «Да» в случае моего предложения. А в случае простого совета я вторую фразу не говорю, я многим так советовал выходить замуж.
СВЕТА. Многих же ты любил.
ТОЛЯ. Опять-таки говорю – нет. Я и Кузнецову не любил, я не могу любить, что же с этим поделаешь. Я не могу никого любить и никогда не мог. Еще в Нахимовском все влюблялись, а я не мог.
СВЕТА. Ты любил и эту азербайджанскую, Фариду.
ТОЛЯ. Откуда!
СВЕТА. Ты к ней ходил, правда?
ТОЛЯ. Но я же мужчина, ты не понимаешь?
СВЕТА. Да ты ее просто любил, а она тебя погнала.
ТОЛЯ. Я ушел сам, самостоятельно, когда понял, что она мне по всем обстоятельствам не подходит. Чем больше я к ней приглядывался, тем больше меня от нее отталкивало. Я же тебе говорил о тех кандидатурах, которые у меня были. Одна за другой эти кандидатуры отпадали.
СВЕТА. А какие еще были кандидатуры?
ТОЛЯ. Да господи, как ты думаешь! Я взрослый мужик, сначала служил на подводной лодке, слава богу, из-за кровяного давления списали. Куда податься? Я на буровую, в степи Казахстана, а там из женщин всего одна была повариха, да и то у нее был муж и хахаль, а ей было пятьдесят три годочка! Как ты думаешь, после этих переживаний я поступил в Московский университет, у меня не разбежались глаза?
СВЕТА. Ну какие, какие кандидатуры были у тебя, ну какие?
ТОЛЯ. Все, весь курс! Буквально весь факультет и все общежитие, можешь считать, было у меня кандидатур.
СВЕТА. Ты говоришь неправду.
ТОЛЯ. Я никогда не вру, только по мелочам.
СВЕТА. Ты говоришь неправду. На самом деле ты всех любил.
ТОЛЯ. Я не могу любить, я на это совершенно не способен. У меня нет этой способности. О! Падает давление! Затылок словно сковало. Видимо, будет дождь. Сейчас я покраснею.
СВЕТА. Маму застанет дождь.
ТОЛЯ. По моему давлению можно предсказывать погоду за пять минут перед дождем. Я покраснел?
СВЕТА. Мама вымокнет из-за меня.
ТОЛЯ. Я покраснел?
СВЕТА. Не очень.
ТОЛЯ. Возможно, дождя не будет. Тут надо точно смотреть. Смотри.
СВЕТА. Не знаю.
ТОЛЯ. Смотри внимательней.
СВЕТА. Ну я не знаю.
ТОЛЯ. Ты покраснела.
СВЕТА. Будет дождь со снегом, да?
ТОЛЯ. Не знаю, что будет.
СВЕТА. Мне просто хочется тебе сказать вот что: ты всех любил, кроме одной.
ТОЛЯ. Кого это?
СВЕТА. Да так.
ТОЛЯ. Я повторяю, что вообще не любил ни одной.
СВЕТА. Но тебе нравились.
ТОЛЯ. Кто?
СВЕТА. Кандидатуры.
ТОЛЯ. С этим я спорить не буду. Кандидатуры, конечно, мне нравились, как дикому человеку из Нахимовского училища.