– Так я и думал, – сказал он невозмутимо. – Пожалуй, вам лучше убраться восвояси. Нам не об чем толковать. Мы свое знаем, и нам плевать, что вы об этом думаете. Так что, стало быть, лучше вам просто-напросто уйти отсюдова. Кудряшу, наверно, не больно-то понравится, что его жена болтает в конюшне с побродягами.
Она переводила взгляд с одного лица на другое, и все они были замкнуты. Дольше всего она смотрела на Ленни, и наконец он в смущении потупился. Вдруг она сказала:
– Откудова у тебя на харе эти ссадины?
Ленни виновато поднял голову.
– У кого… у меня?
– Ну да, у тебя.
Ленни поглядел на Плюма, не зная, что сказать, потом снова потупился.
– У него рука в машину попала, – сказал он.
Женщина расхохоталась.
– Ну ладно. Пущай в машину. Я с тобой еще потолкую. Страсть до чего люблю этакие машины.
– Оставьте его в покое, – сказал Плюм. – Не вздумайте втянуть его в заваруху. Я скажу Джорджу, чего вы тут языком натрепали. Джордж не даст вам втянуть Ленни в заваруху.
– А кто таков этот Джордж? – спросила она Ленни. – Тот маленький, с которым ты пришел вместе?
Ленни весь расплылся в улыбке и ответил:
– Да, он самый. И он обещался, что позволит мне кормить кроликов.
– Ну, ежели тебе только этого и хочется, я сама могу найти пару-другую кроликов.
Горбун встал и повернулся к ней.
– Ну, будет, – сказал он, озлобясь. – Вы не имеете правов входить к черномазому. И не имеете правов подымать здесь шум. А теперича – уходите, да живо. Ежели не уйдете, я попрошу хозяина, чтоб он вовсе запретил вам совать нос в конюшню.
Она презрительно глянула на него.
– Слышишь, ты, черная образина, – сказала она. – Знаешь, чего я могу сделать, ежели ты еще хоть раз пасть разинешь?
Горбун бросил на нее унылый взгляд, потом сел и умолк.
Но она не отступалась.
– А знаешь, чего я могу сделать?
Горбун словно уменьшился в росте и спиной прижался к стене.
– Знаю, госпожа.
– Так памятуй свое место, черномазая образина. Мне так легко сделать, чтоб тебя вздернули на первом же суку, что это даже и не любопытственно.
Горбун вовсе сник. Он стал каким-то незаметным, безликим.
Мгновение женщина глядела на него, будто ждала, не шевельнется ли он, чтоб снова на него напуститься, но Горбун сидел неподвижно, отворотясь, и словно скрылся под личиной безразличия. Наконец она повернулась к двум остальным.
Старик Плюм не сводил с нее глаз.
– Ежели вы это сделаете, мы тоже скажем, – произнес он негромко. – Скажем, что вы врете про Горбуна.
– Ну и хрен с тобой! – закричала она. – Никто не станет тебя слушать, ты сам это знаешь. Никто!
Плюм присмирел.
– Да, – согласился он. – Нас никто не слушает.
– Хочу к Джорджу, – захныкал Ленни. – Хочу к Джорджу.
Плюм подошел к нему вплотную.
– Не бойсь, – сказал он. – Уже слыхать шум, они подъезжают. Джордж сейчас будет в бараке. – Он повернулся к женщине. – А вы шли бы лучше домой, – сказал он спокойно. – Ежели уйдете, мы не скажем Кудряшу, что вы были здесь.
Она смерила его взглядом.
– А почем я знаю, может, ты никакого шуму и не слыхал.
– Зачем же рисковать, – сказал он. – Ежели не знаете, все одно лучше подальше от греха.
Она повернулась к Ленни.
– Я рада, что ты проучил Кудряша. Он сам нарывался. Иногда и мне охота его проучить.
Она проскользнула в дверь и исчезла в темной конюшне. Когда она шла через конюшню, зазвенели уздечки, лошади зафыркали, забили копытами.
Горбун мало-помалу как бы выползал из-под своей личины.
– Это правда, что они подъезжают? – спросил он.
– Само собой. Я же слыхал.
– А я вот ничего не слыхал.
– Хлопнули ворота, – сказал Плюм. – Ну да это не беда, она умеет проскользнуть тихонько. Ей не привыкать стать.
Горбуну не хотелось больше разговаривать про эту женщину.
– Лучше вам уйти, – сказал он. – Я не хочу, чтоб вы тут оставались. Должны же и у цветного быть какие-то права, даже ежели ему от них один вред.
– Эта сука не смела так с тобой говорить, – сказал Плюм.
– Какая разница, – отозвался Горбун равнодушно. – Вы сюда пришли, сидели тут и заставили меня забыть, кто я такой. А ведь она правду сказала.
Лошади в конюшне снова зафыркали, зазвенели уздечки, и послышался громкий оклик:
– Ленни, а Ленни! Ты где?
– Это Джордж! – крикнул Ленни и с живостью отозвался: – Я здесь, Джордж! Здесь!
Через секунду Джордж появился в дверях и недовольно оглядел каморку.
– Чего это ты делаешь у Горбуна? Тебе нельзя здесь быть.
Горбун кивнул.
– Я им говорил, но они все одно вошли.
– Так почему же ты их не выгнал?
– Я не супротив, – сказал Горбун. – Ленни такой славный.
Плюм вдруг встрепенулся.
– Слышь, Джордж! Я уже все обдумал! И даже подсчитал, сколько мы можем заработать на кроликах.
Джордж сердито поглядел на него.
– Я, кажется, предупреждал вас обоих, чтоб вы никому ни слова.
Плюм сразу же оробел.
– Мы и не говорили ни слова никому, кроме Горбуна.
– Ну ладно, пошли отсюда. Господи, на минуту и то нельзя отлучиться.
Плюм с Ленни встали и пошли к двери.
Горбун окликнул старика:
– Плюм!
– Ну, чего тебе?
– Помнишь, что я говорил насчет огорода и всякой работы?
– Да, – сказал Плюм. – Конечно, помню.
– Так вот, забудь про это, – сказал Горбун. – Я пошутил. Я не хочу на ваше ранчо.
– Ладно, дело твое. Спокойной ночи.
Трое мужчин вышли. Когда они проходили через конюшню, зафыркали лошади и зазвенели уздечки.
Некоторое время Горбун сидел на койке и глядел им вслед, потом потянулся за склянкой с мазью. Он задрал рубашку на спине, налил на ладонь немного мази и начал медленно тереть спину.
V
Один конец огромной конюшни был почти до потолка завален свежим сеном, тут же стояли вилы с четырьмя зубьями. Сено высилось горой, полого спускавшейся к другому концу конюшни, и здесь было свободное, не доверху заваленное место. По сторонам тянулись стойла, и между перегородками виднелись лошадиные морды.