– Ну, все, все, хватит.
Молли, завывая, повалилась на него. Тедди протянул ей фляжку с виски.
– Вот, выпей успокоительного.
Молли с жадностью схватила фляжку и поднесла ко рту.
Тедди подошел к Тилли.
– Покажи, – попросил он.
– Все в порядке. – Она забилась еще глубже в угол, однако Тедди не отступал.
Запустив руку в роскошные волосы Тилли, Тедди ощупал теплый череп.
– У тебя там шишка, – сказал он.
Повернувшись к Молли, он заметил, как она спрятала фляжку под подолом ночной рубашки.
– Отдай.
– Сам возьми!
Тедди поморщился. Тилли двумя руками залезла под рубашку Молли, вытащила фляжку и отдала Тедди.
– Пусто, – констатировал он.
Тилли подняла свадебное платье Гертруды с пола, положила обратно на стол.
– Вообще-то я пришел пригласить вас обеих на завтрашнюю предрождественскую вечеринку, но… – Тедди искоса взглянул на Молли и снова тряхнул пустой фляжкой.
– Охотно приду, – заявила Молли и рыгнула.
– Я не пойду, – мотнула головой Тилли.
– Ну и ладно, – махнула рукой Молли. – Он заедет за мной. Правда, сынок?
Тедди и в самом деле заехал за Молли и привез Тилли розы. Огромный букет бархатных темно-алых роз, источавших густой аромат карамели, лета и туманной дымки над рекой. Тилли была потрясена.
– Вчера вечером я рисковал жизнью, чтобы нарвать их для тебя.
– В чьем саду? Бьюлы или сержанта Фаррата?
Тедди задорно подмигнул.
– Выпьешь с нами?
– Нет.
– Ну хоть один бокал.
– Поверь, я очень признательна уже за то, что ты на часок избавишь меня от Молли.
– Приходи к нам, Тилли.
– Мне будет приятно посидеть в тишине.
Молли выкатила коляску на веранду.
– Идем, сынок, пусть она одна тут киснет.
На нижней ступеньке Тедди в последний раз попытался уговорить Тилли:
– Пойдем, пожалуйста. Мы устраиваем на свалке отличные вечеринки. Под деревом – куча подарков детворе от Санты, все просто визжат от восторга.
Тилли с улыбкой закрыла дверь, потом вполголоса произнесла:
– Мое сердце этого не выдержит.
13
Элсбет сказалась больной и не желала даже пальцем пошевелить ради предстоящей свадьбы. Уильям приуныл, но ненадолго – все как-то потихоньку пошло само собой. Мистер Пратт вновь открыл ему кредит, так что можно было серьезно подумать о восстановлении усадьбы: для начала починить ограждения, купить новый трактор, семена. В семье пойдут дети, их надо кормить; Гертруда со временем привыкнет, научится вести хозяйство…
Он прочел ей сто тридцатый сонет Шекспира.
– Как тебе, дорогая?
– Что?
– Это Шекспир, Уильям Шекспир.
– Мило.
– Да, конечно, но что тебе понравилось больше всего?
– Почти все другие стихи слишком длинные, а этот – короткий.
Над их головами кружились мотыльки, привлеченные светом фонаря над задней дверью Праттов. Уильям, без конца мусоля поля шляпы, промолвил:
– Мона сказала, приглашения уже готовы…
Мона Бомонт даже мечтать не смела, что когда-нибудь станет подружкой невесты. Поскольку Элсбет отказалась составлять список гостей, Мона сделала это сама – просто записала туда всех родственников и бывших школьных приятелей Уильяма, каких знала.
– …и я бы предпочел свадьбу поскромнее. Знаешь, я как-то не рассчитывал…
Гертруда надула губы.
– Поцелуй меня, Уильям. Ты не целовал меня уже сто лет.
Он чмокнул ее в щеку, но она обвила его шею руками.
– Гертруда, послушай… Я знаю, у тебя уже есть наряд и…
– Платье, Уильям, свадебное платье.
– …и приготовления идут очень… быстро… Ты прекрасно справляешься, только… Я тут подумал, у нас все так поспешно и… Брак – это ведь на всю жизнь… Я хотел сказать, если ты сомневаешься, что будешь счастлива в моем доме, с мамой и Моной, мы можем не торопиться, ничего страшного. Подождем, пока не будем уверены в своих чувствах, чтобы не наспех, может быть, осенью. Я пойму, если…
Подбородок Гертруды задрожал, в глазах полыхнуло, как будто лопнули два абрикоса.
– Но ты же… Мы… Я думала, ты меня любишь! Что обо мне станут говорить?..
В окне со стороны фасада загорелся свет. Гертруда тяжело опустилась на деревянные доски среди старых башмаков и садового инструмента и закрыла лицо руками. Уильям горестно вздохнул и наклонился к ней, чтобы погладить по плечу.
Он сосредоточенно разглядывал шнурки, когда со стороны входа послышались шорох и возня. Гости, собравшиеся в церкви, обернулись. Толпу облетел восхищенный вздох. Уильям зажмурился. Фейт заиграла «Вот идет невеста». Жених набрал в грудь побольше воздуха, открыл глаза и посмотрел в проход между рядами. Глубокие морщины, прорезавшие его лоб, разгладились, щеки порозовели, напряженные плечи расслабились. Он привстал на носочки. Нервы, это все нервы.
Невеста выглядела чудесно. Темно-каштановые волосы уложены элегантной волной и закреплены венком роскошных алых роз, в карих глазах – приглушенный бархатный блеск. Стройная шея, нежная кожа. Изящное платье из шелковой тафты персикового цвета с круглым декольте – но не слишком глубоким – и рукавами длиной в три четверти из тончайшего тюля цвета шампанского. Облегающий лиф подчеркивал талию, смягчая линию бедер, и заканчивался сзади широким бантом, концы которого элегантно спускались поверх юбки, расходясь книзу. Они образовывали шлейф, который тянулся на добрых три метра, когда она медленно двигалась навстречу Уильяму. Шелковая тафта легко струилась вокруг ее ног, словно золотистый поток. Гертруда Пратт выглядела соблазнительно и знала это. Сзади робко шла Мона, дрожа и втянув голову в плечи. Ее волосы были рассыпаны по плечам крупными локонами и украшены свежими цветами в тон декольтированному платью из шелковой тафты теплого рыжеватого оттенка. Покрой платья удачно подчеркивал скромные формы Моны. Присборенная на талии юбка длиной до колена слегка расходилась книзу. Сутулые плечи прикрывал капюшон из кремового тюля, перекрещенный смелой петлей и спускавшийся до самой поясницы. И невеста, и подружка сжимали в руках пышные короткие букеты из роз всевозможных цветов. Все женщины в церкви не могли не отметить, что портниха попала в точку с выбором ткани и фасона. Увидев довольную улыбку Уильяма, Гертруда окончательно успокоилась.
Элсбет с каменным лицом сидела в первом ряду. С постели она встала только после того, как в усадьбу «На семи ветрах» с шумными поздравлениями прибыли университетские друзья Уильяма и вся родня Бомонтов. Двоюродная сестра Элсбет Уна, модная дама из Мельбурна, наклонилась к ней и с одобрительной улыбкой произнесла: