— Так оно и есть: я заранее знаю, куда иду, к кому иду и зачем иду. Заранее определяю для себя тактику и стратегию поведения, где есть место разведке, подготовке, выбору времени и места, средств достижения цели, а также есть место для атаки, где можно развить успех, и отступления в случае неудачи. Короче, как на войне. К сказанному могу добавить: после того как я вплотную занялся бизнесом, постоянно ощущаю себя как бы на войне.
— А ведь это война даже не с существующей властью, это, Степаныч, война со своими земляками.
— Не понял? — глянул на него в упор Белов. — Ты это о чем?
— С властью воевать не надо, ее надо приручать — подачкой, услугой или взяткой. И с властью ты по одну сторону. По другую — твои земляки. И главная твоя задача, как бизнесмена, заставить на себя работать.
— Но ведь можно возить людей вахтовым методом?
— Людям пришлым надо хорошо платить, по-иному не получится. А земляки могут работать за копейки, только надо поставить их в такие условия, при которых им было бы некуда деваться, — это вот по-твоему и называется военными действиями. И здесь хороши все виды оружия, лишь бы достигнуть цель.
— А цель, как известно, — что?.. — Владимир наклонился в сторону приятеля, и в глазах его заиграли веселые огоньки.
— Оправдывает средства, ты это хочешь сказать? — в свою очередь Курицин придвинулся к Белову.
— Вот именно.
— Не знаю. Если следовать твоей логике, то в данном случае надо совсем отказаться от такого устаревшего понятия, как совесть.
Владимир поднялся со стула, зашагал по комнате — были они на момент этого непростого разговора в доме Курицина в Ануфриеве.
— Совесть, совесть… Мне наплевать на совесть, если ее нельзя положить в чулок. Но постой: может, ты уже потерял интерес к выборам?
— На выборы я иду сознательно, — усмехнулся Курицин. — А если бы не пошел?
— Тогда я начал бы тебя шантажировать.
— А я бы нанял киллера и отстрелил тебя.
Белов остановился напротив приятеля, как бы соображая, что ответить, но неожиданно рассмеялся, да так заразительно, что не удержался и Курицин.
В комнату заглянула Катерина Ивановна, Курицин подошел к ней и что-то сказал. Спустя минут пять женщина принесла бутылку водки, рюмки, закуску.
В такие минуты приятели пили, ели в свое удовольствие. Оба трезвенники, «расслаблялись» не спеша, со смаком, выпивали в меру и назавтра не знали похмелья.
Любили и поговорить, причем на этот вечер как бы снимали со своих языков все запреты и говорили с предельными откровением и цинизмом, где доставалось местной власти, чиновникам, райцентровским предпринимателям, коллегам по собственному бизнесу и вообще кому бы то ни было, с кем пересекались их жизненные пути и кто являлся объектом их постоянного внимания. Но если Курицин в чем-то подыгрывал Белову, а зачастую и провоцировал на какие-то резкие выссказывания, то Белов «расслаблялся по полной».
— Недавно, ты знаешь, я ездил на машине в соседнюю область. И пока тащился по ухабам, все думал о том, что нас, сибиряков, словно специально, без суда и следствия, обрекли здесь на медленное вымирание, — прожевывая котлетку, в раздумье говорил Белов. — Но, с другой стороны, нам выходит прямая выгода: пока нет хороших дорог, пока столица снимает сливки с крупных заводов, комбинатов, скважин, нефтепроводов, надо разворачивать свой бизнес здесь. Разворачивать стремительно, с размахом, как можно быстрее нарабатывая капитал. Нам не грозит захват бизнеса более крупными структурами, потому что наши «ооошки» на первый взгляд — не стоящая внимания мелочь, где ни один серьезный экономист не сможет отследить финансовые потоки, а тем более определить их масштабы. Между тем мы можем быть нисколько не беднее иных олигархов из областного центра и в считаные годы, даже месяцы можем выкачать отсюда приличные деньги. И сделаем это без лишнего шума — спокойно и торжественно.
— Сделам, — кивал головой Курицин. — Но… — поднимал палец кверху, — с моей помощью мэра.
— Витя, — в голосе Владимира послышались ехидные нотки, — ты — курица, которая будет нести золотые яйца.
— А скажи, Степаныч, — ведь правда, что у меня оч-чень удачная фамилия? — усмехаясь, откидывался к спинке стула приятель. — С двойным смыслом и между тем такая простецкая, ну в доску своя.
— Что верно, то верно. Поначалу тебя, из-за такой фамилии, никак нельзя принимать всерьез. А вот когда разглядишь — мурашки бегут по спине.
— ?
— Не от страха, а от понимания того, каким ненасытным аппетитом наделила тебя мать-природа. Ты ведь и за столом-то не ешь, а — сглатываешь. По жизни — точно так же. И ежели все эти инстинкты — да на хорошие мозги, то живоглот получается изрядный.
— Можно подумать, что ты, Степаныч, не живоглот. Почище меня будешь.
— Почище тебя быть очень непросто. А ты думаешь, почему?
— Поч-чему? — словно эхо, повторил Курицин за приятелем.
— Потому что тебе твое досталось уже при рождении: и положение в обществе, и связи, и воспитание, и стартовые позиции. Мне же свое пришлось добывать собственным трудом, пробивая себе дорогу лбом, и тут уж все зависело от прочности лобной кости. Пришлось и прогибаться, чего я не могу простить ни себе, ни тем, перед кем пришлось прогибаться.
— Куда бы ты делся без прогиба?
— Вот именно: куда? Вообще же я ни о чем не жалею, потому как в дураках себя никогда не чувствовал. Это те дураки, перед коими прогибался.
— Правильно гуторишь, Степаныч. Ой, как правильно… — подливал масла в огонь Курицин.
Расслабленные от еды и питья, приятели еще долго горготали о своем, чем жили и к чему стремились, подсчитывая по сути будущие барыши. Они, без сомнения, чувствовали себя хозяевами жизни и таковыми на сей момент пребывали на самом деле. Половина Присаянского края работала на них. Все приводные ремни, какие только имелись, были натянуты на свои шестерни и шестеренки и крутились в требуемом направлении. Их же задача состояла в том, чтобы не допускать сбоев в механизме запущенной машины и строго следить за поступлением конечного продукта — денег. Немалого количества денег, которые поступали к ним, минуя счета в банках, финансовых ведомостях и отчетах, потому во всевозможных инспекциях и контролирующих денежные потоки инстанциях даже не представляли, сколь смехотворные суммы налогов поступают отсюда в государственную казну. Потому и мало кто, а если точнее сказать — никто не имел представления о подлинных доходах Белова Владимира Степановича и его подручного Курицина Виктора Николаевича. Что до последнего, то о доходах приятеля в точности не знал даже сам Белов. Впрочем, как и Курицин — о доходах Белова.
— Мы с тобой первопроходцы бизнеса первой волны, — самодовольно говорил Владимир. — Получается, что мы и есть — самые наипрямейшие потомки Ермака Тимофеевича, который пришел в Сибирь за тем же, за чем здесь живем и мы.