Искушение и разгром - читать онлайн книгу. Автор: Семен Лопато cтр.№ 20

— На хрена тебе белорусский паспорт? Да еще фальшивый. Придумал тоже. Ты на себя посмотри. Какой ты на х… нелегал? Тебе что, русского паспорта мало? Ты не придумывай. Ты ж сам говорил, ни виз, ни загранпаспортов не надо, это ж родное СНГ, ты едешь-то почти что к себе домой.

Сергачев, порывшись в портфеле, вытащил среднемасштабную офицерскую карту.

— Смотри. Вот деревня Литвишки. Вот совхоз Житнев Лог. Вот шоссе, а вот между ними лес. Долетаешь до Минска, там на электричке, потом на машине полчаса по шоссе, и все. Ты, считай, у себя дома. Тебе что, в лесу прогуляться нельзя?

— Ну да, со сварочным аппаратом на сжиженном газе.

— Это ты брось. У нас демократия. Хочешь, со сварочным аппаратом в лесу гуляешь, хочешь — без. Хочешь, на сжиженном газе, хочешь — хоть на солярке. За что боролись? Гулять со сварочным аппаратом в белорусском лесу — священное право российского гражданина. Мало ли, кому как нравится. Может, ты так заключение союза отмечаешь. Что ты вообще из-за этого сварочного аппарата колотишься — тебя машина к опушке подвезет, сразу прямо с шоссе в лес нырнешь, тебя и не заметит никто. Ты вообще из этого путешествия проблемы не делай. Это ж так, прогулка. Развеяться, грибы пособирать. Ты не бери в голову, что это Белоруссия, ты ж как на дачу к себе едешь. У тебя где дача?

Сергей, помрачнев при воспоминании, нехотя отвел глаза:

— В Кратово.

— Ну вот, ты как в Кратово к себе и едешь. Дел-то всего. Все то же самое — свежий воздух, природа, лес. С той разницей, что там у вас в Кратово ракета не падала.

Сергей, задетый внезапным поворотом разговора, неожиданно для самого себя с затаенным сожалением посмотрел куда-то вдаль:

— А хорошо бы ей там упасть. Я бы подсказал пару адресочков.

— Ну вот, в следующий раз и подскажешь. А пока по этому адресу съезди. Тебе же лучше, слава богу, хоть огород перекапывать никто не заставляет.

Сергей, снова морщась, покрутил головой:

— Легкомысленно как-то все у вас получается. Прямо игра «Зарница» на новый лад, только что деревянных гранат не выдают. Честно говоря, удивляюсь я вам. Все-то вам просто. Из Москвы глядя, знаете, легко рассуждать. Вам прямо все равно, что там со мной будет. А если я попаду в руки белорусских спецслужб — известных своим зверством?

— Да причем тут спецслужбы? Я ж тебе говорю, ты просто по лесу гуляешь. Ты сам подумай, на хрена ты этим спецслужбам нужен? Юнармеец…

— По лесу. А если меня прямо у ракеты возьмут?

— Ну и что? Это ж места боев. Мало ли там по лесам всякой всячины валяется. Ну, найдут там тебя — и что? Кто чего знает? Может, ты черный следопыт?

Сергей подозрительно посмотрел на Сергачева.

— Какой еще черный следопыт? Вы меня что, в негра перекрасить хотите?

— Да причем тут негры? Черные следопыты — это мужики такие, по лесам, по местам боев ходят, старое оружие выкапывают. Немецкие каски, кресты, сувениры. Коллекционерам продают потом. Тут даже твой сварочный аппарат в строку пойдет. Они ведь в самом деле часто по последнему слову снаряжены. У некоторых даже американские металлоискатели сканирующие есть.

— Понятно, — Сергей со стоическим любопытством посмотрел на Сергачева. — Ну и как в Белоруссии поступают с черными следопытами? На месте линчуют?

— Да какое линчуют! Там даже статьи в уголовном кодексе такой нет. Оштрафуют да отпустят. Самое худшее, что может случиться, — это сварочный аппарат у тебя отберут.

Сергей удовлетворенно кивнул:

— Вот это хорошо.

— Ты вообще много всего об этом воображаешь. У ракеты его, видите ли, застукают. Я ж тебе говорил — знаешь, там сколько такого добра гниет повсюду? Снаряды, бомбы всякие неразорвавшиеся. Там же такая месиловка была. Ты сейчас процессор снимешь, так эта же ракета там еще сто лет лежать будет, не жалко, кто увидит, может, и внимания не обратит. Думаешь, кто-нибудь спрашивать будет, откуда да что. Лежит да лежит. Мало ли. Эхо войны.

Сергей усмехнулся:

— Может, мне на ней еще белой краской свастику нарисовать? И написать ФАУ-2?

— Да чего хочешь, то и пиши. Хоть ФАУ-2, хоть «Ессентуки-17». Ты вообще напридумывал себе бог знает что. Неужели ты думаешь, если б все так опасно было, я б тебя в это дело впутывать стал? То, что я тебе говорил насчет американцев, — это я тебе просто объяснял, почему мы такую ситуацию терпеть не можем. А на деле вероятность осложнений — меньше процента. Да и вообще ничего особенного не происходит. Даже в том, что мы тебя левым путем посылаем, ничего особенного нет. Были уже такие случаи, кстати, последний не так давно. Помнишь, был такой Якубович? Он еще сейчас в тюрьме сидит.

Сергей удивленно посмотрел на Сергачева:

— Якубович — в тюрьме? Вроде неделю назад по телевизору видел. Жена с тещей смотрели. «Есть такая буква»…

— Да нет, другой Якубович. Тот, что потом оригинал «Моления Даниила Заточника» из Ленинской библиотеки спер и в Израиль продал. Помнишь ту историю?

— Да я ее, по-моему, и не знал никогда.

— Да все ты знал, забыл просто. В девяносто третьем году это было. Когда с Верховным Советом заваруха была. Ну и этот Якубович решил властям пособить, привез из-за границы компромат на Хасбулатова. Ну какую-то там бумагу из Канады, где нотариально было заверено, что Хасбулатов — му…к. Ну Верховный Совет на него охоту объявил, МВД тогда Верховный Совет поддерживало, уже ордер на арест выписали, нельзя было им этого второго Якубовича выдавать. А ситуация точно как сейчас — официально-то действовать нельзя. Ну и наняли какое-то там товарищество — с сильно ограниченной ответственностью, оно его и вывезло на трех «Мерседесах» отсюда в Армению.

— На трех «Мерседесах»? Это что, расчлененного, что ли?

— Зачем расчлененного, живого. Два других «Мерседеса» для прикрытия. Ну и улетел он из ереванского аэропорта назад, в Америку к себе. Потом, правда, вернулся, видно, решил, что теперь ему все с рук сойдет, ну и прокололся — в федеральную библиотеку этот самый папирус не вернул. Ну, тут его в ленинградском областном суде и расчленили, уже года три как сидит. Ну с тобой-то такого не будет.

Сергей, стоически глядя в пространство, тоскливо вздохнул:

— «Насыщаясь многоразличными брашнами, помяни мя, сух хлеб ядущего. Егда ляжешь на мягкие постели, под собольи одеяла, помяни мя, под единым рубищем лежащего, и зимой умирающего, и дождевыми каплями, аки стрелами пронзаемого…»

Сергачев с опаской покосился на Сергея:

— Ты что это — бредишь?

Сергей нехотя отвернулся:

— Почти.

— Ну-ну, — Сергачев нетерпеливо-просительно посмотрел на Сергея. — Ну так что, я тебе вроде все сказал, может, выскажешься по существу, наконец. Слушай, чего хочешь со мной делай, но нет тут никакого подвоха. Я тебе слово коммуниста даю, ты что ж, своему старшему товарищу не веришь, моим тридцати годам партстажа не веришь? — неожиданно осекшись, он знающе-прищуренно подался в сторону Сергея. — Слушай, чего ты вообще тень на плетень наводишь? Межведомственную комиссию тут строит из себя. Ты ж с самого начала согласен был.