Дендрофобия - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Горская cтр.№ 99

– Что ж плохого, если дети живут с родителями?

– Я не про детей говорю, а про взрослых лосей. Практика показывает, если с пожилой матерью живут два сына старше тридцати лет, то они чаще всего пьют друг с другом и метелят свою старуху, потому что им кажется, что именно она им жизнь сломала. Таким бытовым насилием пестрят все милицейские сводки. Общественность негодует, кто виноват и что делать, а проблема в том, что взрослые мужики не должны жить вместе. Вот у нас любят изображать изумление, что у европейцев в ходу «голубые» браки, но в России-то семьи на что похожи? У иных не семья, а сборище какое-то. Кто только с кем не живёт! В иной дом сунешься, а там вообще не понятно, кто на ком женат, кто под кем ходит. Многие семьи полностью бабские: вдовы, мамы, бабушки, тётки, внучки. Отдыхают от пьяниц. Хотя и сами уже пьют. Есть чисто мужские образования, где мать умерла, парализованный отец помирает, а с ним живут потрёпанные жизнью сыновья, которых жёны за пьянку турнули или вообще никуда не брали, настолько они непригодны для отношений. На днях убийство произошло в двухкомнатной каморке, где жена жила со своим бывшим мужем. Они разведены, но живут вместе, да ещё двое детей. Он девку какую-то привёл, уже беременную, потом прискакал её бывший сожитель – ему тоже, видишь ли, жить негде, все обязаны в его положение войти. Потом пришёл брат жены из тюряги после отсидки и тут же сошёлся с этой девкой – не помеха, что на сносях. Её сожителю-то фиолетово, а у мужа назрела ярость благородная, порешил обоих изменников. Его забрали, естественно, тесная жилплощадь немного освободилась. Только её хозяйке теперь не вытурить бывшего сожителя беременной подстилки своего бывшего мужа – прикипел к квадратным метрам окончательно, да ещё и тёлку какую-то притаранил.

– Сейчас многие так живут. Возможно большинство населения страны. А сколько баек, как враждуют свекрови с невестками, потому что вынуждены делить одну жилплощадь?

– Но две взрослые бабы не должны жить вместе. Одна всегда будет вытеснять другую, и это нормально, потому что в доме должна быть одна хозяйка. Но «хозяин» сидит в сторонке, типа он тут ни при чём, типа эти чёртовы бабы его достали непомерными требованиями, а ему ничего не нать, лишь бы дали телевизер посмотреть о положении напряжённости на международной арене на высшем политическом уровне. В отношениях есть такое понятие, как третий-лишний, потому что мозгу свойственно сравнивать между собой два объекта. Когда мама видит только своего ребёнка или муж видит жену, отношения в норме, потому что никто никого не сравнивает и никому не противопоставляет. Но вот мать видит сына и его жену, они живут все вместе. Жена видит мужа и его мать, муж видит двух баб: одна его родила, другая ему родила. Так устроен человек, что он невольно начинает сравнивать, кто лучше, чью сторону принять. Начинаются конфликты, и бесполезно выяснять, кто в них виноват, потому что нарушена полярность. Семейный союз создают он и она, а тут непонятно что, какой-то перекос, одно одеяло делит три стороны или даже больше. Это ненормально, когда чужие друг другу люди живут вместе в коммуналках, в общагах, в хрущёвках с картонными перегородками между «отдельными» квартирами. Это нарушение всяких норм гигиены, какое и гомикам не снилось. Словно людей для эксперимента поместили в тесный вольер, как в реторту для опытов, и наблюдают, кто раньше озвереет, кто кого первым рвать начнёт, жизненное пространство отвоёвывать. Тут же вылезут моралисты и начнут осуждать выживших в конфликте: «Нельзя же так! Надо соблюдать нормы общежития, не одни живёте». Но человеку надо хотя бы иногда быть одному, ему нужно своё отдельное пространство, а стадом жили только первобытные дикари. Человеку нужна семья, а у него сборная солянка какая-то из совершенно посторонних и ненужных ему людей.

– Община.

– Но община – это не жизнь, а форма выживания. Вот Вы сказали, что здесь семьи огромные. Они не огромные, они вымирающие. Они просто живут все вместе, как крестьяне Древней Руси. А крестьяне так жили, потому что помещик с них брал оброк за каждый двор. Вот они и решили не разделяться, а так и жить всем гуртом в одном доме, когда одно поколение постепенно вытесняет другое.

– Голь на выдумку хитра.

– Вот именно, что голь. Потом система налогообложения смекнула, что надо брать налоги не со двора, а с каждой двери. Крестьяне стали замуровывать двери и всей семьёй толкались через один проём. Это служило плохую службу при пожарах, а Русь горела очень активно, потому что была преимущественно деревянной. Где-то брали оброк по количеству окон, кто-то начислял его по количеству печных труб – не суть. Проблема в том, что обитатели таких поселений не развивались, сами эти поселения не разрастались, как и должно быть, когда сын строит новый дом рядом с родительским, потом и все его братья делают то же самое, вырастает целая улица, потом и город. Так выросли и Москва, и Париж, и любая другая деревня.

– Это Москва-то деревня?

– Была когда-то. Как любой человек был когда-то младенцем. Что ж тут такого? Любой город начинается с деревни. Но он становится городом только в том случае, если развивается. Вот наш город вырос по размерам в пять раз только в этом веке, когда здесь появились фабрики и комбинаты, они стали обрастать промышленными и торговыми конторами, жилыми кварталами, появились дороги и магазины. А до этого он пять-шесть веков вообще не менялся. Я был на Урале, где снимали фильм «Тени исчезают в полдень» – там за тридцать лет ничего не изменилось. Сам фильм изображает события вековой давности, то есть за последние сто лет развития нет никакого. А ведь это Урал – железо, золото, медь, самоцветы. Во многих крупных странах нет того количества природных ресурсов, какие у нас есть только на одном Урале, но они обскакали нас в развитии. Если взять русского крестьянина века пятнадцатого, то по уровню жизни он ничем не отличался от своих потомков через триста-четыреста лет. Те же лапти и рубище из льна домашней выделки, та же каторжная работа, навязанная гордость за такой образ жизни, что «честный человек обязан мучиться и страдать», пока нормальные люди просто живут. Когда молодые дворяне при Петре Великом стали ездить на учёбу в Европу, их поразило, как там выглядят крестьяне. Они были зажиточны, хорошо одеты и даже грамотны, жили в отдельных домах, а не лачугах, у них было больше железных орудий труда и даже механизмов для земледелия и обработки урожая. Случались казусы, когда эти дикие русские рабовладельцы могли оскорбить и даже ударить европейского крестьянина, потому что в их понимании это был не человек. Они дома так привыкли. А в Европе крестьянин уже был полноправным членом общества, активным налогоплательщиком, он кормил страну, он мог и в суд подать. Есть целая экономическая теория насчёт крестьянства, кратко она звучит: кто растит хлеб и создаёт продукты, тот фактически печатает деньги. Потому что есть люди, которые не пользуются техникой и ничего не знают о театре, но едят-то все – ещё ни одному человеку не удавалось без этого обходиться. И если тот, кто создаёт продукты питания, беден, то в государстве явно что-то не так. Если земледелец отказывается от ухода из родительского дома ради экономии, то экономии тут нет никакой, потому что он может и сохранит какие-то гроши, но зато откажется от собственного развития. И сейчас точно такая же ситуация в России: население преимущественно сидит на родительской территории. Весь плюс этой ситуации, что население уходит в минус.