— И я, — заметил Ленин, — долой ца`ря, вся власть Советам!
— Ну что, пойдём громить кабинеты? — Фортуна потряс в воздухе кулаком.
Тут в палату заглянула медсестра, и восстание пришлось отложить до лучших времён.
Лучшие времена, после недолгой перепалки, были назначены на завтра. Поздним вечером новоявленные повстанцы с воодушевлением принялись за подготовку.
Сформировали штаб — в него, понятное дело, вошли Артур и все сектанты, а также Ленин, Наполеон и примкнувший к ним Робеспьер.
Екатерина Великая, не питая особой любви к идеям демократии, предпочла остаться наблюдательницей; Сталин и Повелитель Вселенной Тёмный Властелин Сын Смерти Крокус Момус заняли выжидательную позицию.
Согласились участвовать в свержении существующей власти и несколько нетитулованных персон — простые граждане — пациенты.
— Спать нам сегодня не придётся, — заявил Артур, — всю ночь будем готовиться.
— А вот это лишнее, — возразил Форутна, — хорошо поспать никогда не мешает, особенно перед заварушкой.
С этими словами он завалился на койку и захрапел — то ли притворился спящим, то ли и взаправду уснул.
Другие, однако, следовать его примеру не собирались. Артур отправил гонца в женскую палату, и тот вскоре вернулся вместе с Монетой и Асей.
— Монета будет финансировать революцию, — сказал Георгий, — как немцы большевиков…
— Не клевещите! — взвился Ленин.
Между тем работа закипела. У каждого из революционеров нашлись свои замечательные идеи; каждый внёс свой неоценимый вклад в общее дело.
Молодой конопатый паренёк — его имени не помнил никто, даже он сам — смастерил из картона прекрасный бронежилет собственной конструкции; по его словам, этот доспех не пробило бы и прямое попадание фугаса.
Наполеон и Ленин вместе строили некое колоссально — фантастическое незнамо что; из обрывков их разговоров Артур понял, что один считает сооружение Вандомской колонной, а другой броневиком.
Робеспьер занялся знамёнами; делал он их из простыней, на которых, за отсутствием красной — да и любой другой — краски просто писал гелевой ручкой духоподъёмные лозунги.
Сектанты тоже трудились на славу. Аполлон и Георгий ломали табуретки и делали из ножек дубинки и факелы — какое восстание без огня и дреколья! Время от времени, чтобы подбодрить себя и других, они затягивали какой — нибудь гимн невнятно — мистического содержания, и тогда все прочие с превеликим благоговением затыкали уши и почтительно просили светочей благочестия умолкнуть, если они не хотят получить по физиономиям.
Монета, несомненно, играла в подготовке бунта ключевую роль — впрочем, в чём эта роль заключалась, знала лишь она сама, а на все вопросы отвечала коротко, резко и совсем не по делу.
Ей, конечно, всё это было не очень — то приятно — заботишься о них, садишь в психушку — а в ответ не только никакой благодарности, но и… да, что уж тут говорить! А ведь, кроме того, нужно было следить за Асей.
А Ася как раз была всем происходящим вдохновлена и захвачена. Ей давно уже хотелось в чём — нибудь проявить себя, а заодно и послужить великому сектантскому делу. Она верила в то, что говорили сектанты, так же свято и искренне, как когда — то верила в Деда Мороза.
Да и поверишь тут, если честно, ещё и не в такой бред — при цыганской — то жизни; лет с десяти Ася моталась вместе с бабушкой по свету, из города в город, из села в село, где Монета выбивала из народа деньгу всеми мыслимыми способами, а её внучка скучала да пыталась учиться, сменив школ семь и так и не сдав никаких экзаменов. Редко, пару раз в месяц, звонили, бывало, дед и отец из Кишинёва; вживую же их Ася не встречала уже несколько лет.
В общем, жизнь её была довольно унылой, и сектантская дребедень стала хоть какой — то отдушиной, хоть какой — то возможностью проявить себя.
А потом появился Артур. Он принёс с собой веру в то, что у неё есть предназначение; что она часть чего — то большого и важного. Цель её жизни теперь состояла в том, что бы помочь Артуру в его миссии.
Глава 9
…Доктор Могильцов любил рано вставать. Утром все мысли приходили в порядок, и на свежую голову было легче работать — писать отчёты или статьи в научные журналы.
К своей работе доктор относился серьёзно. При случае он был не прочь хапнуть лишнего и злоупотребить полномочиями — но, как говорится, кто не без греха! Зато своё дело Могильцов любил; он помнил историю болезни каждого пациента и часто лично обходил палаты, проверяя, что и как.
Вот и сейчас, приняв наскоро холодный душ и натянув пиджак, он прогуливался по коридорам спящей больницы.
Сначала, спустившись по лестнице со второго этажа, где находились его комнаты, доктор прошёл во флигель; в отделении для идиотов всё было спокойно, так что Могильцов даже не стал будить задремавшего дежурного.
Оттуда директор отправился во второе отделение. Здесь содержались свихнувшиеся на истории и политике — Наполеоны и Ленины, цари и президенты; это отделение было настоящей гордостью Могильцова. Ни в одной психбольнице не было столь богатой коллекции людей с подобными расстройствами; на этом материале можно было написать десятки, если не сотни замечательных исследований. А ведь тут были и самые настоящие преступники, засаженные в психушку спецслужбами — то есть власти доверяли Могильцову и считали его вполне надёжным человеком, а это дорогого стоит!
— А что это в мужской палате свет горит? — обратился доктор к дежурной медсестре.
— Что? Разве горит? — та открыла заспанные глаза.
— Сейчас сам разберусь, — Могильцов открыл дверь в палаты.
Секунды две он молчал, поражённый увиденным — психи не просто не спали, они носились по коридорам, шумели и вообще творили нечто наподобие светопреставления; потом опомнился и хриплым, сорванным голосом заорал:
— Эт — то что ещё такое? Что такое, я спрашиваю?
Никто не ответил, но из конца коридора слышался топот и жуткое улюлюканье. Из — за поворота появилась процессия, во главе которой на руках несли Саламатина. Могильцов развернулся и помчался в сторону своего кабинета. Толпа с медленного шага перешла на бег. Могильцов закрыл дверь, отшёл на на пару шагов назад и упёрся в холодную стену. Ручка несколько раз повернулась, а затем на дверь посыпался град ударов. Могильцов сполз по стене. Дверь не выдержала и рухнула на керамический пол. Артура занесли в кабинет.
— Ваша песенка спета. — гордо заявил Саламатин — Те, кого вы мучили, освободились и требуют возмездия. Перед тем как вы выслушаете наш приговор, запомните, я единственное, что стоит между вами и разъярённой толпой.
— Кого вы собираетесь судить? — испуганно завопил Могильцов — Тех, кто лечил вас? Тех, кто кормил вас? Тех, кто… —
— Молчать! Вы держали нас против нашей воли, вы ущемляли наши права и свободы. Мы будем судить вас. —