У него уже мелькнула мысль – что, если Дамон действительно спятил и хочет его убить, – как вдруг он полетел на землю от сильного толчка. Это Дамон отшвырнул его. Стефан упал на землю лицом, перевернулся на спину и увидел, что Дамон снова стоит над ним. Стефан зажал пальцами рану на шее.
– А теперь, – холодно сказал Дамон, – ты сходишь наверх и принесешь мне мою куртку.
Стефан медленно поднялся. Он понимал, что сейчас Дамон вне себя от счастья, – он радуется, что Стефан унижен, что его аккуратная одежда помялась, и к ней прилипли травинки и грязь со скудных клумб миссис Флауэрс. Стефан кое-как отряхнулся одной рукой – вторую он по-прежнему прижимал к шее.
– Какой ты стал послушный, – заметил Дамон, подходя к «феррари» и облизывая губы и десны. Его глаза сузились от наслаждения. – Не огрызаешься? Вообще ни слова не сказал? Пожалуй, стоит почаще давать тебе такие уроки.
Стефан с трудом передвигал ноги. «Что ж, все прошло неплохо, насколько это было возможно», – подумал он, поворачиваясь к общежитию. И остолбенел.
Из единственного окна, не закрытого ставнями, высунулась Елена. В руках у нее была куртка Дамона. Лицо Елены было очень серьезным – судя по всему, она все видела.
Стефан был потрясен, но Дамон, похоже, – еще больше.
Елена покрутила куртку Дамона на пальце и бросила ее вниз. Куртка упала к ногам Стефана.
К изумлению Стефана, Дамон побледнел. Он поднял куртку, и лицо у него было таким, словно ему было мучительно до нее дотрагиваться. Все это время он не сводил глаз с Елены. Потом сел в машину.
– Счастливо, Дамон. Не могу сказать, что это была приятная…
Не говоря ни слова, Дамон включил зажигание. Он был похож на дрянного мальчишку, которого только что выпороли.
– Оставь меня в покое, – скучным хриплым голосом сказал он.
И уехал, оставив после себя тучу пыли и песка.
Когда Стефан закрыл за собой дверь в комнату, взгляд Елены вовсе не был безмятежным. Ее глаза светились таким светом, что Стефан чуть не застыл в дверном проеме.
Он сделал больно тебе.
– Он делает больно всем. И ни на что другое он, кажется, не способен. Но сегодня в нем было что-то странное. Не понимаю, что. Впрочем, сейчас мне наплевать. Ты понимаешь, что научилась строить предложения?!
Он… Елена помедлила. Впервые с того момента, как на той поляне, воскреснув, она открыла глаза, ее лоб прорезали морщинки тревоги. Она не могла составить картинку. Она не знала нужных слов. У него внутри что-то есть. Что-то внутри него растет. Как… холодный огонь, черный свет, – выговорила она наконец. – Но он спрятан. Огонь, который жжет изнутри наружу.
Стефан попытался понять, слыхал ли он о чем-нибудь подобном, но в голову ничего не пришло. Ему все еще было стыдно за сцену, которую наблюдала Елена.
– Я знаю одно: в его жилах течет моя кровь. И кровь половины девушек этого города.
Елена закрыла глаза и медленно покачала головой. Потом, словно решив сменить тему, она похлопала рукой по кровати.
Подойди, – властно приказала она, взглянув на него снизу вверх. Золотой свет в ее глазах был ослепительным. – Позволь мне снять… эту боль.
Стефан замешкался, и она протянула к нему руки. Стефан понимал, что не должен идти в ее объятия, но ему и правда было больно – особенно болело самолюбие.
Он подошел к ней, наклонился и поцеловал ее волосы.
3
В тот же день некоторое время спустя Кэролайн сидела с Мэттом Ханикаттом, Мередит Сулез и Бонни Маккалог, и все вместе слушали, как Бонни разговаривает по мобильному телефону со Стефаном.
– Лучше непоздним вечером, – говорил Стефан. – После обеда она ложится спать, да и вообще, через пару часов спадет жара. Я сказал Елене, что вы придете, и ей не терпится вас повидать. Только запомните две вещи. Первое: после ее возвращения прошло всего семь дней, и она еще не до конца… пришла в себя. Я думаю, некоторые симптомы, которые сейчас у нее есть, через пару дней пройдут, но вы все-таки постарайтесь ничему не удивляться. Второе – о том, что вы здесь увидите, никому ни слова. Никому.
– Стефан Сальваторе! – Бонни была возмущена до глубины души. – Мы столько пережили вместе, и теперь ты утверждаешь, что мы трепло.
– Я не утверждал этого, – отозвался мягкий голос Стефана, но Бонни не унималась.
– Мы сталкивались с буйными вампиршами, с призраками города, с оборотнями, с Древними, с потайными склепами, серийными убийствами… с Дамоном – и хоть раз кому-нибудь разболтали?
– Извини, – сказал Стефан. – Я просто хотел сказать, что, если узнает хоть одна живая душа, Елена уже не будет в безопасности. Информация сразу же попадет в газеты. Погибшая девушка воскресла. И что нам делать тогда?
– Я тебя поняла, – коротко сказала Мередит, наклонившись вперед, чтобы Стефан мог ее видеть. – Не беспокойся. Каждый из нас даст клятву, что не скажет ничего и никому, – на секунду ее темные глаза сверкнули на Кэролайн.
– Обстоятельства вынуждают меня задать вам один вопрос, – Стефану пришлось вспомнить все приобретенные в эпоху Возрождения навыки дипломатии и куртуазности, тем более что из четырех его собеседников три были представительницами прекрасного пола. – Имеются ли в вашем распоряжении средства сделать эту клятву действенной?
– Думаю, имеются, – вежливо ответила Мередит, на этот раз глядя Кэролайн прямо в глаза. Кэролайн вспыхнула, и ее бронзовые щеки и шея стали пунцовыми. – Мы примем необходимые меры предосторожности, после чего появимся у вас непоздним вечером.
Бонни, державшая в руках телефон, спросила:
– Кто-нибудь хочет еще что-нибудь сказать?
Большую часть разговора Мэтт не проронил ни слова. Теперь он вздернул голову, разметав копну светлых волос. Потом, словно не в силах больше сдерживаться, выпалил:
– А с Еленой-то нам можно поговорить? Хотя бы поздороваться? Просто уже… целая неделя прошла.
Его смуглая кожа светилась отраженным солнечным светом, почти как у Кэролайн.
– Думаю, будет лучше, если вы просто придете. Тогда все вопросы отпадут сами собой.
Стефан повесил трубку.
Они сидели за старым столиком на заднем дворе дома Мередит.
– Так. Как минимум надо принести им какой-нибудь еды, – сказала Бонни, рывком вставая со стула. – Бог знает, чем их кормит миссис Флауэрс, – если вообще кормит. – Она сделала несколько волнообразных движений руками, словно хотела, чтобы все остальные тут же взмыли в воздух.
Мэтт начал было послушно подниматься, но Мередит не шелохнулась.
– Мы пообещали, – спокойно сказала она. – Сначала надо дать клятву. И придумать, что будет с тем, кто ее нарушит.