– Не надо было тебя сюда приводить! – к удивлению Елены, это был голос Мисао. Она обращалась к своему брату. – Из-за этой девчонки ты все испортил. Шиничи но бака!
– Сама идиотка! – орал Шиничи. – Оноре! Ведешь себя так, как они и добиваются…
– А что мне остается?
– Я слышал, что ты намекала девушке, – зарычал Шиничи. – Так хочешь сохранить свою красоту, что на все остальное тебе плевать, самовлюбленная…
– Это ты мне говоришь? У самого-то небось все хвосты на месте?
– Потому что я не такой растяпа…
– Это вранье, и ты сам это знаешь, – оборвала его Мисао. – Возьми свои слова назад!
– Ты слишком слабая, чтобы драться! Тебе уже давно надо было удрать отсюда! И не вздумай приходить ко мне с жалобами.
– Ты это мне говоришь? – И Мисао, выскользнув из пальцев Елены, набросилась на Шиничи. Он был неправ. Мисао была отличным бойцом. Через мгновение они превратились в живую зону разрушения, они катались и катались, все время меняя облик. Летели черные и красные клочья шерсти. Из клубка сцепившихся тел доносились обрывки фраз:
– …ничего все равно не найдут…
– …по крайней мере обе половинки…
– …а если и найдут…
– …какая разница?..
– …этого парня еще надо найти…
– …а это весело – смотреть, как они ищут…
Жуткий хриплый хохот Мисао.
– Посмотрим, что они там найдут…
– …в Ши-но-Ши!
Потом они внезапно перестали бороться, и оба приняли человеческий облик. Оба были порядком потрепаны, но Елена понимала: если они вздумают драться снова, она ничем не сможет им помочь.
Но они не стали драться. Шиничи сказал:
– Я разбиваю шарик. Вот здесь, – он повернулся к Дамону и закрыл глаза, – находится твой драгоценный брат. Я вкладываю это знание в твою голову – если ты сумеешь разгадать карту. Но когда ты попадешь туда, ты умрешь. Не говори, что я тебя не предупредил.
Потом он поклонился Елене и сказал:
– Сожалею, но и тебе придется умереть. Впрочем, я увековечил тебя в оде:
Ландыш и цикламены,
Роза и резеда.
От улыбки Елены
Отступила зима.
Ирис, сирень, и каллы,
И молодая листва
Там, где Елена ступала,
Низко склонилась трава.
Там, где ее пролегали следы,
Белые в них вырастали цветы.
– Я бы предпочла услышать внятные объяснения, где находятся ключи, – сказала Елена Шиничи, понимая, что после этой песни она уже вряд ли чего-нибудь добьется от Мисао. – Сказать по правде, меня уже тошнит от всей этой белиберды.
Она почувствовала, что все опять уставились на нее, и поняла, почему. Ее голос, манера держаться, манера говорить – все стало другим. Но ее собственным главным чувством было чувство свободы.
– Вот что мы сделаем, – сказал Шиничи. – Мы не будем забирать половинки ключей. Отыщи их, пользуясь подсказками – или каким-либо другим способом, если сможешь.
Он подмигнул Елене и отвернулся – для того чтобы оказаться лицом к лицу с бледной, дрожащей Немезидой.
Кэролайн. Чем она занималась последние несколько минут, никто не видел, но, в частности, она плакала, терла глаза и заламывала руки – по крайней мере такое впечатление сложилось у Елены, когда она увидела, что стало с ее макияжем.
– И ты тоже? – сказала она Шиничи. – И ты тоже?
Шиничи улыбнулся своей вальяжной улыбкой.
– И что я тоже? – Он поднял два пальца в виде буквы V, чтобы показать, что его «тоже» не равно кэролайновскому.
– Ты тоже на нее запал? Песни поешь, даешь ей подсказки, чтобы она отыскала своего Стефана…
– Не такие уж содержательные подсказки, – добродушно сказал Шиничи и снова улыбнулся.
Кэролайн попыталась ударить его, но он поймал ее кулак своей ладонью.
– А теперь ты собрался сваливать? – Она говорила на таких высоких нотах, что почти перешла на визг – не такой высокий, как визг Мисао, напоминавший дребезжание стекла, но тоже вполне внушительный.
– Мы собрались, – он кинул взгляд на мрачную Мисао. – Когда доделаем пару дел. К тебе они не имеют отношения.
Елена напряглась, но Кэролайн снова попыталась его ударить.
– После всего, что ты мне говорил? После всего, что ты говорил?
Шиничи оглядел ее с ног до головы. По его лицу было ясно, что он видит ее в первый раз. Он был явно озадачен.
– Говорил тебе? Мы разве разговаривали до сегодняшнего вечера?
Послышалось пронзительное хихиканье. Все повернули головы. Мисао заходилась от смеха, прижав ладони ко рту.
– Я воспользовалась твоей внешностью, – сказала она брату, глядя в землю, словно признавалась в детской шалости. – И твоим голосом. В зеркале, когда давала ей указания. Она как раз страдала из-за того, что ее бросил какой-то парень, ну я и сказала ей, что влюбилась в нее и отомщу ее врагам – если она кое-что для меня сделает.
– Распространит малаха среди маленьких девочек? – угрюмо спросил Дамон.
Мисао снова хихикнула.
– И парочки парней. Я знаю, как это бывает, когда внутри тебя сидит малах. Это совсем не больно. Он просто сидит – и все.
– А у тебя бывало так, что он требовал делать от тебя что-то, чего ты не хочешь? – строго спросила Елена. Она чувствовала, что ее синие глаза засверкали. – Это, по-твоему, не больно, Мисао?
– Так это был не ты? – Кэролайн никак не могла оторвать взгляд от Шиничи; она явно с трудом успевала переваривать новости. – Это был не ты?
Он вздохнул с полуулыбкой.
– Не я. Боюсь, что золотые волосы – вот где моя погибель. Золотые… или ярко-красные на черном, – торопливо добавил он, бросив взгляд на сестру.
– Так, значит, это была ложь? – сказала Кэролайн, и на секунду гнев на ее лице сменился отчаянием, а потом – грустью. – Ты всего-навсего очередной поклонник Елены.
– Послушай меня, – резко сказала Елена, – он мне не нужен. Я его терпеть не могу. Единственный мужчина, который меня интересует, – это Стефан.
– Единственный-единственный? – спросил Дамон, бросив взгляд в сторону Мэтта, который подошел к ним еще во время лисьей свалки, держа на руках Бонни. За ним шли миссис Флауэрс и доктор Альперт.
– Ты понимаешь, о чем я, – сказала Елена Дамону.
Дамон пожал плечами.
– Многие златокудрые девы в конце концов становятся невестами грубых йоменов… – Он затряс головой. – Почему я несу эту ахинею?
Его плотное тело нависло над Шиничи.