Гусиный остров (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Романовский cтр.№ 14

Рыба не шевелила жабрами, вся потускнела, и прежнего золотого блеска не было.

– Кто тебе дал? – спросила мать.

– Я сам поймал.

Она смотрела на него с недоверием, и он твёрже твёрдого выговорил:

– Я сам поймал! Вон у неё изо рта твоя нитка торчит. А на ней – мой крючок!

Мать поцеловала сына в макушку, вынула крючок из рыбьего рта и сказала:

– Это линь. У тебя вся рубаха в линёвом масле. Ты сними её, я постираю.

Остаток дня Леонтий ходил без рубахи, в одних штанах. Другие рубахи у него были, но и они попали в стирку.

Вечером мать зажарила линя на сковородке, подала к столу, и в это время пришли Толя Долгий и Борис – удилище Леонтию занесли, что он на радостях оставил в лугах.

– Поймали чего? – спросила мать.

Они постояли на порожке и ничего не ответили.

Мать усадила их за стол и сказала:

– Линя отведайте. Леонтий поймал, кормилец.

Гости не улыбнулись на слово «кормилец» и почтительно посмотрели на Леонтия и на сковородку, где еле-еле помещался линь, разрезанный на ломти.

Мальчуган положил им в тарелки по самому толстому ломтю и сказал, точь-в‑точь как дедушка, в честь кого его назвали Леонтием:

– Кушайте на доброе здоровье.

Он радовался тому, что гости едят, шмыгая носами, и похваливают, как мама хвалит его. А сам ел мало, потому что давно замечено, что всякий охотник любит угощать своей добычей, да не всякий любит ею угощаться…

Зазеленела степь, и ветер издалека приносил в посёлок нежнейший, с горчинкой, запах тюльпанов.

Таня оседлала Пургу – светло-жёлтую лошадь с чёрным хвостом и гривой.

И задумалась: «Ехать по цветы или не надо?»

Укорила себя:

– Собираюсь и никак собраться не могу.

Она протяжно свистнула, и Пурга опустилась на колени. Девочка взобралась в седло, посидела, как пряжу разбирая спутанную гриву лошади.

– Поехали, Пурга.

Та прядала ушами, а подниматься не собиралась.

– Ехать в Тихую долину далеко. Засветло приедем – к ужину вернёмся. Я тебе гриву дождевой водой вымою.

Пурга встала и пошла ни шатко ни валко, задевая копытом о копыто, отчего подковы гремели, и было понятно, что держатся слабо.

Самое время подковать или на лето расковать кобылицу, чтобы босиком, без железной обувки побегала она по росе, чтобы ноги у неё отдохнули.

Таня встряхнула поводья, выпрямилась и увидела, что степь раздалась, а небо стало выше и всё-таки ближе к девочке.

Озимые обступали дорогу, стлались до небосвода, лоснились, и ветер с отдыхом гнал по степи, как по морю, зелёные волны. Они подкатывались под ноги лошади, закипали прибоем и пахли хлебом. Вились жаворонки и пели песни о том, что лучше этой степи нет места на земле – во всяком случае, они не встречали лучше.

– Легче, Пурга, легче! Тебе нельзя спешить.

Но кобылица не слушала всадницу и, высоко задирая косматую голову, неслась среди холмов по Тихой долине. Предчувствие встречи с цветами и чего-то ещё сжало и отпустило сердце Тани.

Без приказания Пурга легла на траву, и девочка, как с горки, скатилась с лошади. Таня шла по Тихой долине, а цветов не было. Она нагибалась и пальцами искала и не находила в жирной земле луковицы тюльпанов.

Местность пошла незнакомая с водороинами и овражками, каких прежде не было, и Таня остановилась. Там, где она только что прошла, следа не осталось и трава распрямилась до малой травинки.

Да и там ли она прошла?

Куда теперь?

Пурга бы вывезла куда надо, да не видно её.

Где ж она?

Таня потерянно свистнула и не расслышала самоё себя.

Она собралась с духом, свистнула раз, другой, третий, отчётливей, звонче, и топот, словно эхо, отозвался на её усилия.

Это Пурга бежала к хозяйке, вскидывая копыта, и солнце багрово загоралось на её подковах и гасло.

– Буланая ты моя! Хорошая…

Лицом Таня прижалась к тёплому боку лошади и услышала, как в Пурге гудит тяжёлое сердце. А рядом с ним еле-еле прослушивается шевеление и толкается, быть может, сердечко – быстрое, как колокольчик, как жилка на виске, когда бежишь долго-долго, а после упадёшь в траву и дышишь часто-часто и не надышишься.

– Жеребёночек. – Таня гладила упругий живот лошади. – Говорила я тебе: «Не бегай». Береги его.

Пурга пошла по Тихой долине, остановилась и тихонько заржала.

У ног её на примятом пятачке травы спал человек. Это был мальчик лет шести или семи, простоволосый, губы обмётаны – не простыл ли?

От голоса лошади он не сразу проснулся, сел, протёр глаза, не испугался ни Пурги, ни Тани, нашарил прутик около себя и принялся им стегать траву.

При этом мальчик поглядывал на Таню: дальше-то, мол, что будет?

Девочка спросила:

– Как тебя зовут?

– Мама, – ответил он и поправился: – Ой, нет, не мама – Миша.

Таня подумала: «Почему он назвал себя мамой? Он, наверное, очень любит её – маму-то свою…»

А вслух спросила:

– Ты заплутался, Миша?

Мальчуган молча хлестал траву прутиком.

– Ты не бей траву, – попросила Таня. – Ей, Миша, больно.

Он поднял на Таню глаза и спросил с насмешкой:

– Её, что ли, надо гладить? – И прибавил: – Она не заревёт.

Но сечь траву перестал, и девочка спросила:

– Тюльпаны нынче цвели? Не помнишь?

Миша подумал и ответил:

– Мама говорила: «Они позднее зацветут. Когда тепло будет».

– Ты откуда?

– Мы из Алани.

– Так она в семи километрах отсюда! Чего же ты так далеко убежал, Миша? Заигрался? Я тебя на лошади в Алань отвезу, а потом домой.

Мальчик не удивился, когда Пурга по Таниному знаку опустилась перед ним, устроился в седле между рук наездницы, которыми она держала поводья. И был он такой маленький, что девочка боялась дышать на него и слышала, как он пахнет молоком, теплом и травой.

– Сколько тебе лет, Миша?

Он ответил:

– Наверное, шесть.