Тайны Древнего Лика - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Корепанов cтр.№ 81

Собственная решительность на сей раз сыграла против пилота — этот нокаутирующий удар, сбивший индейца с ног, мог иметь для Торнссона очень печальные последствия. Впрочем, пилот не успел даже подумать о последствиях, потому что, в свою очередь, незамедлительно получил удар сзади по голове. Ударили его явно не кулаком, а боевой дубиной.

Приветливая луна в небесах вдруг вспыхнула и рассыпалась мелкими искрами, звезды погасли, словно кто-то щелкнул выключателем, — и мир превратился в кромешный мрак…

Она была куклой Барби. Она лежала в прозрачном аквариуме, куда никто давным-давно не наливал воду, и ей было тепло от солнечного света, льющегося в окно. Свет июньского солнца пронизывал тихую комнату и беспрепятственно проникал сквозь стенки шара-аквариума. Раньше окно заслоняли раскидистые ветви старого дуба, но отец спилил их, потому что падавшие желуди стучали по крыше — и это его раздражало, — а самая длинная и толстая ветка при сильном ветре могла разбить стекло или рухнуть на веранду.

Она была куклой Барби. Нет, та, старая кукла из детства уже много лет лежала где-то в кладовке. Выбрасывать ее не поднималась рука, а у Мэгги всегда хватало своих игрушек… И все-таки она была именно куклой Барби, она чувствовала себя куклой Барби, парящей в невесомости над самым дном залитого теплым светом аквариума. Здесь, в комнате, — она не видела, но знала это, — стояли ее стол и кровать, и кресло, а где-нибудь в углу наверняка притаился закатившийся мяч. Нужно было только приподняться и посмотреть… Но ей не хотелось даже шевелиться, ей было очень уютно парить в аквариуме и видеть над головой светлый потолок. Он ничуть не походил на потолок ее комнаты, — но какое это имело значение? Не так уж важно, что именно видят твои глаза; главное — что ощущаешь ты внутри себя, что представляется тебе, и как влияет на мысли, на мировосприятие твое собственное внутреннее состояние.

Внешний мир — это всего лишь отражение твоей души, не более, и облик его таков, каким видит его душа. И не так уж он и важен, не так и нужен, и воспринимать его можно по-разному — или не воспринимать вообще…

Флоренс прислушалась к собственному телу: нигде ничего не болело, и это было просто замечательно. Тот теплый вихрь, что перенес ее сюда — кажется, прямо сквозь каменную толщу! — возник, конечно же, не сам по себе. Несомненно, ее специально направляли туда, куда нужно… Багровый луч, примчавшийся к ней от той стены, к которой ушел Алекс, что-то окончательно изменил в ней, словно перетасовал колоду карт, поменял местами шахматные фигуры, переставил по-своему кегли… И это было нормально, и не вызывало у нее никакого внутреннего протеста… хотя слегка и царапало душу сожаление о том, что этот ударивший по глазам луч придал еще больше неоднозначности ее восприятию окружающей действительности и самой себя в этой действительности. Окружающее виделось в разных ракурсах… нет, это она, Флоренс Рок, представлялась окружающему в разных ракурсах… не внешняя, а внутренняя Флоренс Рок… Она чувствовала, что тех, кто с некоторых пор существовал у нее внутри, стало еще больше.

Однако ей даже в голову не приходило волноваться по этому поводу.

Флоренс искренне считала, что все в полном порядке как с миром, так и с ней самой. И когда в аквариуме возник словно просочившийся сквозь стенку Леопольд Каталински, она приняла это как должное.

Тело инженера не было прикрыто даже фиговым листком. Вся его одежда и до сих пор, наверное, лежала возле Сфинкса, засыпанная песком во время бури, а здесь он, вероятно, никакой другой одежды не нашел. Или просто не нуждался в ней. Флоренс, раскинув руки, покоилась на невидимой воздушной перине. Слегка прищурившись от льющегося со всех сторон яркого, но не слепящего света, она смотрела, как Лепольд приближается к ней. Он ступал по пустоте, которая и являлась полом этого небольшого шарообразного и очень уютного помещения, И грудь, и плечи инженера покрывала обильная черная растительность, с лихвой компенсировавшая некоторый недостаток волос на голове. Ноги его тоже были волосатыми. От густого островка в паху до самого пупка протянулась черная, с завитушками, сужающаяся дорожка. На плече инженера багровел след от укуса. Фигурой и мускулатурой Каталински, безусловно, уступал киногероям, но выглядел вполне прилично. Во всяком случае, его вид не вызывал сейчас у Флоренс никаких негативных эмоций. Округлое лицо инженера словно немного сузилось — возможно, такое впечатление складывалось из-за пробившейся на щеках темной щетины. Ничего угрожающего в этом крепко сбитом мужчине не было. Плотно сжатые губы и сосредоточенный неподвижный взгляд, устремленный на Флоренс, свидетельствовали о том, что ему полностью понятны собственные действия и совершенно ясна их цель.

Она почувствовала, как сладко и призывно заныло внизу живота. Горячая волна, зародившись там, пробежала по телу и плеснула в учащенно забившееся сердце.

Флоренс знала, что все происходит так, как и должно происходить. И поэтому не только не сопротивлялась, а, напротив, помогала инженеру, когда он начал раздевать ее.

Их соитие должно было свершиться не из простой физиологической потребности — тут было совсем другое. Теперь она тоже знала цель, которую Леопольд Каталински постиг гораздо раньше, когда она, Флоренс Рок, была далека от прозрения.

Да, она делала все это не ради собственного удовольствия, — но ей было очень хорошо.

«Живот мой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино… Чрево мое — ворох пшеницы, обставленный лилиями… Паси, паси между лилиями… вкушай сладкие плоды сада моего…»

Промашки допустить было никак нельзя, — потому что это был последний шанс…

«Не спеши уходить из сада… Не спеши покидать лилии… Задержись в моем винограднике…»

Мысли серыми птицами медленно кружили на горизонте ее сознания. Мысли были готовы навсегда раствориться в наступающих сумерках.

— Оставайся здесь, — уже отдышавшись, ровным голосом сказал Каталински и шагнул с невидимого ложа на невидимый пол. Там не было ничего, кроме пустоты. — Лежи, отдыхай. Тебе некуда спешить.

Флоренс легла ничком на упругую теплую перину и тихонько засмеялась. Ну и шутник этот Лео! Куда же она пойдет отсюда?… Зачем куда-то уходить из собственного распрекрасного аквариума?… Вот уж сомнительное удовольствие — расхаживать по здешним коридорам и залам, да еще голышом… Со всякими нудистами-эксгибиционистами ей не по пути, и она вряд ли решилась бы повторить поступок достославной леди Годивы… А расхаживать пришлось бы именно голышом, — потому что вся ее одежда, оказывается, пропала в пустоте, исчезла из аквариума… вся-вся… И ботинки тоже пропали, и даже фонарь… Ну, вот и хорошо: она будет здесь лежать и думать о разных приятных разностях, и солнце никогда не устанет светить в ее окно… По небесной реке приплывет красавец-корабль — и на палубе его, возле мачты с белым парусом, будет стоять тот, кого она не надеялась уже увидеть. Корабль по солнечному лучу перенесется прямо в ее аквариум, и там заплещется вода, и аквариум превратится в море — и она навсегда останется на этом корабле вместе с тем… с тем… кто бросил ее?!