Детектив не знал, что он скажет Эстер. В голове у него была полная сумятица – одни эмоции и никаких мыслей. Но ничего, когда надо будет, все придет в порядок. Просто пока он еще не готов.
Кеб остановился на Хилл-стрит. Кучер ждал на облучке, когда пассажир выйдет и расплатится с ним.
– Благодарю, – рассеянно, думая о своем, произнес Монк, рассчитываясь с возницей, и добавил еще два пенса на чай. Пройдя по мощеной дорожке, он поднялся по ступеням крыльца. На мгновение у него мелькнула мысль: удобно ли Эстер принимать гостей, особенно мужчин? Возможно, это будет плохо понято ее хозяевами. Но, думая так, сыщик не отказался от своего намерения увидеть женщину. Сильно дернув звонок, он стал ждать.
Дверь открыл лакей.
– Добрый день, сэр.
– Добрый день. – Монк не был расположен к обмену любезностями, но по опыту знал, что это наикратчайший путь к достижению цели. Поэтому, вынув визитную карточку, он положил ее на подносик в руках слуги. – Мисс Эстер Лэттерли все еще живет здесь? Я только что вернулся из поездки в другие страны и вечером уезжаю в деревню. У меня срочное дело, касающееся нашего с мисс Лэттерли общего друга, о чем я должен известить ее и попросить совета.
– Да, сэр, она все еще живет здесь, – ответил лакей. – Если вы соизволите войти, я справлюсь у нее, сможет ли она вас принять.
Он провел гостя в библиотеку – пожалуй, самое приятное место для ожиданий. Комната была удобно обставлена старинной мебелью. Обитые кожей кресла были потерты на подлокотниках, а выцветшие ковры сохранили первоначальные краски лишь там, где их не касалась нога человека. Весело горел огонь в камине, а на полках стояли сотни книг, и любую из них Уильям мог взять и заглянуть, если б захотел, но он был слишком нетерпелив, чтобы интересоваться книгами и тем более читать их. Он ходил по ковру от стены к стене, через каждые семь шагов поворачивая обратно.
Так Монк прождал десять минут, пока наконец не открылась дверь и не вошла Эстер. На ней было темно-синее платье, которое очень ей шло, и она не казалась такой усталой, какой он ее запомнил в их последнюю встречу. Наоборот, женщина выглядела чудесно – легкий румянец, блестящие красивые волосы… Почему это вызвало у него такое раздражение? Разве ее не тревожит то, что Рэтбоун на грани катастрофы? Неужели она так глупа, что не понимает ее размеров?
– Похоже, у тебя свободный день и ты куда-то собралась? – неожиданно спросил детектив.
Эстер окинула взглядом его отлично сшитый костюм, безукоризненно подобранный галстук и дорогую обувь.
– Как приятно, что ты вернулся и что ты жив и здоров, – улыбаясь, сказала она. – Как в Венеции? И в Фельцбурге? Ведь ты там был, не так ли?
Уильям проигнорировал ее вопрос. Мисс Лэттерли прекрасно знала, где он был.
– Если твой пациент выздоровел, что ты делаешь здесь? – вместо ответа спросил ее Монк; в его голосе звучал вызов.
– Ему лучше, – очень серьезно ответила Эстер, прямо глядя в глаза Монку. – Но мой пациент не выздоровел. Нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что ты больше никогда не сможешь ходить. Иногда это бывает очень тяжело. Если ты сам не способен понять трудности человека, парализованного от пояса до кончиков пальцев ног, я не стану объяснять тебе, что он чувствует. Перестань демонстрировать свой дурной характер и лучше расскажи, удалось ли тебе узнать что-либо, что сможет помочь Оливеру.
Это было похоже на пощечину, неожиданную и причиняющую боль, и как бы напомнило детективу, что Эстер соприкасалась с самыми горестными реальностями жизни, пока он был в отъезде. Она была свидетелем того, как у молодого человека в одночасье были отняты многие годы активной жизни и все надежды. Но хуже всего Монк чувствовал себя оттого, что, видя на ее лице надежду и зная ее доверие к нему, он был бессилен помочь Рэтбоуну. Эстер ждала от него вестей, которых у него не было.
– Гизела не убивала Фридриха, – тихо произнес он. – Она не могла этого сделать физически, а кроме того, у нее сейчас было еще меньше причин, чем когда-либо, сделать это. Я ничем не могу помочь Рэтбоуну. – Уильям произнес это охрипшим от гнева голосом.
В эту минуту он ненавидел Оливера за его незащищенность, за то, что он глупо поставил себя в такое положение, и за то, что возложил все надежды на Монка, который должен выручить его. Злился он и на Эстер за то, что та ждет от него невозможного, и за то, что так беспокоится о Рэтбоуне. Все это было написано на ее лице – бесконечная способность переживать и все вынести.
Мисс Лэттерли была потрясена. Прошло несколько секунд, пока она снова не обрела дар речи.
– Это действительно был… несчастный случай? – Женщина тряхнула головой, словно хотела прийти в себя, прогнать досаду или раздражение, однако ее лицо было полно тревоги, а в глазах застыл испуг. – Разве уже ничем нельзя помочь Оливеру? Найти хоть какое-то оправдание поступку графини? Если она верит в это… должны же у нее быть какие-то причины! Я хочу сказать… – Эстер сбилась и умолкла.
– Конечно, у нее была причина, – нетерпеливо прервал ее гость. – Но не та, которая могла бы помочь ей на суде. Скорее, это давняя ревность, от которой она не смогла избавиться и о которой не способна забыть. Выбрав момент, когда ее противница была наиболее уязвимой, Зора решила свести с нею счеты. Вот тебе и причина, хотя и отвратительная и глупая.
Кровь прилила к лицу медсестры.
– Ты хочешь сказать, что причиной смерти Фридриха был несчастный случай и что это все, что тебе удалось узнать? Для этого тебе понадобилось три недели времени и поездка в две страны? Я полагаю, дорогу туда и обратно тебе оплатила Зора?
– Конечно, я воспользовался ее деньгами, – резко отозвался Уильям. – Я поехал в Европу ради ее дела и мог там узнать лишь то, что можно было узнать, как это бывает и с тобой, Эстер! Разве тебе удается вылечить всех твоих пациентов? – Он невольно повысил голос от гнева и обиды. – Ты возвращаешь деньги, когда пациент умирает? Что ж, отдай свой гонорар родителям этого юноши, который, как ты сказала, никогда уже не сможет ходить!
– Это глупо! – раздраженно воскликнула мисс Лэттерли и отвернулась. – Если тебе больше нечего сказать, то лучше уходи! – Она снова повернулась лицом к сыщику и тут же спохватилась: – Нет! – Женщина сделала глубокий вдох и, понизив голос, сказала: – Нет, пожалуйста, не надо уходить! Не важно, что мы думаем друг о друге. Мы будем ссориться потом. Сейчас нам нужно думать только об Оливере. Если он ни с чем явится на слушания в суде и не сможет защитить Зору, или хотя бы объяснить ее поступок, или найти ему оправдание, его репутация и карьера будут погублены. Не знаю, видел ли ты последние газеты – думаю, что нет, – но они решительно на стороне Гизелы, а Зору изображают как порочную особу, которая не только намеренно оклеветала невинную и убитую горем женщину, но и посягнула на все, чем дорожит общество.
Задевая широкими юбками за стулья, Эстер подошла ближе к детективу.
– Некоторые газеты намекают на ее бурную жизнь, зарубежных любовников и прочие грехи, о которых предпочитают не говорить открыто, давая простор читательскому воображению.