– Я еще ходить не умел, а карандашами по бумаге водил! Не нужны мне Моцарты, – заревел Наум. – Ровины испокон веков были живописцами. Я сегодня с одним умным человеком поговорил, про проблему с детьми ему рассказал. Верную мысль он мне подсказал: Римма и Юрка родились от другого мужика.
– Господь с вами, – обомлела Алисия. – Вы жену в измене подозреваете? Это невозможно!
Хозяин стукнул кулаком по столу.
– Ты на них глянь! Я не высок, имею лишний вес, рыжий, веснушчатый, с зелеными глазами. Руфина светло-русая, ростом мне по плечо, глаза голубые, талии нет, задница шире ворот. А эти! Длиннющие, кареглазые, с каштановыми кудрями, рисовать Юрка и Римка не умеют. И в кого капуста уродилась, а? Сколько лет у нас детей не было! Долго одни жили, Руфина безрезультатно лечилась. И вдруг! Бац! Получились. Не мои они! Не мои! Точка!
Алисия понятия не имела, кто внушил художнику мысль о прелюбодеянии супруги, но с того дня в доме Ровиных начались скандалы. Наум резко изменил отношение к дочери и сыну, перестал оплачивать их репетиторов. Если Руфина просила денег на какие-то покупки для детей, муж сурово заявлял:
– Нехай средства настоящий отец выделяет.
– Давай сделаем анализ на отцовство, – предложила супруга, которая не чувствовала за собой ни малейшей вины.
– Нет, – отрезал Наум.
– Почему? – не поняла жена. – Убедишься, что я тебе верна, дети твои родные по крови.
Муж рассмеялся:
– Вот поэтому я и не желаю затевать возню с пробирками. Ты заранее уверена, что покажет анализ. А по какой причине?
– Потому что никогда не спала с другим мужчиной, – ответила Руфина.
– Нет! – засмеялся супруг. – Уверенность твоя на другом зиждется. Ты врач, имеешь массу знакомых, докторов найдешь, которые что надо в бумажке напишут, не нужны мне лживые результаты, я знаю, что да почему!
А потом в доме появилась…
Алисия чихнула раз, другой, третий.
– Нина Муркина, – подсказала я, – ее приголубил Наум Модестович, организовал девочке первую выставку, а потом и другие.
Пожилая дама перестала чихать.
– Откуда вам про Ниночку известно?
– О ней мне рассказала одна женщина, которую вы совершенно точно не знаете, – объяснила я.
– Хочется услышать ее фамилию, – настаивала Алисия.
Я решила успокоить старушку:
– Мой информатор никак не связан с семьей Ровина. Это человек, который находился в хороших отношениях с Альбиной Муркиной, матерью Нины.
– Кто? Говорите! – потребовала Алисия.
– Евдокия Тимофеевна, консьержка в доме, где жили Муркины и где до сих пор обитает Ирина, старшая сестра Нины, – объяснила я.
– Жарикова? Она еще жива? – всплеснула руками Алисия Фернандовна. – Старая жаба! Хотя это я зря, мы с ней одного возраста. А я еще бодрая и активная.
Настал мой черед удивляться.
– Вы знакомы с Евдокией?
Алисия шумно выдохнула:
– Она работала поломойкой у Ровиных, потом ушла и вместо себя посоветовала Альбину. Та дурочка была, читала с грехом пополам, мужу в рот смотрела. А Эдуард из себя великого артиста-режиссера корчил. Мне Алю жалко было. Ее мать на дочь разозлилась, из Москвы уехала, других родственников у Али не было, подруг тоже. Только со мной она откровенничала. Отдраит квартиру хозяев, я ее у себя на кухоньке посажу…
Алисия показала рукой на стену.
– Там живу, в однокомнатной. Когда пришла к Ровиным работать, была у меня хатка собственная на краю Москвы, я к детям два часа ехала, не высыпалась, и Наум Модестович обмен устроил. Оказалась я в соседней с Ровиными квартире, всегда под рукой. Очень удобно получилось, в любое время суток няньку кликнуть можно, тут же примчится. Я после уборки Алю к себе зазывала, кофейком ее угощала, конфетами, она сладкоежкой была, могла коробку целиком уговорить. А потом, смотрю, ее от всего шоколадного отвернуло, стошнило пару раз. Я спросила:
– Никак ты беременная?
Она испугалась:
– Евдокия Тимофеевна здорово обозлится.
Мне так странно стало. Дуся-то при чем? Начала Альбину расспрашивать, та сначала молчала, а потом заплакала и выложила правду. До прихода к Ровиным Аля работу потеряла, муж в театре при заводе главным режиссером служит, ему гроши платят. Да и раньше он не особо большое жалованье получал, финансовый столб Муркиных жена, Эдуард только гения изображает. Дочка у них неудачная. Отец рассчитывает, что Ира великой актрисой станет, сам ее лицедейству обучает, таскает по разным киностудиям, надеется, девчонку на главную роль отберут, да ничего не получается. Бесталанна Ирка, уже ходит в первый класс, а способности не проявляются, из-за тупой девчонки семья нищенствует.
Я ее слушаю и диву даюсь, ну просто как у Ровиных история. Только не в рисовании дело, а в актерстве. Правда, Наум доходов от Юры и Риммы не ждал, ему важно было, чтобы дети, как все их предки, занимались живописью со вкусом, средств на сытную жизнь у отца хватало. А у Муркиных ни копейки за душой не было. Эдуард собирался за счет знаменитой дочки выплыть, думал, взрастит на грядке знаменитость и потребует от киношного начальства:
– Дочь сам снимать буду, делайте меня постановщиком всех ее картин.
Оставалось только поражаться глупости мужика.
Алисия махнула рукой:
– Нехорошо у Альбины дома было. Муж ее бил, она синяки замазывала, врала всем, что упала в ванной. Прямо в угол ее, бедняжку, судьба загнала. Муж дерется, мать с ней отношения порвала, денег почти нет, и работу потеряла, она уборщицей в какой-то конторе была. Аля стала по разным местам толкаться, но нигде ее не брали. Один раз она, получив очередной отказ, вернулась домой и упала во дворе, споткнулась обо что-то. Евдокия Тимофеевна Але подняться помогла и сказала:
– Ты юбку порвала.
Альбина на дырку посмотрела, и с ней истерика случилась. Она Евдокию хорошо знала. В жизни Муркиных был короткий период денежного благополучия, Эдуард неплохо на своем заводе тогда получал, и Аля просила Дусю иногда свою квартиру убрать. Но сейчас у Альбины не было денег даже на лишний батон хлеба. Разорванная юбка стала последней каплей в море неудач. Муркина зарыдала, все горести перед соседкой расстелила, а та ее успокоила:
– Не хнычь. Помогу тебе. Устрою на службу, но с условием: пятьдесят процентов зарплаты отдаешь мне. Я тебе столько работы организую, что в меха оденешься.
Альбина согласилась.
Евдокия не обманула, определила Алю в четыре места. Муркина полгода побегала с высунутым языком и перестала Дусе процент отдавать. Благодетельница спросила:
– Альбина, где мои деньги?
Муркина ответила:
– Я с ведром и тряпкой ношусь, целыми днями спину не разгибаю, а вы у меня половину ни за что откусываете. Нечестно это. Я много заплатила за вашу услугу. Хватит с вас!