Постумия - читать онлайн книгу. Автор: Инна Тронина cтр.№ 8

Жаль, что из-за этих «торчков» я не смогла свалить в столицу денька на два пораньше. Никто бы мне этого не позволил – служба есть служба. Но ведь Борис про мои дела не в курсах. Разозлился, наверное, из-за отсрочки, и другую «грелку» нашёл. У него это быстро.

Может, сделать сегодня ему сюрприз? Попытка – не пытка. Отношения у нас сложились хорошие, не напряжённые. С ним вряд ли будет скандал, а вот с «грелкой»… Я ведь просто так не ввалюсь – позвоню сначала. Если у него в койке дама, загляну потом. Борис по-любому сейчас в Москве. В субботу и в воскресенье точно. Ещё не родился мужик, который может забыть меня. Стоит зацепить взгляд, заглянуть в зрачки – и всё, он мой.

«Анапа, чёрные глаза, ты на душе, как тот бальзам!» – напевал мне дядя, когда был в хорошем настроении. Эта песенку обожал его отец, и даже со сцены исполнял при случае. А вот дядя до конца её не помнит. Мы потом даже в Интернете искали – безуспешно. И дядя ругал себя матом за то, что не записал слова.

Почему-то мне казалось, что эти типы, которых увёл сержант, ещё вернутся. Или придёт кто-то другой, чтобы скрасить моё одиночество. Кобели так легко от меня не отстанут. Хотя сейчас я стремительно отъезжаю – как под наркозом. Такое состояние, как сейчас, я называю полным затмением суперлуны.

Брякал стакан на столике, и светился в темноте циферблат электронных часов. Скакали минуты, стучали колёса, и сладко замирало сердце. Москва становилась всё ближе. И мне казалось, что, февральской ночью, над ней восходит солнце. Столько тепла и света было сейчас в моём сердце…

– Что совой о пенёк, что пеньком о сову, но всё равно сове не жить! – говаривал мой «папик» Рахмон Адинаев, находясь в затруднительном положении.

Особенно часто я слышала это от него перед самой облавой. И удивлялась, почему «папик» не бежит к себе в Таджикистан – ведь имеет же такую возможность. И вряд ли подельники осудили бы его за это – каждый спасается, как может. По правде говоря, Рахмон – мужик неплохой. Я даже боялась, что меня после его ареста станет мучить совесть. Ведь видела от него одно только добро. А вот не мучает – и всё! Даже удивительно! Наверное, душа моя окончательно задубела, всецело подчинилась разуму. Агенту без этого нельзя, иначе можно сойти с ума. Они-то меня, если попадусь, точно не пожалеют.

«Папик» мой родился шестьдесят лет назад в Ферганской долине. Его родители там выращивали хлопок, а бабка ткала ковры. Сын решил пойти по стопам предков и поехал в Москву. Там поступил в Тимирязевку, на агрономический факультет. Нацменов тогда принимали вне конкурса. Тем более, в семье, кроме Рахмона, было ещё десять детей. Но он, честно говоря, в снисхождении и не нуждался. Уродился очень способным. Знания хватал на лету, языки учил шутя.

Свидетельствую – по-русски Рахмон говорил без малейшего акцента, и очень тонко чувствовал нюансы. Потому и был сейчас не дворником, а долларовым миллионером. Имел в Афганистане свои плантации опийного мака. По ходу дела выучил английский, даже литовский. Первая жена Рахмона, Агне Дитковските, была родом из Зарасая.

Потом Адинаев, как говорится, «поехал со всеми остановками». Российское гражданство предусмотрительно не взял, хотя мог бы. Так что сейчас его, видимо, всего лишь вышлют на родину. По крайней мере, можно будет требовать встречи с консулом, строчить жалобы, обращаться к правозащитникам, подключать диаспору.

Я поднялась с постели, взглянула на себя в зеркало. Да, селфи сейчас делать не время – точно. Но, в принципе, всё на месте. Вишнёвого отлива волосы, те самые чёрные глаза, тонкие брови вразлёт. Кожа смуглая, и при этом свете отливает зеленцой. Но ничего, в Москве салонов много. Меня приведут в порядок.

«Папик» тоже это дело любил. Ухаживал за собой тщательно, по-женски. Как-то он там сейчас, в СИЗО? Мается, наверное, страдает. Массажиста поутру ему туда точно не пришлют. А ведь всегда с этого свой день начинал. Потом садился в легкомоторный самолёт, который презентовали ему когда-то итальянские мафиози. Делал несколько кругов над поместьем – для тонуса.

А когда мы прошлым летом вместе ездили в уже наш Крым, он выбирал мотодельтаплан. Между прочим, и меня приучил – забирает круто. Летишь над пляжами, над степью, над морем и балдеешь от восторга. На «тачке» таких впечатлений век не получишь – даже во время ралли.

Где бы мы ни были с ним, утром всегда отправлялись в спортзал. Все тренажёры – велодорожки, гребные, эллиптические, «велики», даже силовые – шли в ход. Нам часто приходилось возвращать форму после посиделок в ресторанах и прочих излишеств. Может, «папик» и забил бы на это, будь он один. Но со мной «качаться» было куда веселее.

Так было и во время нашей последней поездки. В фитнессе «Президент-отеля» мы познакомились с потрясающими дамами, которых накануне видели в ресторане. Там они демонстрировали дорогие сдержанные наряды от «Эли Сааб» и «Ив Сен-Лорана». Аксессуары– серьги и колье – потрясали воображение. А утром, в столь же престижной спортивной экипировке, они наказывали себя за вчерашний тонкий ужин. Лица их блестели от пота, а губы были накрашены телесного цвета помадой.

В этом московском отеле вообще очень много восточных людей. «Папик» был там явно своим. Большую часть времени он тратил на деловые переговоры, а я слонялась по огромному номеру. Из ванной – в гостиную и спальню, потом – в прихожую. Валялась поперёк широченной кровати, подсаживалась к столику. Пила арманьяк со сладостями и фруктами – к этому меня тоже приучил Рахмон. Или же выбирала «Мартини», накалывала оливки на шпажку и грациозно отправляла их в рот.

Особое удовольствие мне в этот момент доставляли мысли о невестке Кристине. Утром она всегда чертыхалась в тесной кухоньке на «Просвете», роняла хваталки на пол, забывала на конфорке то кашу, то яичницу. Приготовление завтрака для мужа и детей превращалось у неё в пытку.

Потом я представляли всех своих врагов. Они предрекали мне печальный конец, но остались с носом. Увидели бы меня среди здешних ковров и зеркал – все дружно покончили бы самоубийством.

Когда возвращался Рахмон, усталый и пожелтевший, я встречала его в вечернем макияже и в вызывающем неглиже. В руках держала два бокала вина «Шато Тальбо» или «Шато Бельграв». В случае чего, я могла быстро накинуть пеньюар и ретироваться в спальню, куда гостям вход был запрещён.

Релаксация занимала час-полтора, после чего «папик» приходил в норму. Мы, с бокалами в руках, стояли у окна в гостиной нашего люкса. Смотрели на Москву-реку, на дворцы и соборы, на храм Христа Спасителя. И проникались осознанием того, что прожили жизнь не напрасно. Между прочим, я несколько раз встречала в коридорах каких-то знаменитых людей с охраной, которых видела по телеку. Но вспомнить, кто это, никак не могла.

После того, как Рахмон оттаивал, он целовал меня во все места и тащил в спальню. Занятия любовью у нас назывались «погружением в Марианскую впадину». А дальше мы по-семейному ужинали, смотрели кино и новости, пили кофе. Я выбирала десертный – с кардамоном, вишнями и ананасами. Папик пил «Калипсо» с взбитыми сливками и с корицей. И оба мы балдели от кофейного крема с шоколадом. Ничего не попишешь – мужики с возрастом, как правило, превращаются в баб.