— Дядя, но убийство… Это уж чересчур.
— Ничего. Для таких ничтожных тварей смерть — это лучший выход. И им легче, и окружающим заживется спокойней. Ведь если разобраться, то что хорошего эти двое за свою короткую жизнь успели совершить? Одна спала со всеми подряд, кто поманит, с тем и шла. То с одним любовником, то с другим.
— Как же ты ее настиг?
— А и стараться особенно было не надо. Когда муженек твой ее из дома вывел да в лес с ней углубился, я за ними пошел. Сначала они гуляли, ручка об ручку, потом байкер какой-то примчался. Как я понял, еще один любовник этой сучки. Ну, драка там между ними завязалась. Гаврила в сторону шмыгнул, а эта шлендра в лес сунулась да и сама ко мне выбежала. Байкер тот поколотить ее хотел за измену, вроде так я из его воплей понял. Вот она от одного из своих любовников спасалась, а ко мне прибежала. Ну, я ее и встретил. Сначала камешком по голове, а потом уж добил. Признаюсь, Гаврилу твоего прикончить тогда хотел, да эта мне под руку подвернулась.
— Но за что?
— А я в тот момент и не думал особо, просто злой был, разговор их в голове так и вертелся. Признаюсь, сгоряча убил девку, но ничуть об этом не жалею. Правильно поступил. Пришлось бы еще раз сделать, и еще раз бы ее убил!
Катя помолчала, а потом печально произнесла:
— Она Гаврилу любила.
— Как же! Она была проституткой! А такие женщины любить не способны. А насчет убийства девчонки… Я вообще-то надеялся, что Гаврилу твоего посадят за убийство его бывшей подружки, вроде как связь имелась. Я даже специально в дом к вам влез, одежду его кровью девчонки перемазал. Думал, все, теперь уж верняк. Связь обнаружат, кровь на одежде обнаружат, закроют голубчика как минимум на пять лет. Нет, выпустили его. Почему? Зачем? Вот и пришлось мне экспромтом действовать. Грибочки ему предложить. Знал, что грибочки он обожает, а купить жадится.
— Ты за нами следил?
— Было такое дело, — дядя даже вроде как гордился своим поведением.
— А грибы ты откуда взял?
— Катюшка, ты меня удивляешь. Или забыла, где твой дядька столько лет отпахал? В полиции, милая моя, и не такие вещи имеются. С прежней работы у меня завалялась эта дрянь.
— Это же когда было! Ты уже много лет в полиции не служишь!
— А дядя у тебя запасливый. Как знал, что пригодится. И вот пригодилось! Специально с собой притащил, как чувствовал, что пригодится.
— Дядя, ты не прав.
Катя произнесла это и испуганно замолчала, такой дикий взгляд вдруг сделался у ее дяди.
— Может быть, ты на их стороне? — спросил он у племянницы. — Может, не одобряешь того, что дядя для тебя сделал?
Катя молчала. Что-то нехорошее плеснулось в глазах ее дяди, безумное. И чтобы отвлечь его от мыслей, отражение которых увидела Катя в глазах дяди и которое ей совсем не понравилось, она спросила:
— А что же с Матвеем?
— А что?
— Тоже ты на него напал?
— Я. Долго его караулил. Сначала ночью к нему приходил, да он почувствовал что-то неладное, в комнате у себя забаррикадировался. Я решил, что поднимать шум не стоит. Никуда он от меня не денется. На другую ночь приду и дело закончу. Целый день в засаде просидел. Только он под вечер от меня сбежать задумал. Да не получилось, прикончил я его.
— Нет, не прикончил.
— Что?
— Я говорю, что Матвей жив. Ты его только ранил.
Дядя пожевал губами.
— Жаль. Но спасибо, что предупредила. Буду знать, как мне действовать дальше.
— А за что ты на него зло затаил? Он ведь хороший парень.
— Наркоман, — припечатал дядя.
— Бывший наркоман.
— Бывших не бывает. Считай, что я избавил мир от одного из самых гнусных и отвратительных отщепенцев общества.
— Дядя…
Катя чуть не плакала. Но не от страха за свою жизнь, а от отчаяния. Как же так? Это ее собственный родной и любимый дядя стоит тут перед ней, сам на себя не похожий, и рассуждает о том, как он убивал трех человек. И это ее дядя?
— Что с тобой случилось, дядя?
— Что?! А я скажу тебе, что! После того как ты на суде вылила на меня ушат с грязью, а эта глупая клуша — судья встала на твою сторону и осудила меня, со службы я вылетел с треском. А ведь это была вся моя жизнь! Я всегда… слышишь ты, всегда боролся с преступностью. Боролся со всем мерзким и грязным, что есть в нашем мире. Стремился искоренить зло во всех его проявлениях. И вдруг благодаря тебе, племянница, тебе, кого я всегда считал своей девочкой, я оказался за бортом. Мои коллеги продолжали работать, несли почетную и ответственную службу, а я вдруг стал им не нужен. Что я должен был почувствовать, как ты думаешь?
Катя молчала. Она как-то не задумывалась о том, что происходило с ее дядей после суда. Слишком сердита была на него. Слишком много злых мыслей крутилось у нее в голове насчет этого человека, чтобы сочувствию нашлось бы местечко там.
— Ты сам виноват, — произнесла она наконец.
— Сам? В чем я виноват? В том, что хотел обезопасить тебя от таких, как этот Гаврила, его любовница и этот Матвей?
— Но Матвей-то тебе чем не угодил? Он же против меня ничего не замышлял! Или нет?
— Нет, не замышлял, — подтвердил дядя с явной неохотой. — И все равно… Он должен был умереть.
— Но почему? Только лишь потому, что видел тебя, мог описать и был для тебя опасен как свидетель?
— Он наркоман. Обществу без него будет только лучше.
— Ты просто пытаешься прикрыть свои собственные злодеяния, наводя тень на других. Матвей ничем не провинился ни перед тобой, ни передо мной, ни перед другими. Да, он был наркоманом, может быть, даже продолжал оставаться им, но он стремился побороть свой недуг. У него был шанс!
Дядя рассмеялся. И Катя вздрогнула. И смех у ее дяди тоже изменился. Раньше дядя смеялся громко и раскатисто, даже фарфоровые чашки в серванте принимались тоненько и весело дребезжать от дядиного смеха. А теперь это был смех надтреснутый и хрипловатый. Как у той же фарфоровой чашки, но безнадежно разбитой.
— Видал я, как эти наркоты свой недуг побороть могут. Стоило только мне ему или кому другому предложить купить наркотики, долго колебаться бы не стали.
— Но ты же не мог знать этого точно.
— А я знал! — упрямо произнес дядя.
Видя, что спорить с ним на эту тему бесполезно, Катя спросила:
— Значит, ты выследил Матвея, узнал, что он работает на Гаврилу, и решил действовать через него? Предложил Матвею ядовитых грибов, предполагая, что тот поделится ими с Гаврилой?
— Рассчитывал, что они оба умрут, свидетелей не останется, все шито-крыто. Но не получилось. Парня словно бы кто-то уберег. Твой-то муженек на тот свет отправился, как мной и задумывалось, разве что чуток ему помочь пришлось, чтобы не дергался, на помощь не вздумал бы врачей звать, а спокойно бы себе лежал и ждал, пока яд хорошенько подействует. А второй живым остался. Надо было это дело изменить.