Люди сверху, люди снизу - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Рубанова cтр.№ 14

– Бумага иди простыня – вот поде битвы для меня.

– И тут, и там бездарна я!

Из «Честной куртизанки»

Женщина-автор прикусывает мягкую верхнюю губу острыми нижними зубами: ей не хочется жить мимо жанра. Не терпится прочитать свое творение, распечатанное на принтере. Не терпится увидеть его в верстке. Не терпится заметить его на прилавке: совершенно нормальное честолюбие. Но тут автор-мужчина, как полярная особь одной с ней направленности, огорчает женщину-автора: «Ты понимаешь, что опять изобретаешь велосипед? Все, что ты написала, уже было, было, было, тысячи раз было! Сколько можно твердить об одном и том же? Книжный рынок этим завален! И тем – тоже! Зачем ты пишешь, какого черта тебе эта чернушная история с общагой? Что ты хочешь? По-моему, тебе лучше вообще далеко и надолго заткнуться, не маячить словами; ты своим сюжетом просто над душой стоишь…» – «Видишь ли, Санчо! – перебивает она его. – Когда Змей пытался выпереть А дамку с Евкой из рая, он лишь пытался освободить их от ограниченной привязанности к ограниченному формой и именем, Мирового Бога, и дать им понимание Абсолюта. А ты? Ты разве Змей, чтобы выпереть меня вон из моих слов? Ты разве Змей, пис-сатель хренов, чтобы от ограниченных формой и именем слов дать мне понимание Абсолютного Слова?»

…Слова автора на этом гнилом месте выдерживают провокационный мораторий, а Аннушка тем временем – уже «дипломированный специалист»; у Аннушки диплом синего цвета, почти такие же синие глаза, только не тусклые, 90 х 60 х 90 и все дела. Ее натуральная бла-бландинистость придает ей вес в глазах мужчин и вызывает черно-белую зависть – у женщин; Аннушка адекватна и мила в беседе, искушена кое-в-чем, и не только в этом; Аннушка спокойно может рассуждать на множество тем, изучению которых отдано пять молодых лет. Аннушке двадцать два – у нее сильные красивые конечности; да у нее – завидуйте, диетессы! – даже есть мышцы живота! Аннушка в курсе культурной жизни столицы, умница, цветочек… вот только жить бесприданнице негде и денег у нее нет; так она начинает искать работку и квартирку.

«В столице нельзя пропасть с голоду имеющему хоть скудный от бога талант. Одного только нужно опасаться здесь бедняку – заболеть. Тогда-то уже ему почти нет спасения:… ему остается одно средство – умереть», – из письма Н. Гоголя матери М. И. Гоголь от 2 февраля 1830 г. (уточнение цитаты Девятым суфлером корректора).

Работка, которую Аня нашла по специальности, превратила ее по случаю в Анну Сергеевну. Называлась работка «средняя общеобразовательная школка», а квартирка, подвернувшаяся новоиспеченной Анне Сергеевне, оказалась комнатой в не расселенной доселе коммуналке Ибинева. Чтобы платить за комнатку в этом районе, Аня совсем уж переоделась в собственные имя-отчество да забегала по частным урокам. Обучая недорослей грамматике великого могучего, преодолевая вместе с ними казусы орфографии и пунктуации, неведомые Кукоцкому по причине полного ими владения, Аня совершенно сбилась с ног. Тем не менее на косметику, книги и пиво оставалось, и это грело. Школка же вызывала в ней непреодолимое отвращение – Аня ничего не имела против отдельных, конкретно взятых, киндеров; но вид орущего, беснующегося, резвящегося какого-нибудь «Г» класса выводил ее из себя. Она жалела свой голос на крики и лениво ставила карандашом двойки за поведение. Впрочем, ученики любили молодую училку и относились к ней, быть может, из-за обалденной ее блондинности и пронзительных синих глаз, несколько снисходительно. Педагогини же в строгих костюмах, всю свою жизнь положившие на обучение чужих детей, видели в Ане молодую козу, к тому же иногороднюю, оставшуюся в их Москве, на которую они давно забили, понятно для чего… Аня проводила свои уроки и тихо сваливала из школы, радуясь последнему звонку не меньше двоечника; зарплатка же преподавателя русского языка и литературы по седьмому, низшему разряду, как и недавняя стипендия филфака, была с гулькин уй. Часто-часто, лежа на кровати в маленькой комнате большой коммуналки ибиневского района, Аня, глядя в потолок, терла виски: неужели всю жизнь придется ВОТ ТАК, о, ужас, гнобить за копейи, втирая киндерам – по-другому, человечьим детенышам – о сходствах и различиях Муму, Каштанки и Белого пуделя? НЕТ!!! Аня кусала губы, шла в кухню варить кофе, натыкалась на завонявшее помойное ведро и, чертыхаясь, снова думала о том же: копейях, чужих киндерах, чьих-то сходствах и различиях, а потом шла выносить помойку – сегодня был ЕЕ день; в ЕЕ день она мыла пол в коридоре, кухне и сортире.

Соседями Ани по коммуналке было семейство Розаковых, занимавших самую большую комнату: два неповоротливых увальня, за кусок колбасы способных перегрызть друг другу глотки, и Витя – мальчик слабо завуалированной гейской харизмы, с кольцом в левом ухе, небрежной походкой и приятным, несколько высоковатым баритоном, но никак не тенорком. С Розаковыми Аня едва здоровалась, а вот с геем подружилась; тот был музыкант, вокалист. После консы он оказался практически в том же положении, что и Аня: в город N вернуться – все равно что утопиться, зарплата с гулькин уй, плюс – проблемы с ориентацией… Вечерами Витька пел в какой-то отвязной группе, где у него был роман с клавишником; как-то за портвейном он, улыбаясь, рассказывал Ане о своем Романе.

– А кто первый начинает? – цепляла она Витьку, и тот, подкашливая, отводил глаза:

– По-разному.

Аня смеялась и наливала еще, интересуясь Витькиной историей живо и искренне, причем в интересе ее не было сальности – ей всего лишь хотелось понять природу такой любви, которая тоже. Витька отвечал ей охотно и иногда расстраивался: «Была бы ты мужиком, Анька, цены б тебе не было!» – «Мне и так цены нет, не платит никто!» – хохотала она, вызывая косые взгляды Розаковых, явно не понимавших, о чем могут говорить одинокие пиплы в двенадцать ночи, гей и натуралка, втроем с портвейном.

КОНСТАТАЦИЯ ЭКСПЕРТНОЙ КОМИССИИ, ПРОВЕРЯЮЩЕЙ ЕЩЕ НЕ МЕРТВОГО АВТОРА НА ВШИВОСТЬ: с этого момента двойное дно данного гипертекста несколько размывается. Мы ощущаем его надломленность и некую незавершенность (на это обязательно следует обратить внимание!). Энное количество печатных знаков предоставят Homo Читающему возможность ознакомления с еще одним вполне традиционным повествованием. (Заметим в скобках: автор снова ничего не может с этим поделать.)

…Времени у Ани после школы и частников оставалось хоть и немного, но все же достаточно для того, чтобы позволить себе кое-что, и она позволяла: этим кое-чем оказывались любимые со времен универа походы в Музей кино и театры, не очень крепкие спиртные напитки с друзьями, цепляющимися за Москву кто как может, и… неожиданно проснувшийся дар слова, только не как у Эргали Гера – сказки по телефону Аню как раз не прельщали. Она начала писать – сначала для себя, в маленький сиреневый блокнотик, – просто писать, совершенно ни о чем. Получались весьма неплохие эссе, пока-еще-не-статьи, но уже близкие к ним. Тематика Аниных измышлений была разнообразна – от ассоциаций, возникших спонтанно после посещения концерта БГ через размышления о современном кинематографе до саркастичных этюдов о жизни иногородних в столице. Включенный в это не святое писание, услышанный где-то на улице диалог толстого дядьки, обремененного микрофоном, с «коренным жителем» – молодым парнем, яблочком от своей яблоньки, – застрял смердящей занозой у Ани в ладонях: