Как сделать капитализм приемлемым для общества - читать онлайн книгу. Автор: Колин Крауч cтр.№ 24

Теперь нам известно, что деятельность финансовых рынков, которые были движущей силой системы в целом, основывалась на неточных расчетах. Происходивший с начала 1990-х годов и до 2008 г. рост в значительной степени питался не увеличением реальных доходов, а расширением задолженности. Приспособление к реальности может потребовать возврата потребительских расходов в странах Запада к уровню, на котором они находились бы при отсутствии неустойчивого кредитования. Именно это и происходит во время нынешней рецессии.

Оглядываясь назад, мы видим, что можем рассматривать этот период потребления, питаемого долгами (которое я называю приватизированным кейнсианством), как попытку воплощения в реальности следующего утверждения: с точки зрения способности частным образом справляться с основным финансовым риском люди, образующие вторую категорию, уже входят в первую категорию. Ее последствия оказались катастрофическими в силу неустойчивости самих ее оснований. Одновременно потерпела крах идея о том, что современная социальная политика может более не учитывать классовое неравенство в доходах и сопутствующие ему «старые» социальные риски. Уровень владения богатством по-прежнему играет фундаментальную роль в определении того, способны ли отдельные люди, располагающие теми или иными состояниями и знаниями, справляться с рисками. Проблема усугубляется характерным для нашего времени ростом неравенства. В той степени, в которой на финансовых рынках ведется игра с нулевой суммой, богатство (и знания, которые оно способно привлечь) позволяет его владельцам заключать наилучшие сделки. Те же, кто не обладают значительными состояниями, обречены довольствоваться малым.

Особенно резко некоторые из этих вопросов проявляются в случае, когда мы обращаемся к политике пенсионного обеспечения. (Эта дискуссия опирается на недавние исследования Б. Эббингхауса, Т. Висса, Э. Нойбергера и Н. Уайтсайда.) Трудности, связанные с финансированием государственных и профессиональных пенсионных систем в период повышения продолжительности жизни населения, привлекают повышенное внимание неолибералов, которые не упустят возможности поделиться своими тревогами с общественностью. Ситуация осложняется тем, что в настоящее время в число пенсионеров входит крупная когорта поколения «беби-бума», т. е. людей, родившихся в первые годы после окончания Второй мировой войны. Впоследствии уровень рождаемости, а значит и численность рабочей силы, благодаря взносам которой формируются пенсионные фонды, были значительно более низкими. В выпуске от 25 сентября 2003 г. ведущего мирового неолиберального журнала «The Economist» опубликовали иллюстрацию, получившую широкую, но печальную известность после краха 2008 г. На рисунке были изображены три колонны (довольно часто пенсионные системы описываются как покоящиеся на различных «столпах»), одна из которых, вся в глубоких трещинах, накренилась и вот-вот должна рухнуть. Подпись под ней гласила – «государственные пенсии». Вторая колонна тоже была покрыта поверхностными трещинами, но стояла ровно. Это – «трудовые пенсии». Третья, чистая ровная колонна олицетворяла собой «частные пенсии». Прошло два года, и ожидания миллионов людей, связанные со взносами, из которых формируются частные пенсии, сменились тревогой, вызванной утратой ими стоимости, поскольку фонды, осуществлявшие крупные инвестиции на вторичных рынках, стали свидетелями того, как лопаются возникшие при их непосредственном участии «мыльные пузыри». «Старые» риски пенсионной политики – бесчеловечные в сущности, поскольку индивид может умереть еще до того, как станет бесполезным для рынка труда, – никуда не делись; они просто стали неудобными.

Отчасти тревоги по поводу неустойчивости государственных и трудовых пенсий являются надуманными. В наши дни к поколениям получающих пенсии людей относятся многочисленные беби-бумеры, а плательщиком пенсионных отчислений является поколение низкой рождаемости. Завтра пенсионерами станут представители поколения низкой рождаемости, что будет означать уменьшение объема пенсионных выплат и повышение устойчивости системы, потому что обязанность по уплате пенсионных взносов возьмет на себя более многочисленное поколение детей беби-бумеров. Еще одна причина кризиса, затронувшего теперь уже многие трудовые пенсии, заключалась в том, что в период высоких доходов на фондовом рынке в 1990-е годы многие фирмы устроили себе «пенсионные каникулы», так как их инвестиции в пенсионные фонды оказались чрезвычайно прибыльными. Это означало, что в течение ряда лет фирмы не перечисляли в пенсионные фонды ни цента новых взносов. Казалось бы, при наступлении плохого инвестиционного климата фирмы должны были повысить уровень своих платежей или использовать средства, сэкономленные за время пенсионных каникул. Ничего подобного. Они просто объявили о наступлении кризиса пенсионных средств, требующего осуществления таких радикальных мер, как ограничение льгот, связанных с участием в пенсионных планах, и запрет на участие в них новых поколений работников. Сказанное вовсе не означает, что современные пенсионные системы свободны от проблем или что пенсионные планы не нуждаются в прочной финансовой основе. Но атмосфера кризиса, созданная вокруг пенсий, закрытие большого количества корпоративных пенсионных планов и исключение из оставшихся новых поколений сотрудников – все это свидетельствует о стремлении работодателей избежать ответственности перед своими работниками.

С точки зрения пенсионного обеспечения чистая маркетизация оставила бы человека один на один с частным рынком. Учитывая дальние горизонты пенсионного планирования, это означает, что люди со скромными доходами и испытывающие трудности с управлением своими повседневными расходами отложат вопрос о собственном пенсионном обеспечении до тех пор, пока не приблизятся к нетрудоспособному возрасту и не лишатся всех шансов создать адекватную пенсионную корзину. Итогом этого были бы незащищенность и в конечном счете бедность. Социальная политика индустриального общества, компенсирующая отрицательные воздействия рынка, заключалась в создании национальной системы государственного пенсионного обеспечения в различных формах и системы регулируемых государством трудовых пенсий. Но в результате развертывания этого процесса выигрывает и рыночная экономика, ведь вышедшие на пенсию и приближающиеся к пенсионному возрасту люди остаются надежными потребителями товаров и услуг, предлагаемых частным сектором. Потребление с их стороны носило бы устойчивый характер и даже могло бы выполнять контрциклическую функцию в интересах частного рынка, так как, в отличие от рыночных доходов, пенсии не подвержены сильным колебаниям. К тому же пенсионные отчисления рабочих и служащих позволяют финансовым институтам формировать крупные денежные фонды, используемые в азартных играх на рынках деривативов. В условиях изменения баланса сил в современной неолиберальной экономике рыночные отношения все больше распространяются на пенсионное обеспечение. Финансовые институты, высокие доходы которых оправдываются тем фактом, что они несут риски от инвестиций пенсионных денежных фондов, настаивают на изменении пенсионных планов, так чтобы распределить эти риски и на пенсионеров. Следствием этого становится дальнейшее снижение уровня защищенности.

В большинстве донеолиберальных планов трудовых пенсий предлагались пенсии, основывавшиеся на размере ожидаемого жалованья или заработной платы перед выходом на пенсию. Имеются в виду так называемые планы постоянной пенсии (defned benefts – DB – schemes). В отличие от них планы постоянных взносов (defned contributions – DC – schemes) предлагают негарантированные уровни пенсионного дохода, так как их размер определяется инвестиционной стоимостью индивидуальных отчислений. В этом случае индивидуальный плательщик взносов получает ряд преимуществ. В частности, он может в любое время легко узнать стоимость своих инвестиций, а также получить информацию о том, насколько «полегчала» его пенсионная корзина из-за необходимости выплаты вознаграждения за администрирование пенсионными средствами. В этом отношении классические планы постоянных пенсий гораздо менее прозрачны, так как они в значительной степени зависят от доверия будущего пенсионера к целостности схемы. Тогда, когда пенсионные фонды вели очень осторожную политику инвестиций, такие планы, вероятно, были оправданными. Но как только менеджеры фондов получили возможность осуществлять инвестиции на новых вторичных рынках, доверие такого рода стало проблематичным. И вновь мы видим, как усиление маркетизации (возросшая рыночная активность пенсионных фондов) разрушает некоторые воспринимавшиеся как данность институты; хорошо это или плохо – кто знает?