– Таня, прошу тебя, не надо о нем… Мы сейчас должны думать о детях и о том, чтобы он нас не нашел. А он будет искать, обязательно… Детей будет искать. Ты должна будешь связаться со своими родственниками, которые у тебя есть, и предупредить их о том, что к ним наведаются люди Борисова… Пусть они на время уедут куда-нибудь.
– Я понимаю…
Я слушала их и удивлялась тому, как же изменилась Лена. Выходит, до той минуты, пока она не увидела детей, она не верила в мой план, в меня. Считала, что я полная дура, раз решила так рискнуть. Хотя, скорее всего, дело было все-таки не во мне. Что-то надломилось в ней самой, когда она лишилась любимого (почему бы и нет?) человека, детей, да и крыши над головой. По сути, ее жизнь разрушили до основания, от таких событий любой свихнется.
Конечно, я была горда тем, что у нас все получилось. Правда, меня настораживало, что все вышло как-то словно само собой, легко, как по маслу. Если бы я знала, что ждет всех нас впереди, не знаю, что я бы предприняла… Может, и сбежала бы… Хотя разве не для того будущее скрыто от нас намертво, запечатано накрепко, чтобы мы более-менее спокойно могли жить, пусть даже и совершая непростительные ошибки. А то, что я совершала их одну за другой, я понимала это каким-то своим внутренним чувством. Кроме того, я всегда, с тех самых пор, как прибрала к своим рукам чужие деньги, всем своим организмом чувствовала что-то неладное. У меня болели живот, голова, а еще было ощущение, словно я лечу в пропасть или… наоборот, взлетаю куда-то очень высоко и боюсь взглянуть вниз.
Но в тот момент, когда мы всей гурьбой высыпали из машины в Денежном переулке (название-то еще какое – бабушка словно заранее знала, что вся моя жизнь в будущем будет пропитана денежным духом!), я была, повторяю, горда и счастлива тем, что мы привезли с собой детей. Да к тому же еще и с няней! Мой практичный ум сразу же превратил няню с помощницу по хозяйству. Пока мы, взрослые, будем решать наши проблемы, убивать злодеев и возвращать имущество (тогда еще слово «убивать» не особенно-то напрягало меня), няня Таня останется дома с детьми, будет готовить нам еду, прибираться. Таким образом, в квартире будет соблюдаться порядок, который был всем нам, с взъерошенными мозгами, просто необходим. Мне еще моя покойная мама говорила, Виолетта, детка, приберись в своей комнате, глядишь, и мысли твои будут в порядке, и жить станет легче. Моя мама вообще порой выдавала такие правильные перлы. К примеру, заставляла меня часто мыть голову, считая, что таким образом становится чистым и прозрачным мое мироощущение. «Помой голову, детка, вот увидишь, как тебе станет хорошо, да и жить легче…» У меня всегда были длинные волосы, и моя мать, очень странная женщина, в которой было намешано всего понемногу (нежность, грубость, алчность, цинизм, что-то животное и страшное, практичность, любовь, страсть, и все это в коньяке, как пьяная вишня), всегда четко следила за тем, чтобы в доме не переводился хороший шампунь. Кроме того, она откуда-то знала превосходные рецепты масок для волос, ее часто можно было застать в ванной комнате за тем, как она, с бодуна, не проспавшаяся, в своем любимом атласном, желтом в красных и розовых розах, халате смешивает в фарфоровой миске разные масла, витамины, колдует с медом и желтками и, готовя питательную смесь, всегда спрашивает меня, если я оказываюсь рядом, купила ли я в ветеринарной аптеке витамины для конской гривы…
Не знаю почему, но когда я собрала под своей крышей такое количество людей, я вспомнила свою мать и даже на какое-то время словно стала ею. Во всяком случае, я это как-то почувствовала. Разве что я была все же Виолеттой и как могла постаралась обеспечить всех своих новых друзей всем необходимым.
Надо ли говорить, как обрадовалась Таисия, когда увидела детей и Таню. Судя по степени ее восторга, и она тоже не очень-то верила в наш успех.
– Как тебе это удалось? – спрашивала она, когда я помогала ей накрывать на стол.
– Сама не знаю. Просто позвонили, Таня открыла дверь, я ей все объяснила, она согласилась, и вот мы здесь!
– Круто! Ты – молодец!
Она не представляла себе, насколько мне важно было ее мнение, не говоря уже о похвале.
Таня осваивалась в отведенной для нее и детей спальне, раскладывая детские вещи в шкафу. Глядя на нее, мы все понимали, что она не совсем осознает, что с ней произошло, настолько она выглядела растерянной и напуганной.
– Вот, чистое белье, – я положила на кровать стопку белья, одеяла, подушки. – Сейчас будем обедать.
– Я как во сне, – сказала она, не глядя на меня, словно я была призраком.
– Вот, тут двадцать тысяч евро, – на красное одеяло верблюжьей шерсти легла пачка новеньких банкнот. – Думаю, тебе хватит, чтобы помочь брату, а потом, когда все утрясется и устроится как-то… И ничего не бойся, повторяю.
– Так не бывает, – она так и не взглянула на меня, схватила наволочку и принялась надевать ее на подушку.
Лена сидела в обнимку с детьми на диване в гостиной и беспрестанно их целовала, словно все еще не веря своему счастью. Уже за одну эту сцену я благодарила Бога, что он послал мне шальные деньги. Хотя история с возвращением детей произошла, к счастью, без денег. Разве что ход событий приведший нас всех в Денежный переулок, вел свой отсчет с той минуты, как я увидела Луку, выбрасывающего сумку за мусорные баки…
Я вызвала Лену в переднюю, задала один-единственный вопрос: не передумала ли она в отношении Борисова, готова ли она к тому, что на него повесят чужое убийство? Лена с легкостью «казнила» его, кивнув головой и тем самым предоставив нам полную свободу действий. Я попросила ее сообщить нам все номера его телефонов, после чего Лена спокойно вернулась к детям.
Миша был какой-то кислый. Он устроился перед телевизором и смотрел все подряд. Думаю, он сильно нервничал и не мог этого скрыть. Даже не старался. Я снова подумала о том, что они с Таей все-таки не пара. Хотя у меня слишком мало жизненного опыта, чтобы делать такие серьезные выводы. Да и вообще, что я тогда знала о любви?
Самое удивительное, что музыкальным фоном для всех этих событий служила негромкая и какая-то деликатная, осторожная игра на баяне. Петр, закрывшись в дальней комнате, продолжал разучивать свою программу. Уверена, что эта музыка, эти звуки бесили нашего Мишу, но в том положении, в котором он оказался, ему ничего другого не оставалось, как терпеть вообще все, что происходило вокруг него. Думаю, что даже спустя годы это прокофьевское «Шествие кузнечиков» будет ассоциироваться у него с нарисованным им же в сознании шествием зеленых, мокрых от крови, насекомых, оставляющих после себя свежий кровавый след…
Петр, насколько же тихим, незаметным и в то же самое время совершенно незаменимым он оказался для нас для всех! Получив от меня деньги и испытывая, понятное дело, чувство великой благодарности за возвращение к жизни своей мамы, он в то же самое время чувствовал себя глубоко обязанным мне, и это, я думаю, несколько отравляло его жизнь. К тому же никто из нас не знал тогда, что нам предстоит, и наше будущее рисовалось нам в зависимости от нашей фантазии и страхов.