Симон Визенталь. Жизнь и легенды - читать онлайн книгу. Автор: Том Сегев cтр.№ 11

Еврейская культурная жизнь в Галиции цвела пышным цветом: здесь зарождались новые идеи, велись идеологические и политические дебаты между разными религиозными течениями (среди которых был и хасидизм), сюда доходили все новые веяния, включая секулярные – просвещение, социализм и сионизм. Один из жителей Бучача даже поехал в Базель в качестве депутата на Первый конгресс сионистов.

В то время в Бучаче было около десяти тысяч жителей, и семьдесят процентов из них были евреями. Они жили здесь с начала шестнадцатого века и говорили на нескольких языках: русском, украинском, польском, немецком и идише. Эти языки и были языками детства Визенталя.

Он рассказывал, что в доме его родителей говорили и читали по-немецки и что его мать любила цитировать немецких классиков – Гете, Шиллера и Гейне. Сын торговца мехами Агнон пишет, что его мать делала то же самое. Много лет спустя Визенталь даже написал заявление, в котором поклялся, что его родители говорили между собой по-немецки и что именно на этом языке он общался со своей матерью. Это заявление было написано им по просьбе знакомого, хотевшего получить от Германии компенсацию: ему надо было доказать свою принадлежность к немецкой культуре. Визенталь написал, что в доме этого человека царили те же порядки, что и в доме его родителей. «Именно мы, евреи, – сказал он как-то в одной из своих лекций, – были пионерами немецкой культуры в Восточной Европе». Тем не менее главным языком повседневного общения был для него идиш. На каком бы языке он ни говорил, он всегда говорил с идишским акцентом, от которого так и не смог избавиться. До конца своих дней он оставался евреем из Восточной Европы и беженцем. «Беженец, – пишет он в одной из своих книг, – это человек, потерявший все, что у него было, кроме своего акцента».

Его дед и бабушка были очень религиозными. Как-то раз бабушка взяла его с собой к раввину-чудотворцу, и в доме этого раввина он увидел человека, которого все называли «молчуном». Бабушка объяснила ему, что однажды этот человек поссорился с женой и крикнул ей: «Чтоб ты сгорела!» В ту же ночь в доме случился пожар и жена погибла. Мучимый чувством вины, человек пришел к раввину, и тот постановил, что виновник пожара больше не имеет права говорить и обязан проводить все свои дни в молитве. Биограф Визенталя Гелла Пик, слышавшая эту историю от него лично, говорит, что проблемы вины, наказания, раскаяния и прощения, затрагиваемые в этой истории, будут интересовать Визенталя и позднее, когда он повзрослеет.

Когда ему было три или четыре года, родители записали его в хедер, где он познакомился с некоторыми положениями еврейской галахи [1] и, возможно, с основами иврита. По праздникам его родители ходили в синагогу, поскольку так делали все остальные члены еврейской общины, но в принципе Визенталь рос в светской атмосфере. Тем не менее, по крайней мере пока была жива его бабушка, в доме устраивали седер [2] . Визенталь рассказывал, что во время седера всегда ждал, что вот-вот придет пророк Элиягу, но тот никогда не приходил. Тем не менее бабушка заверяла его, что Элиягу отпил вина из предназначенного для него бокала [3] . Когда же внук спрашивал, почему в таком случае бокал все еще полон, бабушка отвечала, что Элиягу никогда не пьет больше одной слезинки. Сколько Визенталь себя помнил, в доме всегда говорили о гонениях на евреев, а бабушка часто рассказывала о погромах. За пять лет до его рождения произошел известный погром в Кишиневе, находившемся тогда в России. Но сам Визенталь рос в еврейской общине, ведущей весьма активную жизнь.

Примерно за год до его рождения на одной из площадей Бучача состоялся предвыборный митинг с участием известного еврейского общественного деятеля, приехавшего из Вены, Натана Бирнбаума. Этот митинг увековечен на фотографии. Мы видим на ней несколько сотен евреев города, большинство из которых – бородатые мужчины в черных шляпах, отчасти традиционных, а отчасти пошитых в соответствии с тогдашней венской модой. Кое-где видны и женщины. Все очень серьезные, как и подобает в присутствии уважаемого оратора и фотографа, и все смотрят в объектив камеры. Одно из зданий на площади – гостиница, на балконе которой сидят дамы в роскошных шляпах. Над одним из магазинов – часы на длинном кронштейне. В центре толпы стоит экипаж, в который запряжены две белых лошади; судя по всему, в этом экипаже Бирнбаум приехал с вокзала.

В еврейской политической жизни часто бушевали бури, но местная газета «Дер идише векер» («Еврейский набат») упрекала жителей города в равнодушии. «Каждый еврей Бучача, – жаловалась она, – это “мир в себе”, и проблемы других людей его не волнуют. Если кто-то увидит в нашем городе многочисленные точки продажи содовой, то, наверное, подумает, что жители города – люди настолько горячие, что им приходится остужать себя холодной водой. Однако факты, свидетельствующие о равнодушии и холодности наших еврейских собратьев в этом городе, данному предположению противоречат. Впрочем, кто знает? Может быть, именно излишнее употребление газированной воды и привело к такому “замораживанию”?»

Большинство выходцев Бучача рассказывают, что евреи жили там бедно, но при этом община имела несколько синагог (в том числе одну довольно роскошную), а также школы, больницу, сиротский приют и благотворительную столовую. У еврейской газеты имелось литературное приложение, в котором, помимо всего прочего, было опубликовано несколько первых стихотворений «сына Чачкеса» (как горожане называли тогда Агнона). Один раз в город приезжал Шолом-Алейхем (хотя для встречи с молодым Чачкесом времени так и не нашел); наезжали также некоторые другие писатели, а из Львова приезжал давать уроки Торы, истории и иврита человек по имени Авраам Зильбершайн. Кроме того, в городе работала еврейская театральная труппа под названием «Дер таннензапфен» («Сосновая шишка»), а время от времени приезжали цирк, зоопарк, передвижная панорама, канатоходцы и фокусники. Летом горожане ходили гулять в окрестные леса, купались в Стрыпе и плавали по ней на лодках, а зимой катались на льду.

Описывая образ жизни евреев в Бучаче в начале двадцатого века, Агнон изображает повседневную жизнь, не предвещавшую никакой беды. «Солнце освещает землю и ее обитателей; земля – то с приветливым выражением лица, то с неприветливым – дает урожай; люди занимаются своими делами и живут своими заботами; а от происходящего в этом мире и от его проделок каждый по-своему получает удовольствие или по-своему мучается. И хотя в мире всегда есть люди, желающие его исправить, мы считали, что этот мир никогда не изменится». Однако летом 1914 года неожиданно разнесся слух, что началась война.

Поначалу в Бучаче не хотели верить, что император способен совершить такую глупость. Разве он не знает, какова цена войны? Поэтому жители города были склонны соглашаться с комментаторами, писавшими в еврейских газетах, что войны не будет. Но пока одни писали, а другие читали, «война, – по словам Агнона, – вдруг окружила людей со всех сторон, и грохот пушек сотряс город и его окрестности».