Дело княжны Саломеи - читать онлайн книгу. Автор: Эля Хакимова cтр.№ 58

— Что вы имеете в виду, Иван Карлович? — осторожно спросил Тюрка Грушевский.

— Парижская графологическая школа, вполне возможно, опять со мной не согласится, — так же задумчиво качая носком сиявшего ботинка, медленно проговорил Тюрк. — Но.

— Что но? — едва сдерживаясь, переспросил Максим Максимович, боясь вспугнуть голосом мысль Тюрка и в то же время изнемогая от нетерпения.

— Эту записку определенно написал убийца. Причем убивавший неоднократно и на протяжении многих лет.

Слова, сказанные сухим голосом Тюрка, прозвучали в гостиной, как удар грома в наэлектризованном предгрозовом воздухе.

— Бог с вами, Иван Карлович, — испугался Грушевский. После всех пережитых волнений с этим нездоровым человеком, того и гляди, приступ падучей мог приключиться. — Господа, князь Тюрк болен, не обращайте внимания на то, что он говорит!

— Потрудитесь объясниться, милостивый государь! — Лаурсаб Алексеевич как раз не обратил внимания на взволнованный лепет Максима Максимовича. Казалось, именно эти возмутительные слова, произнесенные монотонным голосом, трескучим и малоприятным, как голос самой судьбы, он ожидал услышать с того самого ужасного утра, когда исчезла его дочь.

— Нет, умоляю, — прошептала княгиня, обнимая своих детей и словно заслоняясь от жестоких слов слабой рукой.

— Судя по почерку, этот человек — своего рода клещ. — Тюрк говорил тихо, словно болтая сам с собой. — Маленький, незаметный, слабый настолько, что, убей его кто невзначай, никто бы и не заметил. Он затаивается и ждет, когда рядом с ним окажется человек с горячим сердцем и страстной натурой, который мог бы стать его хозяином. У кого есть то, чего нет у клеща, по принципу замещения — например, благородство, семья или, в конце концов, просто деньги. Паразит незаметно приручает хозяина и заставляет его делать то, что ему нужно, вести себя определенным образом. Присваивает через подчинение себе его чувства и желания, его жизнь.

Князь взглянул на княгиню и твердой рукой вынул из кобуры револьвер. Призоров всполошился бы, не будь он всецело поглощен тем, что говорил Тюрк. Княгиня деревенела все больше и больше с каждым новым утверждением Ивана Карловича. Она лишь слегка вздрагивала от каждого слова, как человек в бессознательном состоянии вздрагивает от ударов плетью.

— Клещ по-своему заботится об организме-носителе. Делается постепенно необходимым ему, жизненно важным. Но в действительности он приносит не только вред, но зачастую приводит к гибели. Скажите, ваше сиятельство, — обратился Тюрк к полумертвой княгине, — как случился пожар, в котором погиб ваш брат?

— Огонь вспыхнул от упавшей на ковер лампы! — вскричал взволнованный князь. — Зачем вы мучаете ее, заставляя вспоминать столь болезненные…

— Но сначала вы гневались, не так ли? Из-за какой-нибудь мелочи, ерунды, как это обычно бывает у несдержанных детей. У вас, например, отобрали любимую игрушку, — предположил Тюрк. — Да, именно так, вероятно, и было. И лампа не сама упала, это вы сбросили ее на пол. В вашем почерке есть чувство вины, огромный груз сожалений, который вы несете с детства. Вас вытащили из огня, может быть, спасли чудом. И таким же чудом дверь за вами закрылась, обрекая оставшегося ребенка на страшную смерть. Крики, шум, треск пылающего дерева.

— Это был несчастный случай, — взвизгнула княгиня, испугав детей, которые, как ни пытались, не могли вырваться из ее объятий, потому что мать держала их мертвой хваткой. — Я уронила лампу нечаянно, я не хотела…

— Успокойтесь, ваше сиятельство, — вскричал Призоров, — никто не смеет вас в этом обвинять!

— Но могли и нарочно, — жестко возразил Тюрк. — Чтобы избавиться от того, кто доставлял вам столько неприятностей, к тому же перетягивал на себя значительную часть внимания, которое по праву должно было доставаться вам.

— Нет, нет!..

— Прекратите немедленно, разве вы не видите, как она страдает! — возмутился Грушевский. — Она тогда была невинным ребенком.

— Ваша старшая дочь, я имею в виду от первого брака, — продолжал инквизитор далее, не обращая ни на кого внимания, — вы знали, что она хотела сделать карьеру оперной певицы?

— Что? Откуда…

— Я просто сделал предположение. Вы сами расписывали ее голос, упоминали похвалы, расточаемые педагогами. В этом случае было бы лучше, если бы она умела, что и случилось в действительности, чем опозорила имя Мещерских и Кернов.

— Как вы можете? — качая головой, шептала ошеломленная княгиня.

— А младшие дети? Разве их смерть не была самым ужасным наказанием для вашего бесчувственного супруга за его холодность и черствость, проявленные к тому горю, которые испытывали вы? Признайтесь, вы ведь сами это говорили, и не раз. Миф о Медее недаром сохранился до наших дней со времен Древней Греции, раз в сто лет рождаются женщины, способные на такую месть. Да, вы пережили боль и принесли страшные жертвы, но благодаря этому вы возродились к новой жизни. Феникс только из пепла и рождается. Вычеркнуть прежние страдания, перевернуть страницу, вот какие возможности открыло перед вами искупительное жертвоприношение. И конечно, месть. Последний и самый сильный удар вы нанесли первому мужу, уйдя от него к другому, не оставив после себя ничего и никого, лишь полную пустоту и одиночество.

— Немедленно замолчите! — закричал сам не свой Грушевский.

— В сущности, то, что случилось с княжной Саломеей, это лишь повторное обыгрывание уже совершенного когда-то, — кивнул и невозмутимо продолжил Тюрк. Грушевский следил за ним с не меньшим ужасом, чем все остальные, хотя он-то помнил, как Иван Карлович вызвал из небытия графа Панина той жуткой грозовой ночью в картинной галерее старинной усадьбы. Снова это преображение, этот адский огонь в тихих и спокойных обычно глазах Тюрка. Снова кипение чужих страстей и пороков на невыразительном прежде лице. Верно, только такой непорочный, почти ангельский синеокий лик и мог служить экраном, на котором отражалось то, что скрывали время и тайный умысел. На мгновение приступ острой жалости к Ивану Карловичу пронзил Грушевского.

— Убью! — Князь подскочил к Тюрку и, не будь совсем рядом Грушевского, застрелил бы его.

— Она тоже собиралась опозорить вас, ваше имя. Сделать вас посмешищем в глазах света, как хотела когда-то та, другая, — невозмутимо продолжал Иван Карлович, словно ничто земное уже не могло причинить ему вред, словно его окружали бессильные тени, а не люди, мучимые страхами, ненавистью, ужасом самого высокого накала.

— Вы смеете обвинять княгиню во всех этих страшных смертях?! — Призоров тоже повысил голос на Ивана Карловича. Чиновник встал между жертвой и теми жестокими обвинениями, которые бросал ей мучитель.

— Именно княгиня и есть причина этих смертей. Все это случилось по ее вине… Но и она лишь жертва. Да, причина в ней, но источником опасности она была невольно. Главный виновник этих трагедий — Клещ. Он исполнял то, что, как ему казалось, хочет княгиня, его хозяйка. Это тот, кого вы называете дядюшкой, — наконец закончил Тюрк, и взгляды присутствующих медленно обратились к тому, на кого они меньше всего обращали внимания до этого момента.