Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пыльцын cтр.№ 66

Оказывается, то был майор Родин Александр Федорович, наверное, тот самый майор Родин, который был заместителем командира запасного полка в Алкино под Уфой. А врачом-красавицей в том же полку была, уверен, его жена, капитан Родина. Майор же Родин попал в наш 8-й штрафбат с должности начальника разведки 4-й стрелковой Бежецкой дивизии и погиб на том злополучном минном поле. Значит, после Алкино он снова оказался на фронте, вырвался вторично и, уже возглавляя дивизионную разведку, в чем-то провинился и оказался в моей роте. А если учесть, что его жена, военврач 3-го ранга, до моего прибытия в 8-й ОШБ была командиром санитарного взвода и батальонным врачом именно в этом штрафбате, то получается совсем уж мистическая история такого переплетения судеб. Жаль только, что мне не удалось узнать этих подробностей тогда, на Наревском плацдарме.

Но другие мысли тогда, в октябре 1944 года, занимали голову нового ротного командира. Уже было пройдено километра полтора, непосредственно перед нами близко противник не наблюдался. Я решил, что мы еще можем добавить кое-что к нашему успеху, и подал команду «Вперед!».

Третья немецкая траншея оказалась дальше, чем я предполагал, и, пройдя еще с километр, мы встретили сравнительно редкий, нестройный огонь противника. Местность здесь была тоже неровная, кочковатая, местами поросшая невысоким кустарником, что позволяло нам короткими перебежками продвигаться вперед к рубежу атаки, который я назначил на линии отдельно стоящего небольшого деревца.

Когда нам удалось вскоре сосредоточиться на рубеже атаки, то немцы, наверное, потеряв из виду нас, замаскировавшихся за кустами и кочками, практически перестали стрелять. А может, они готовились к отражению нашей предполагаемой атаки и ждали момента, когда мы поднимемся во весь рост.

И вдруг за нашими спинами (как не часто на войне, к сожалению, оказывается это счастливое «вдруг»!) загудели несколько самолетов. Летели опять наши штурмовики – «илы». Мне мгновенно пришла мысль о целеуказании, чему нас настойчиво обучали в военном училище. И поскольку теперь ракетницу я держал все время заряженной, а сумка с ракетами была у моего ординарца рядом со мной, не теряя ни секунды, я выпустил несколько ракет в сторону немцев. Летчики, молодцы, сигнал поняли правильно, и сразу же реактивные снаряды будто воткнулись в немецкие позиции и разорвались там. Да еще вдобавок к этому наши авиаторы угостили фрицев хорошими порциями очередей из крупнокалиберных пулеметов, поражающую способность я уже усвоил на примере гибели младшего лейтенанта Давлетова.

Это был удобный момент поднять весьма немногочисленные остатки роты в атаку, пока гитлеровцы еще не успели опомниться от налета наших краснозвездных соколов. И эти полсотни метров до позиции немцев мы преодолели быстро, забросали гранатами окопы и ворвались в них, добивая оставшихся.

Пришлось моему автомату «поработать» и здесь. Рукопашной тут фактически не получилось, так как добивали уже почти не сопротивлявшихся фрицев, захваченных врасплох и даже бросавших оружие. Не до жалости было. Оправданность нашей жестокости не раз подтверждалась и в дальнейших боях. Забегая в своем повествовании несколько вперед, скажу, что особенно дорого обошлась нам жалость к недобитым фрицам при форсировании Одера и захвате плацдарма на его западном берегу. Но об этом ниже.

Вскочив в немецкий окоп, я приказал срочно готовить захваченную траншею к отражению возможных контратак. И только сейчас увидел, что вслед за нами два связиста-штрафника тянут телефонную линию. В душе горячо поблагодарил начальника связи батальона старшего лейтенанта Павла Зорина и, конечно же, умницу Валерия Семыкина, без которого ни одно доброе дело в области связи, наверное, у нас в батальоне теперь не делалось.

Вскоре я уже докладывал заместителю комбата, майору Алексею Филатову, почему-то оказывающемуся у телефона постоянно вместо комбата. Между прочим, у нас было два замкомбата, оба Филатовы, оба майора, только один Алексей, другой Михаил. Сообщил я, где нахожусь и в каком составе. Кроме нескольких автоматов в роте оставалось два станковых пулемета, одно «ПТР», два ручных пулемета. Патронов же почти не оставалось. Подобрали на всякий случай немецкие «шмайссеры» (автоматы) со снаряженными магазинами и два пулемета «МГ», которые наши пулеметчики считали неплохими. Пересчитали гранаты – тоже не густо: две противотанковые да штук 10 ручных. Трудновато будет, если немец опять полезет в контратаку.

Филатов сказал мне, что мы, оказывается, уже заняли траншеи 2-го эшелона батальонного района обороны противника, и поздравил нас с таким успехом. Обрадовал тем, что скоро подоспеет подкрепление, но нужно продержаться часа 2–3.

Сообщил он и другую радостную весть: наш ротный, капитан Матвиенко, оказывается, не погиб, как мы считали, а только контужен и легко ранен, никуда эвакуироваться не захотел и находится в батальонном лазарете. Но мне приказано оставаться в должности ротного, так как Матвиенко выдвигается на должность замкомбата вместо Михаила Филатова, который уходит на более высокую должность в войска. А я официально назначаюсь на должность командира, теперь уже не стрелковой, а автоматной, как ее называл Батурин, роты, хотя она ранее, да и вообще по штату, называлась ротой автоматчиков.

Едва успели мы переговорить, как наблюдатели доложили, что в нашем направлении со стороны противника движутся два танка и за ними – цепи пехоты. Ах, как нам могут пригодиться две противотанковые гранаты, если сумеем их эффективно применить! И хорошо, что танков не больше, чем гранат.

Мы занимали теперь совсем небольшой участок траншеи. Где-то вдали слева шел бой, наверное, сосед тоже наступал или отстреливался. Но связи или контакта с ним не было. Справа вообще фланг был открыт. Открытые фланги любого масштаба всегда считались очень опасными, а в этой ситуации – и подавно. Главное теперь было не дать противнику обойти нас. Заметив группу до взвода фашистов с двумя танками, все и без всяких команд поняли, что нам здесь предстоит: ведь боевой командирский опыт был почти у всех наших штрафников, бывших офицеров, а ныне рядовых.

Работая над книгой, я прочел мнение одного военного психолога:

«Если подразделение теряет в бою более 20 % бойцов, то у оставшихся пропадает уверенность в победе, снижается боевая активность и даже управляемость».

А здесь потери более 80 % не выветрили боевого азарта оставшихся. Такая сила духа оказалась у штрафбатовцев и, как оказалось, во многих других случаях. Наверное, здесь немаловажную роль играла особая психологическая составляющая – офицерская честь, которую не учитывал тот военный психолог.

Обе противотанковые гранаты я приказал принести ко мне, оставив около себя крепкого высокого штрафника в роли гранатометчика. А расчет «ПТР» возглавлял тот самый «Буслаев», внушительного вида боец, который, как я потом узнал, был узбеком, но вот фамилию его я не запомнил, а сегодня мне так и не удалось ее установить. Это он, в бою на левом фланге, как дубиной, колошматил немцев своим «ружьишком». Остальные бойцы из взвода «ПТР» Петра Смирнова, как и он сам, остались на том месте, где так необычно метко били немцы по нашим атакующим из какого-то еще неведомого мне нового, высокоточного оружия. Да и младший лейтенант Карасев, видимо, остался там же. К счастью, как выяснилось потом, эти наши офицеры не погибли, а были только тяжело ранены и вскоре, через месяц-другой, вернулись в батальон.