Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пыльцын cтр.№ 114

Проработал я в военкомате почти два года, и во мне созрело решение: во что бы то ни стало поступить учиться в такую военную академию, которая бы давала специальность, нужную «на гражданке». А то ведь, не ровен час, уволят из армии, а кто я? Командир штрафной роты? И кому я нужен буду? И подал я рапорт в Военную юридическую академию (Москва).

Тогда предварительные вступительные экзамены во все военные академии проходили при штабах округов, и их результаты рассматривали единые мандатные комиссии. А Юридическая академия прельстила меня (да и, наверное, не только меня) тем, что не нужно было сдавать экзаменов по математике, которую я за время войны, и особенно – после ранения в голову, основательно забыл. И поехал я в феврале 1950 года в Москву на экзамены.

Все положенное по программе сдал сравнительно успешно, хотя и не без трудностей. На заседание мандатной комиссии при штабе Московского военного округа, состоящей в основном из генералов и полковников, явился в новом кителе, со всеми орденами и медалями. Как только я доложил, что я кандидат в юридическую академию, вся комиссия подняла меня на смех: «Такой молодой майор, боевой офицер – и не в академию имени Фрунзе?» На мой довод о том, что общевойсковая академия не дает гражданской специальности, один генерал даже стал подтрунивать: «Давай тогда уж лучше в ветеринарную! Все равно свои командирские погоны сменишь на узенькие (тогда медикам, ветеринарам и юристам было положено носить узкие погоны), зато кобылам клизмы научишься ставить, на гражданке пригодится!» И все стали меня уговаривать поступать в Военную академию им. Фрунзе, мол, мы тебе зачтем и недостающий экзамен (по тактике и Полевому уставу). Я снова проявил упорство, и тогда они заявили мне: «В Юридическую не проходишь по конкурсу». Видно, в нее было много кандидатов, а во Фрунзенскую – недобор.

Вот так, несолоно хлебавши, я вернулся на свою Косую Гору! Но решение во что бы то ни стало поступить хоть в какую-нибудь военную академию, дающую гражданскую специальность, не оставляло меня и, к неудовольствию военкома, я выпросил себе отпуск и уже в июне поехал в Ленинград, где было много академий.

Военно-морскую я сразу исключил, не моя это стихия. Артиллерийскую – тоже (специальность чисто военная), и поехал в Академию связи имени Буденного. Там мне отказали, но посоветовали обратиться в Военно-транспортную имени Кагановича, где открывался новый факультет и мог быть недобор.

Когда в приемной комиссии меня стали расспрашивать о службе, я понял, что чем-то заинтересовал их. Еще не зная, на какие факультеты будут набирать, стал упирать на то, что я из семьи потомственных железнодорожников, что и дед, и отец, и мать, и братья мои работали на железной дороге. А я мечтал в свое время учиться в Новосибирском военном институте желдортранспорта, да и закончить 10 классов фактически помог мне тогдашний Нарком путей сообщения Каганович, чье имя носит избранная мною академия. Поступить же в Новосибирский военный институт инженеров железнодорожного транспорта мне помешала война, и сейчас надеюсь на исполнение этой моей мечты, поступив на факультет железнодорожного транспорта академии.

Столь страстную мою тираду собеседник мой с явным сожалением прервал, сообщив, что на факультеты, имеющие отношение к железной дороге, набор завершен, а вот на инженерно-автомобильный еще есть возможность поступить. Куда девался мой железнодорожный патриотизм! Я сразу же согласился, чему, кажется, обрадовался и мой собеседник. Через несколько дней я получил документы о том, что зачислен кандидатом в слушатели. В них был установлен срок, к которому я был обязан явиться для сдачи конкурсных вступительных экзаменов (минуя окружные предварительные!). И, счастливый, я вскоре, не дожидаясь конца отпуска, мчался в свой Косогорский райвоенкомат.

Мой райвоенком, майор Якубов, недовольный тем, что я только и делаю, что разъезжаю по экзаменам, все-таки вынужден был меня отпустить. И хотя здесь мне нужно было сдавать и математику, и физику, и химию, да еще и все то, что я сдавал в Москве, я решился. И не знаю уж, какими усилиями мне все это удалось осилить, но я был зачислен на 1-й курс 4-го инженерного автомобильного факультета. Можете представить себе, с какой радостью я простился с этой своей доменно-металлургической Косой Горой!

Я уже раньше говорил, что мне посчастливилось служить здесь, в академии, под началом легендарного генерала Чернякова Александра Георгиевича. Но пять лет в академии свели меня еще со многими хорошими людьми. Обо всех, естественно, не упомянешь, но не могу упустить случая назвать тогда еще майора Танасиенко Николая Мартыновича, молодого, по-особому подтянутого не только внешне, но и внутренне. Обладая феноменальной памятью и способностью объективно оценивать все наши поступки, он сумел быстро сплотить курс и держал его все пять лет в атмосфере искренности и правдивости. Я вскоре был назначен старостой курса, насчитывающего более сотни слушателей. Самыми близкими друзьями по курсу стали для меня подполковник Шалапин Дмитрий Иванович, избранный секретарем партбюро курса, майор Булавкин Сергей Александрович, назначенный командиром одного из пяти учебных отделений, и капитан Взятышев Николай Александрович, все пять лет избиравшийся секретарем парторганизации нашего учебного отделения.

Дружили мы и после академии, пока ставший уже генерал-майором Дмитрий Шалапин не погиб в автокатастрофе. Полковник Сергей Булавкин, с которым последние годы службы нам довелось быть вместе, будучи уже в запасе, скончался скоропостижно от сердечной недостаточности. С Николаем Александровичем Взятышевым мы до сих пор, вот уже более полувека, дружим. Его после окончания учебы оставили в академии на преподавательской работе, там он защитил диссертацию, стал профессором, полковником, и теперь, уже будучи в отставке, но очень еще бодрым, в свои более чем 80 лет продолжает преподавать в академии. В любой мой приезд в Ленинград мы с ним встречаемся и ведем долгие разговоры о прошедших годах, о тех наших однокурсниках, которые уже переселились в мир иной, и о нынешних, довольно непростых временах…

Учился я в академии, как и многие, с определенным напряжением, но окончил академию «с отличием», в звании подполковника, и имел право на выбор места дальнейшей службы. В числе этих мест оказалось одно в Воздушно-десантных войсках. Я выбрал именно его, так как захотелось испытать себя в прыжках с парашютом, да к тому же я знал, что некоторое время тому назад этими войсками долго командовал легендарный человек, генерал-полковник А.В. Горбатов, так полюбившийся нам еще по боям под Рогачевом. А значит, в войсках этих, полагал я, должны быть еще живы «горбатовские» традиции.

Так я стал начальником автослужбы 8-го Воздушно-десантного корпуса (ВДК). Штаб и некоторые органы управления его были в белорусском городе Полоцке, а дивизии дислоцировались вблизи этого города, а также в белорусском Витебске, в Каунасе и других местах Литвы.

В командование этими войсками тогда вступил Герой Советского Союза генерал-лейтенант Маргелов Василий Филиппович, как оказалось, патриот ВДВ до мозга костей, последователь методов командования своего предшественника, Александра Васильевича Горбатова, такой же легендарный человек, любивший и пестовавший эти войска. Тогда аббревиатуру ВДВ и ветераны, и молодые десантники расшифровывали как «Войска Дяди Васи», любовно именуя так своего командующего, вкладывая в эти слова и огромное сыновнее уважение к нему, и некоторое душевное смятение перед величием его полководческого таланта. И легенд о нем складывалось немало. Вообще любовь к ВДВ и гордость ими воспитывалась не только парашютными прыжками, но я помню, с каким вдохновением десантники пели свою любимую строевую песню, в которой были и такие слова: