— Ключа-то у меня нет. Придется вам встретить меня внизу.
— Я буду в вестибюле ровно через час.
Она заставила его сверить часы.
Эдвард шел мимо швейцара, уверенный, что его остановят, однако продолжал идти, стараясь выглядеть как ни в чем не бывало. Человек в потрепанной ливрее даже не поднял глаз от арабской газеты, которую читал с помощью лупы. Был седьмой час вечера. При себе Эдвард имел объемистый пакет с покупками.
В вестибюле горела пара настольных ламп. Он никогда не видел их включенными, и его поразило окружающее убожество: потрескавшийся мрамор столов и протертый до джутовой основы восточный ковер. В воздухе стоял дым от сигар, выкуренных в пятидесятых годах. Маргарет, высокая и тонкая, с каменным лицом стояла у лифтов.
Увидев его, она молча нажала кнопку вызова. Дожидаясь лифта, они не сказали ни слова.
— Не знала, придете вы или нет, — сообщила она, когда дверцы закрылись, и с видимым усилием добавила: — Спасибо.
— Я жалею, что пришел. — Лифт рокотал, поднимаясь. — Вы уверены, что это безопасно?
Она кивнула.
— Там никого. Уборщица ушла в три.
Они стояли плечом к плечу, глядя прямо перед собой, как два образцовых администратора, едущих на одно совещание. На выходе они столкнулись плечами, и он с показной галантностью пропустил ее вперед. Она это проигнорировала. Свет в квартире не горел.
Эдвард ступил на мягкий ковер и замер в неожиданном приступе мандража. Он чувствовал себя человеком, наступившим — легко, но непоправимо — на противопехотную мину. Это место не обещало ничего хорошего.
Маргарет шла, не оглядываясь на него. Вот она скрылась в коридоре, и ее шаги затихли. Он кинулся за ней бегом, как боящийся потеряться щенок.
— Мне надо вам что-то показать, — сказала она. — Я нашла это, когда распаковывала ящики.
— Вы давно здесь?
— С утра.
— Как? Весь день?
— Я пришла в шесть. Никого еще не было.
Вслед за ней он поднялся по лестнице. Она держалась за перила уверенно, словно проделывала этот путь в тысячный раз.
— Днем кто-то приходил. — Взявшись за ручку, она дернула дверь на себя, и та со скрежетом отворилась. — Я слышала внизу разговор. Мужской голос говорил с английским акцентом, но наверх никто не поднялся.
— Да ну? Они планировали убийство?
Вступление в прохладу библиотеки походило на погружение в восхитительно свежий пруд. Деланный сарказм Эдварда растворился в тишине. Маргарет сняла туфли — практичные «мэри джейн» на низком каблуке, с перепонками. Эдвард успел заметить бледную дырку на пятке одного из темных чулок.
— Не хочу, чтобы кто-то услышал, как мы здесь ходим, — объяснила она.
Маргарет поработала на славу. Полки заполнились, на полу, устланном оберточной бумагой, лежали стопками книги. Она открыла все ящики, по краям полок топорщились липкие цветные листочки. На столе, рядом с компьютером и блокнотом, виднелись три банки диетической «кока-колы» и полупустой пакетик с темными крекерами без жира и соли.
— Вы времени зря не теряли, — признал Эдвард. — Надеюсь, вы не выставите мне счет за работу.
— Я разобрала примерно две трети коллекции и просмотрела остаток. Книги расставлены по времени и странам, а внутри в алфавитном порядке. Все это у меня записано в общих чертах, и в компьютер тоже введен базовый каталог.
На экране ноутбука было открыто окно с каталогизационной программой Уэнтов. Эдвард провел быстрый поиск на слово «Гервасий», но ничего не нашел. Не так все просто.
— Так что вы хотели мне показать? — спросил он.
— Придя сюда утром, я задалась целью хотя бы развернуть и наскоро просмотреть все книги.
— И выполнили задуманное.
— Да, выполнила. Вот взгляните, какая красота. — Она взяла в руки книжечку с тисненым переплетом — завитки на коже формировались в квадратики и прямоугольники. — Итало-греческое изделие. После падения Константинополя в 1453 г. многие греки-переплетчики осели в Италии и создали собственную, выдающуюся декоративную эстетику. А текст английский.
Она открыла книжку, заполненную рукописными строчками с острыми углами и завитушками. Эдвард не мог прочесть ни слова.
— Что это?
— Руководство для рыбной ловли, пятнадцатый век. «О том, как поймать рыбу на крючок».
— Вы это хотели показать? — Он нервно оглянулся на дверь.
— Нет. Вот это.
На столе, на вырванной из блокнота странице, лежало несколько мелких клочков бумаги, четыре или пять. Кое-где виднелись фрагменты черных букв.
— А это что такое? — прищурился Эдвард.
— Бумага, — невозмутимо пояснила она. — Я нашла эти обрывки на дне одного из ящиков, когда вынула книги. Если посмотреть их на свет, видны частицы водяных знаков.
Маргарет умолкла, ожидая, видимо, что он сам сделает это, но он не стал.
— Ну и?
— Я их узнала. Марка известная, голова вепря с цветком. Можете найти ее в «Dictionnaire historique des marques du papier»
[39]
и узнать, где и когда бумага была сделана. В данном случае это Базель, примерно 1450 г. Фактура тоже характерная — вот тут видны линии верже, — показала ногтем Маргарет, — а здесь цепочки, более широко расположенные. Сорт грубый, неаристократический, но я и текст распознала. Это Лидгат
[40]
, «Жизнеописание Пречистой Девы», поздний пятнадцатый век. Жуткий тип вроде средневекового Джерри Фолуэлла
[41]
, но находка была бы из ряда вон. Ни одного полного экземпляра этого труда не сохранилось.
— Ух ты, — невольно восхитился Эдвард.
— Но самой книги нигде нет.
Бледная рука Маргарет легла на толстый фолиант с замком, найденный Эдвардом в первый же день.
— Это единственная книга, в которую я не смогла заглянуть. По внешним данным она соответствует тексту и периоду, хотя переплет для Лидгата несколько вычурный.
Эдвард присел на край стола, заскрипевшего под его тяжестью.
— Значит, это Лидгат — а где же Гервасий?
Она слегка нахмурилась и склонила голову набок, изображая непонимание.
— Гервасий, — повторил он. — Странствие туда, не знаю куда.
— Эдвард, — ровным голосом сказала она, — я больше на вас не работаю. Наше соглашение утратило силу, поэтому выслушайте меня, пожалуйста. Никакого «Странствия» не существует, и чем раньше вы в это поверите и прекратите поиски, тем будет лучше.