– Нила, если не ошибаюсь?
– Прачка, ставшая Избранной, – кивнула она, вцепившись в луку седла, и сердито посмотрела на чалую лошадь, беспокойно переступавшую под ней.
– Давно ездите верхом?
– Нет, всего третий раз.
– Ясно, для новичка у вас неплохо получается.
– Благодарю вас.
– Нила, могу я узнать, что вы здесь делаете?
– С вашего позволения, Избранная Нила, сэр. Меня прислал сюда Избранный Борбадор.
– Прислал вас, Избранная Нила?
– Именно так.
– Зачем?
– Присутствовать на переговорах.
Тамас раздраженно прищурился:
– Не хотелось бы показаться невежливым, но вы – прачка, лишь недавно ставшая ученицей Избранного. Что заставило Бо подумать, будто вы должны присутствовать на государственных переговорах?
– Он сказал, что мне нужно привыкать к таким вещам.
– Он так сказал? Ну так вот, возвращайтесь к Бо и скажите ему, что это неприемлемо.
Улыбка на лице девушки погасла, но, к ее чести, Нила не двинулась с места.
– Я не собираюсь это делать, сэр.
– Даже если я прикажу вам?
– При всем уважении к вам, я не подчиняюсь вашим приказам, сэр.
Тамас заметил, что она нервничает. Поводья в руках девушки дрожали. Может быть, Бо придумал для нее такое испытание – поспорить с самим фельдмаршалом Тамасом?
– Но я могу запретить вам участвовать в переговорах.
– Не можете, сэр. Я имею право присутствовать на них как представитель Республиканского совета Адро.
– Какого совета? Таниэль! – Фельдмаршал развернул коня и нетерпеливо позвал сына. – Что за бездну придумал твой друг?
– Какой друг?
– Не разыгрывай передо мной невинного младенца. Я говорю о Борбадоре. Что там еще за Республиканский совет?
Таниэль посмотрел на Нилу, а затем на Тамаса, стараясь сдержать смех.
– Он ничего не придумал, сэр. Вы попросили его помочь в этой войне, а он единственный настоящий Избранный, оставшийся в Адро. Нила – его ученица, и, если верить словам Бо, со временем она станет намного сильнее его самого. Теперь они вдвоем составляют адроанский совет. И поскольку мы провозгласили республику, Бо решил, что будет глупо по-прежнему называть его Королевским советом.
Тамас открыл было рот, но тут же снова закрыл, пытаясь подобрать какое-нибудь возражение, не заканчивающееся словами «потому что я так сказал». Но не смог. Формально Бо все еще оставался на государственной должности.
– Не произносите при мне это проклятое слово, – проворчал Тамас и указал на Нилу. – Я благодарен вам за то, что вы для нас сделали в минувшем сражении, но будь я проклят, если позволю бывшей прачке вмешиваться в политические споры с королем Кеза.
На лице Нилы снова появилась обворожительная улыбка.
– Разумеется, фельдмаршал. Я буду просто присутствовать там как представитель совета.
Тамас подстегнул коня и поскакал обратно к Олему.
– Прачка едет с нами.
– Да, сэр. Назначенное время почти подошло.
Тамас мысленно прочитал благодарственную молитву за то, что Олем никак не прокомментировал эту новость.
– Пошли кого-нибудь вперед. Влора, ты остаешься за старшего до моего возвращения. Если что-то пойдет не так, убей кезанскую Избранную, а потом и самого Ипилла.
– Да, сэр.
Во главе всей делегации Тамас направился через поле к предместьям города. Посыльный сообщил, что Ипилл уже прибыл в часовню. Они оставили лошадей возле одного из соседних домов и прошли последнюю сотню ярдов пешком.
Возле входа в часовню стояли двое королевских гвардейцев. Тамас внимательно оглядел их. Расшитые золотом черные мундиры с серыми галунами. Украшенные перьями плоские шляпы надвинуты на глаза и застегнуты под подбородком на ремень. Бесстрашные темные глаза неподвижно смотрели на фельдмаршала, и он пожалел, что не взял с собой весь пороховой совет. С королевской гвардией Ипилла шутить не стоило. Тамас сомневался, что даже штуцерники Олема могли сравниться с ними.
– Я хочу видеть вашего короля, – заявил Тамас гвардейцам.
Один кезанец поклонился и резко развернулся, чтобы открыть дверь часовни. Олем оставил двух солдат у входа – по одному на каждого гвардейца – и первым вошел внутрь. За ним последовали леди Винсеслав с Нилой, три генерала, два полковника и судья, приехавший вместе с леди.
Таниэль замешкался у входа с таким кислым выражением лица, словно только что проглотил целый лимон.
Тамас терпеливо ждал, когда сын зайдет в часовню.
– Пора покончить с этим, – сказал фельдмаршал.
Подбородок Таниэля дрогнул, и Тамас испугался, что сын потеряет самообладание. Но Таниэль все же был настоящим солдатом. Он коротко кивнул и прошел вперед, не дожидаясь, когда Тамас справится с собственными нервами и войдет последним из всей делегации.
Часовню скудно освещало единственное окно с восточной стороны. Это было просторное помещение, размером примерно двадцать на тридцать футов. Скамьи сложили вдоль стены, а в центре зала на большом столе, накрытом золотой скатертью, стояли блюда с фруктами и десертом. В канделябрах горели свечи, на стенах висели картины – наверняка эти дополнения сделала свита Ипилла, пытаясь создать здесь хотя бы слабое подобие королевской роскоши.
Небольшая группа кезанских придворных собралась у дальнего конца стола. Фельдмаршал Гутлит сидел рядом с двумя другими, незнакомыми Тамасу генералами. Напротив него расположилась худощавая женщина с тонкими, птичьими чертами лица, одетая в строгий буро-зеленый костюм – официальные цвета Королевского совета Кеза. Возле нее пристроился бледный, тщедушного вида человек – герцог Регалиш, доверенный советник Ипилла. Еще несколько аристократов стояли у дальней стены.
Во главе стола восседал сам Ипилл. Он сделался болезненно тучным с момента последней встречи с Тамасом, когда фельдмаршал пытался убить его. Некогда щеголь и светский лев, он развалился в кресле, в котором без труда уместились бы двое гренадеров. Его наряд был кричаще-пышным: отороченный густым блестящим мехом, с золотой вышивкой. Рубины на пальцах короля заставили бы покраснеть от зависти даже Первосвященника.
– Тамас.
Голос Ипилла напоминал рокот тяжелого барабана, но его подбородок при этом мелко затрясся.
– Ипилл.
Герцог Регалиш вскочил на ноги, и его стул неприятно проскрежетал по каменному полу.
– Безродная дворняга! Это король, и к нему следует обращаться «ваше королевское величество».
– Можно я заткну пасть этой породистой псине? – спросил Олем, положив руку на эфес шпаги.