Меншиков тупо моргнул, рот его приоткрылся. По лицу было
видно, что он не верит ни глазам своим, ни ушам, что он воистину ошеломлен, в
первый раз испытав такую выходку от государя, которого, как ребенка, привык
держать в почтительном страхе перед собою. Чуткое ухо князя Федора уловило короткий,
довольный смешок, который испустила заглянувшая в комнату Елисавет при виде
остолбенелого временщика. Смешок был подхвачен Натальей, еще миг – и захохотал
бы сам Петр, но тут Александр Данилыч наконец справился с собою и провозвестил:
– Ваше величество! У нас в казне большой недостаток денег; я
сегодня намеревался представить вам доклад о том, как употребить эти деньги,
но, если вашему величеству угодно, я ворочу эти десять тысяч червонцев и даже
из моей собственной казны дам миллион!
Князь Федор даже зажмурился от этой новой неосторожности
светлейшего: надо же додуматься кичиться перед царем своим богатством! Елисавет
по-мальчишески присвистнула, в маленьких глазах Натальи Алексеевны вспыхнула
алчность, а Петр с сердитым мальчишеским выражением выкрикнул:
– Пусть вы богаче меня, но я – император, мне надо
повиноваться! Я здесь хозяин!
И, топнув на побледневшего Меншикова, как на крепостного,
царь резко повернулся и замаршировал прочь, такой длинноногий и длиннорукий,
что всякое движение его казалось разболтанным и неуклюжим. Вдобавок он был так
зол, что пинал там и сям мебель.
– Государь! – прохрипел Меншиков, беспомощно простирая вслед
ему руки. – Ваше величество! Не изволите ли отправиться прогуляться в сад с
невестою? Вы давеча выражали такое пожелание – ее императорское высочество
ждет!
Видно было, что от растерянности светлейший решил вернуть
себе власть над Петром простейшим напоминанием о его обязательствах – но не
тут-то было! Не родился еще на свет мальчик, которому напоминание о несделанных
уроках доставило бы удовольствие, тем более если этот мальчик – государь!
Вдобавок при словах «ее императорское высочество» Елисавет громко фыркнула.
Наталья, возмущенно передернув пухлыми плечами, выскочила за дверь.
Петр холодно оборотился к будущему тестю и бесцеремонно
бросил:
– Сперва хотел гулять, а теперь раздумал! И вообще, к чему
лишние любезности? Довольно ей моей клятвы. К тому же всем хорошо известно, что
я не намерен жениться раньше двадцатипятилетнего возраста. Такое у меня
намерение!
Елисавет послала государю восхищенную улыбку, и он гордо
сказал – как бы только ей, но с явным намерением, чтобы услышал и Меншиков:
– Не терпеть же, когда он несет вздор да еще и дерзить
норовит! Смотрите, как я его поставлю в струнку!
Царь и его компания удалились, но по коридору долго
раздавались перекаты веселого молодого хохота.
Князь Федор еще прежде неприметно шагнул в боковую дверь:
невозможно было допустить, чтобы Меншиков увидел, как чужой человек стал
свидетелем его унижения! Но не удалился, а неприметно наблюдал сквозь щелочку в
портьере за светлейшим.
Конечно, тот слышал и последние слова государя, и его
оскорбительный хохот. У временщика был вид человека, которого крепко ударили по
голове, и он уже готов упасть, но в последнем изумлении озирается, не
соображая, кто и с какой стороны его стукнул.
Да, подумал князь Федор, а ведь Ванька Долгоруков оказался
не промах и в сообщности с великой княжной и цесаревной усердно расшатывает то
прочное здание, которое зовется Алексашкой Меншиковым. Если дело и дальше так
пойдет, замысел Федора сладится куда быстрее, чем он рассчитывал. В неприязни
государя к невесте сомневаться уже не приходится. Достаточно самой малой
малости, чтобы он вывернулся из цепких рук «батюшки» и задумался: а стоит ли
исполнять клятву, коя тебя чрезмерно тяготит? Теперь ему нужно только время… и
если Федор не обманывался, украдкой разглядывая лицо Меншикова и холодным
взором исследователя отмечая красные и синие прожилки, проступившие на
побледневших щеках, помутневшие глаза, испарину на висках, – если он не
обманывался, то желанную передышку Петр получит скоро… очень скоро!
Итак, венец королевы Марго сыграл свою роль, все вроде бы
шло пока в полном соответствии с задуманной Федором интригою. Отчего же он
глядел на одинокую фигуру сразу постаревшего, как бы смертельно уставшего
Данилыча без радости, без торжества, а с сочувствием и даже сожалением, со
странным чувством неуверенности и даже тоски? Ну, верно, именно так мы ощущаем
себя всегда, когда на наших глазах первые признаки разрушения настигают то, что
прежде казалось незыблемым вовеки.
Глава 9
Царская охота
Светлейший заболел так внезапно, что первым слухам об этом
даже не очень-то поверили: сочли, что он просто сделал хорошую мину при плохой
игре из-за стычки с царем, а не то и прикинулся занедужившим, дабы разбудить в
Петре угрызения совести. Первые два-три слуха о том, что у Меншикова был
лекарь, давал такие-то снадобья и пускал кровь, вызвали только скептические
ухмылки. Потом стало известно, будто Данилыч надеялся преодолеть болезнь
по-русски: посещением мыльни, но она нисколько не помогла – наоборот, ухудшила
самочувствие. После того он уже не выходил из дому, хотя поначалу не
придерживался постельного режима. Его навещали повседневные посетители, члены
Верховного тайного совета: Апраксин, Головкин, Голицын, Остерман. Светлейший вел
деловые разговоры, писал письма. Но вскоре консилиум врачей запретил больному
заниматься делами, и число визитеров значительно поубавилось. Тогда в
подлинность болезни генералиссимуса наконец поверили, тем более что и царь с
сестрою, навестив «батюшку», вышли от него со странным выражением лиц: не то
печальной неуверенности, не то надежды на близкое освобождение из-под
деспотической власти.
Теперь каждый день приносил известия о том, что состояние
больного ухудшается с удивительной быстротой. Поговаривали уже не просто о
тяжелой хвори – ожидали близкой кончины князя! Ведь, кроме харканья кровью,
сильно ослабляющего Меншикова, с ним бывала каждодневная лихорадка, внушающая
лекарям серьезные опасения. Приступы были так сильны, так часты, что лихорадка
перешла в постоянную. А в одну из ночей со светлейшим случился такой припадок,
что думали о его неминуемой смерти…