Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Муркок cтр.№ 100

Королева отвечала подруге:

– Но ты восстановилась, Уна, нет?

– Если честно, – сказала та, – я отчасти разделяю твою дилемму, ибо знаю, что должна была испытать больший ужас. Однако же в моем заточении было нечто успокоительное. С меня снялась всякая ответственность. И сир Томас Жакотт, раз уяснив, что я ему друг, оказался добрым товарищем. Мы подолгу беседовали. Нас погребли столь глубоко и побег был столь немыслим, что можно было выбирать любые темы из множества. То был, во многих отношениях, выходной. Для склонных к фатализму, во всяком случае.

– Но ты ведь останешься при Дворе?

– Я могу возвратиться. Но не тотчас же. Мне потребен воздух Ская.

– И ты возьмешь Убаша-хана с собой?

– В качестве гостя. – Уна улыбнулась. – Он безбрачен, сказал он мне. Обет.

– Аха. Обет. – Она отдалилась.

– Ты все чахнешь по Квайру?

– Он изменник.

– Жакотт так не считает. Жакотт придерживается мнения, что он пал жертвой лорда Монфалькона.

Глориана пожала плечами:

– Что ж, оба уже исчезли.

– Я не таю на него зла, – сказала Уна. – Ибо ты, Глориана, так его любишь.

– Я не люблю ничего.

– Ты любишь Альбион.

– Я люблю себя. То и другое – одно. – Ее тон не был горек. Хуже того: он был безнадежен.

Уна колебалась.

– Я останусь. Если ты полагаешь…

Глориана покачала огромной головой.

– Езжай на Скай со своим татарином. – Она сдвинулась с места, как похоронный барк, дабы встать у окна, изгоняя из комнаты свет. – Ты рисковала жизнью ради Державы. Я не дам тебе рисковать душой ради ее символа.

– Ах, Глориана!

Подруги обнялись. Уна заплакала, но не было слез в хладных очах Королевы.

Альбион, поскольку война была избыта и арабийский флот рассеялся еще прежде встречи с Томом Ффинном и Жакоттами, вновь познал оптимизм, и наконец возродилось Рыцарство. Королева строила планы Странствия, сожалея лишь о том, что ей не может содействовать графиня Скайская. Сир Орландо Хоз сделал предложение Алис Вьюрк и получил согласие. Ныне, когда Квайрово влияние улетучилось, он обнаружил в ней невинность. Сира Амадиса Хлебороба с женой пригласили во дворец, и те, явившись, приняли формальные контробвинения, хотя основной целью Королевы было предложить сиру Амадису должность Канцлера, а с нею и эрлство. Тот же упросил дозволить ему вернуться в Кент. Он сказал, что утратил вкус к государствоуправлению. И Глориана познала одиночество, равного коему не ведала никогда, и всякую ночь чахла по злодейскому своему любовнику, и голос ее разносился по опустевшим туннелям и склепам сокрытого дворца, покинутому сералю, и слышны были ее рыдания; но никогда не упоминала она имени возлюбленного, даже там, во тьме балдахина. Осень день за днем делалась холоднее, но год по-прежнему был неестественно тепел. Татария оттянулась от границ с иноземьем. Короля Касимира переизбрали королем Полония. Леди Яси Акуя, потеряв надежду на Убаша-хана, возвернулась в Ниппонию. Гассан аль-Джиафар был принят как жених принцессой Софией, сестрой Рудольфа Богемского, а лорд Шаарьяр был вызван в Арабию для экзекуции и явно удручился, когда приговор отменили. Последние листья ниспадали с деревьев и сугробами возлежали на тропах. Сир Орландо Хоз был сделан Канцлером, главой Тайного Совета, адмирал же Ффинн стал заодно с ним главным советником Королевы. Мастер Галлимари и мастер Толчерд представили еще одно популярное зрелище, на большом дворе, Механической Харлекинады, посещенное Королевой, аристократами и простолюдинами. Сир Эрнест Уэлдрейк предложил в плаксивых виршах руку и сердце леди Блудд, коя пьяно и рьяно приняла предложение. Гермистонский тан, неосознанно подбивший лорда Монфалькона на последнее мщение, исчез в ревущем шаре мастера Толчерда и более в Альбион не возвращался. Доктор Ди оставался в своих апартаментах, противясь визитам даже самой Королевы. Его эксперименты, сказал он, имеют первостепенную ценность и не могут быть узримы несведущими. Его ублажили, хотя к нынешнему моменту считали вконец рехнувшимся. Множились гипотезы о судьбе Монфалькона, коего большинство полагало наложившим на себя руки, и Квайра, что очевидно скрылся через Паучью дверь и влился в полусвет прежде, чем сбежать за кордон. Королева обходила обоих безмолвием. Графиня Скайская, как и обещала, ничего не сказала о Квайре и отказалась его обвинить. Сир Томас Жакотт не отступался от убеждения, что злодеем, бросившим его в темницу, был Монфалькон. Сир Орландо Хоз хранил молчание по двум резонам: он был от природы тактичен и должен был защищать репутацию невесты. Джозайя Патер эмигрировал в Мавретанию.

Двор возродился в прежнем веселии, и Глориана председательствовала над ним изящно и достойно, пусть смех ее всегда был всего лишь вежлив, а улыбки, весьма редкие, не более чем тоскливы. Она оставалась любима так же, как была любима всегда, но казалось, что страсть, некогда гнавшая ее к радостям плоти, ныне испарилась. Она преобразилась в богиню, почти живую статую, прочный, добрый символ Державы. Она заимела привычку гулять ночами в своих садах, без сопровождения, и проводила немало времени в лабиринте, исходив его вдоль и поперек, так что он сделался ей абсолютно ведом. И все-таки она в нем разве что не жила. По временам слуги, выглядывая из окон, наблюдали в лунном сиянии ее бестелесные голову и плечи, что дрейфовали, точно левитируя, над верхами тисовых изгородей.

Время Глорианы шло, час за медленным, одиноким часом, и она не заводила любовников. Свои личные часы она проводила с сиром Эрнестом и леди Уэлдрейк и выжившим ребенком, Дуэссой, чей сын много лет спустя явится на свет, дабы унаследовать Державу. Она наставляла Дуэссу к умеренности, коей никогда не знала сама, чтобы уравновесить веру Романтики реалистическим пониманием.

Однажды ночью, когда она разоблачалась ко сну, к ее двери прибыл с посланием дворцовый слуга. Она прочла колеблющиеся слова. Писал доктор Ди. Он желает видеть ее одну, молил он, потому что умирает, и совесть его отягощена кое-чем, что необходимо рассказать. Она нахмурилась, раздумывая, не пройти ли хоть часть дороги со свитой, потом решила, если он и правда умирает, не тратить время. Оттого надела поверх сорочки огромное и тяжелое парчовое платье, обула босые ноги в комнатные туфли и отправилась в Восточное Крыло, к апартаментам доктора Ди, прихватив свечу. Путь к доктору Ди лежал через зябкую старую Тронную Залу, еще называемую Герновой Палатой, куда она вечно отказывалась входить. Ее стало знобить от отвращения к месту и будимым им воспоминаниям. Она не была здесь после смерти отца. Заодно с большей частью своего поколения она невзлюбила стрельчатый, или «сарацинский», архитектурный стиль, находя его варварским и бесчеловечным. Ей мстилось, что она вновь вошла в стены, и только забота о старинном друге вела ее вперед. Если не считать единственного столпа лунного света, что разбивался о плиту и окружающую мозаику пола, образуя лужу, палата погружена была во тьму, в коей доминировали гигантские обезьяноидные скульптуры и неравномерные сводчатые потолки. Она приостановилась. Бояться было нечего – теперь, когда сброд перевезли на новые восточные земли Империи, – кроме расплывчатой памяти. Однако, пересекая палату близ пьедестала нависающего трона, она вроде бы услыхала рядом некий шум и воздела свечу, позволяя желтому свету литься на ступени.