Стеклянные куклы - читать онлайн книгу. Автор: Инна Бачинская cтр.№ 35

– Ты это видел? – Капитан впился взглядом в лицо парня.

– Господи, ничего я не видел! Кто это?

– Это те, кого убил твой брат! Убил в своем доме, а ты ничего не знал?

– Я там не живу! – закричал Максим. – Я никогда их не видел! Я и Вадима видел редко! Мы почти не общались! Я сто лет не был на его половине… Как вы не понимаете! Я ничего не знаю! Оставьте меня в покое!

Он зарыдал, с ним началась истерика. Он всхлипывал, икал, утирался рукавом, бормотал какие-то слова… казалось, он сошел с ума. Сцена была безобразной. Капитан Астахов сверлил парня тяжелым испытующим взглядом, не умея определить, можно ли ему верить или все блажь и игра. Прозвище у капитана – Коля-буль, в честь его любимой собаки, буля со скверным характером по имени Клара; в хватке обоим не откажешь: как вцепятся – пиши пропало. Максим капитану не нравился, но интуиция его в данный момент молчала, и Николай начинал склоняться к мысли, что Максим чист и ни сном ни духом.

Федор полулежал на диване, чувствуя, как подкатывает тошнота и в горле бьется горячий ком. Он все время сглатывал тягучую сладковатую слюну, в затылке билась тупая и тяжелая боль. Он чувствовал, как его захлестывает и уносит куда-то густая волна; кажется, он потерял сознание…

Пришел он в себя уже в машине.

– Держись, Федя, – услышал он голос капитана. – Не вздумай врезать дуба! Убью! Что за хрень сегодня… блин… чертов козел… упрямый как… э-э-э… ну, дал… твою… Бонд! Как баба, послушай и поступи наоборот! Идиот, повелся… как пацан! Ну, Алексеев!

Похоже, капитан разговаривал сам с собой. Федор попытался повернуть голову и тут же закрыл глаза, пережидая сильный приступ головокружения.

– Оклемался? – спросил Астахов, заметив его движение. – Как оно, терпимо?

– Кажется… Куда мы?

– В больницу, куда ж еще. Или у тебя другие планы? Молчи, философ! – повысил он голос, увидев, что Федор собирается что-то сказать. – Хватит, отбегался! Хуже Савелия… блин! Не ожидал.

– Коля, зачем… Вадим приходил? Причина была такая серьезная, что он пошел на новое убийство, он не мог не догадываться, что за домом следят… и все-таки… пришел…

– Забрать что-то… не знаю! Спроси чего полегче. Ты ж сам сказал, за деньгами. Думаешь, Максим знает? Не похоже, что врет, совсем спекся парень.

– Ага… да… а где оно… может быть? На половине Максима?

– Не факт, может, на другой половине, у него должен быть ключ от запертой двери, второй ключ.

– Дверь… а! Почему ее заперли? – Федор снова потер лоб. – Если бы на его половине, он сразу бы пошел туда после убийства… А он пошел к Максиму… Нет, Коля, то, за чем он приходил, было у Максима. Возможно, деньги и документы… Вадим – беглец, положение у него безнадежное, он рисковал, он просил помощи, и Максим принес туда деньги… как-то так. Он, говорит, был там в последний раз, когда нашли девушек, вот тогда и принес… и сообщил Вадиму. Обыска на его половине не было… Возможно, там тайник.

– Девушек нашли десять дней назад, почему Устинов пришел только сейчас?

– Боялся, выжидал, думал, уберут людей. Я думаю, он не хотел идти напролом. Еще три дня назад он был в лесу… – Федор потер лоб. – Я сначала думал, что он был там все время… Нет! Он был в другом месте… где-то. И еще что-то… Что-то… Не могу вспомнить…

– Ладно, остынь, Алексеев, не напрягайся, а то жила лопнет. Савелий мне не простит…

– Федя, твое лекарство! – Заботливый Савелий стоял над душой Федора с таблеткой и стаканом воды. – И не читай так много, отдохни! Доктор сказал, тебе надо отдыхать. Звонил Коля, спрашивал, как у тебя с режимом, я сказал, соблюдаешь.

– Савелий, ты умеешь варить кофе?

– И не думай! – замахал руками Савелий. – Доктор сказал, никакого алкоголя и кофе. Потерпи, Федя. Хочешь ромашковый чай?

Федор вздохнул:

– А ты не собираешься в магазин?

Бледный, с синяками под глазами, с перебинтованной головой, он лежал на диване, укрытый пледом.

– Пока нет, у нас все есть. Федечка, что ты хочешь покушать? Зося передала куриный бульон. Или лучше овсяночки? А потом ромашковый чай, – ворковал Савелий, наряженный в фартук с зайчиком. Фартук он принес из дома, так как у Федора их отродясь не водилось.

«Я не лошадь», – хотел сказать Федор, но вместо этого, подумав, сказал:

– Можно овсяное печенье с изюмом.

– С изюмом?

– С изюмом. Или без изюма. Все равно. Савелий, ты хочешь моей смерти?

– Федя, о чем ты говоришь? – испугался Савелий. – Тебе плохо? Вызвать врача?

– Свари лучше кофе!

– Но…

– А то я сам!

– Тебе нельзя вставать! – вскинулся Савелий. – Доктор сказал…

– Сядь, Савелий, поговорить надо.

– Что, Федя? – Савелий придвинул к дивану стул.

– Мне нужен твой совет. Но сначала кофе, а то голова чего-то… – он потрогал голову, – …не соображает. А разговор важный.

Савелий задумался, на лице его отразилась борьба.

– Ладно, Федя, только не крепкий, – сказал он наконец. – Ты лежи, я сейчас. – Он побежал на кухню.

Федор закрыл глаза. Невыносимо болела голова, таблетки не помогали. Он мог бы и сам сварить кофе, – Савелий наварит, как же, – но стоило ему шевельнуться, как начиналось головокружение и подкатывала тошнота. И тогда приходилось глубоко дышать и часто сглатывать отвратительную, густую, как сироп, слюну. В голове была каша, летали мошки, и все время ныряла и выныривала картинка: он переваливается через подоконник и падает внутрь, в темноту, а потом идет с фонариком по комнатам – не идет, а пробирается, прислушиваясь к шорохам и скрипам старого дома. Прислушивается, но ничего не слышит, все спокойно, сонно, заброшено и бесчеловечно, в том смысле, что никого нет. Ни души. Ни человека. Бесчеловечно. И невдомек ему, кролику, сдуру полезшему в капкан, что охотник уже в доме, затаился и ждет. А он, Федор, подставился как… как… «фраер безответный» – вспомнил он крылатое выражение знакомого урки. Или как глупый гусь. Или глупый кролик. Нужно было позвонить капитану… Нужно-то нужно, но не хотелось терять времени. Руки чесались первому доказать, убедиться и проверить собственную гипотезу. Он готов был отдать голову на отсечение, что, во-первых, Вадим прячется в доме, причем давно уже, во всяком случае, после стрельбы в лесу; и попал он туда точно так, как он сам, минуя засаду. И во-вторых, находится он в состоянии грогги под действием лекарств.

Версия, как оказалось, была ошибочной, Вадим не скрывался там, иначе он не убил бы оперативника – он не стал бы выдавать себя. Он пришел за чем-то и даже не прятался. Но это он, Федор, понимает сейчас, а тогда его инстинкты сидели тихо и молчали, что есть странно, потому что инстинкты и интуиция развиты у него на уровне подсознания. Так он считал до сих пор. Теперь он вообще не понимает, что побудило его лететь в Посадовку… Словно кто-то дергал за нитку, а он, как бесхребетная марионетка, послушно дергался во все стороны. Он пытался вспомнить свои ощущения, но из-за пульсирующей боли в висках и затылке, в том месте, где должна была храниться «кассета» с памятью, было пусто. Тем более каша в голове. Овсяная с изюмом. Но кое-что… кое-что он все-таки вспомнил… тоже не сразу. Была некая мысль, которая улетучилась, оставив после себя слабый светящийся след, и восстановлению, увы, не подлежала. Они сидели в «Тутси», обсуждали Устиновых, он, Федор, рассказывал про Веру Сенцову и Конкорду. Что-то из того, что сказала одна из женщин… Что? Вера Сенцова сказала, что Максим просил за брата и не держит на него зла за увечье. Прекрасный добрый брат, младший братишка… странная семейка, однако. Это противоречит «сдаче» брата ментам, если, конечно, это был не блеф и не план, зачем-то придуманный обоими. Федор вспомнил заплаканного Максима… Черт его знает! Не похоже. Не было у него чувства фальши и спектакля от слез Максима. Раньше было, а сейчас нет. Неизвестно. Значит, наблюдать дальше и делать выводы.