Русская красавица. Кабаре - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Потанина cтр.№ 4

Тащила меня сюда Ринка почти волоком. Примерно так:

Место действия — Киев. Город, даровавший миру Вертинского и Булгакова, Мандельштаму — жену, а мне — незаконное вдовство. Город, много кого породивший, но… забравший Димку. Совсем. Насмерть.

Омерзительная погода. Дальний пригород.

Мы буксуем в невесть откуда взявшейся грязи и я, конечно, думаю, что это очень символично. Из грязи, наконец, выкарабкиваемся. Измученные и ненавидящие сами себя, плетемся теперь по пятнистому от луж асфальтированному шоссе вглубь незнакомого района.

— Ты, уверена, что это тут? Уверена, что мы правы?

Несмотря на все долги передо мной, Ринка все еще пытается диктовать условия игры, и категорически отказавшись от такси, тащит меня пешком.

— Да. Здесь. Он мне всё подробно нарисовал.

Вздрагиваю от слова «он», не испытываю привычных резей ревности от многозначительного «он мне», стараюсь успокоиться. Ринке почти не доверяю — напутает же все! Но заставить себя заглянуть в листок все же не могу. Слишком знакомый почерк, слишком больная тема, слишком… /Я узнаю тебя по любой запятой или точке,/ Только ты от меня никогда ничего не услышишь…/ Кажется, я немного свихнулась, иначе ни за что не кидалась бы такими романтичными ассоциациями. Не мудрено — я слишком виновата, чтобы оставаться в здравом уме.

— А поближе гадалок у него не нашлось? Не последнее желание — издевательство сплошное. — якобы беспечно бросаю я, из последних сил борясь с обостряющимся безумием. — Может, всё же, возьмём машину?

Вдруг ощущаю резкую вспышку ненависти. Беспричинной (потому что даже все содеянное Ринкой никак не может быть поводом для такого острого желания ударить), неправомочной (потому что нельзя ненавидеть человека, но при этом мило с ним беседовать и делиться всеми душевными нагноениями), унизительной (потому что ревность всегда унижает ревнующего)…

Так Мейерхольд, дрожа, бросал обожаемой своей Зинаиде Райх, вернувшейся после свидания с Есениным, сдержанное: «Зиночка, только примите ванну, пожалуйста…». Так Андрей Белый, безумно влюблённый и в Блока и в жену его, нарочно измывался над собой, став другом семьи и окунаясь в безумие ежедневного общения.

Нет, нет… Что за бред я несу. Это же Ринка — подруга и соучастница, поверенная всех перипетий и страдающая от них ничуть не меньше моего. Конечно, если бы ее не было, все в жизни сложилось бы по-другому. Но ведь и если б не было меня, в ее судьбе тоже все было бы более благополучно. Ненависть уходит. Хватит… Никаких болезненных аналогий.

Скорее, так Эдит Пиаф, после смерти обожаемого Марселя приехала к его жене объясниться. И обняла её, и вместе бывшие соперницы плакали над случившимся. И были искренни и близки друг другу… Потому что общее горе сплачивает, общее счастье в данном контексте — неприемлемо.

Да. Именно так. Именно так я общаюсь с Мариной. А точнее, с Риной, потому что, как утверждали некоторые, если звать нас обеих полными именами, можно запутаться. Так я открываюсь ей — трижды предавшей, трижды прощённой, причём последнее — не заслуженно. Намеренно становлюсь сентиментальной и заставляю себя чувствовать в ней близкую душу. Нельзя потерять теперь еще и ее. Столько ведь пережито совместного: общую роль путешественниц выбрали, общее негодование по поводу глупостей администрации в поезде испытывали, общую сперму на вкус пробовали.

— На такси ехать нельзя! — в сотый раз объясняет Ринка, вырывая меня из самоанализа — Могут выследить…

— Кто?! — ворчу я. — Кому мы нужны для выслеживания? Мы ж не в советские времена живем, а в стране великого пофигизма. А даже если б жили в советские, то что? Мы ж не Ахматова с Надеждой Мандельштам, за которыми по пятам КГБисты ходили. Мы ж фигурами общенациональной известности не являемся! Идем себе, дурью маемся… Имеем полное право. Ну, кто выследит?

— Не знаю, — честно теряется Ринка. — Просто у меня такое предчувствие…

После случившегося Рина тоже слегка поехала крышей. Наверное, думает, что нас теперь всех должны перебить. Боится маньяков. А чего нас бояться то?

— Ты не надейся, что дойдем и все сразу хорошо будет, — заговаривает зубы Рина, чтоб я отстала с просьбами о такси. — Там, между прочим, жопа не только в дальности расположения. Там и персонал должен быть с придурью. Посуди сама, клуб для своих, работающий только в полнолуние. Ещё б на кладбище его соорудили для полного счастья.

Вздрагиваю от слова «кладбище». Что-то я совсем дёрганная сделалась…

Наконец, добираемся до нужного подъезда, дёргаем дверь. Щуримся от яркого света фойе. Кто б мог подумать, что в таком маленьком ДК — такой просторный холл? Мы, за время гастролей по глубинкам уже сделавшиеся знатоками всевозможных домов культуры, несколько удивлены. Перед ступеньками вниз скромная табличка: «Приват клуб «Чёрная роза»». Холодком по внутренней стороне кожи пробегает осознание названия, пихаю Ринку в бок, чтоб смотрела. На миг кажется, что разгадка близка. Вот сейчас напрягусь и пойму, почему последним желанием Димки было, чтоб я пошла к этой самой гадалке. Нужно только напрячься, нужно только сопоставить всё это обилие чёрных роз между собой… Ничего не выходит, снова пускаю события на самотёк.

Оберегающий вход охранник не подаёт ни малейших признаков жизни. Смотрит прямо перед собой, вытянувшись и широко распахнув глаза. Ну и работёнка у парня! Не позавидуешь…

— Ты уверена, что нас пустят в таком виде? — присвистываю, оглядывая обувь и выуживая из сумочки беспомощный в данном случае носовой платок.

Марина нагибается и, кряхтя, трёт одну об другую штанины своих клешей. Жёсткая чёлка острым краем падает в кукольные ярко-синие линзы. Из-за обилия лака на Ринкиных волосах я опасаюсь, как бы челка не выколола ей глаза.

— Пустят, пустят! — бормочет Рина, не замечая моих разглядываний. — Мы им сейчас пригласительными бумажками и московским акцентом под нос тыкать начнём, они нас сразу зауважают!

Охранник всё ещё старательно изображает предмет мебели. Лицо не выражает никаких эмоций, а поза демонстрирует беззаветную любовь к отечеству.

— Таких бы — Мавзолей охранять! — даже не стараясь понизить голос, комментирует Ринка и продолжает, — Впрочем, чем хуже? Помнишь Фрэкен Бок? Ну, ту, которая из Карлсона. Ее Рина Зеленая озвучивала и собственногубно придумала ей реплику: «По телевизору показывают всяких жуликов! Чем я хуже!» Так и тут — чем мы хуже Ленина? Пусть такие молодцы нас охраняют, а не его!

Смешная… Я даже не поправляю. Не говорю, что озвучивала Раневская. Понимаю, что Рине приятно, чтоб Рина… Иногда я искренне рада, что она со мной. От стрессов Ринка всегда отходит быстрее, и ее, хоть и наносное, но вполне фишечное веселье помогает мне возвращаться в норму.

— Не собственногубно, а собственноголовно. Это только ты у нас все губами придумываешь, — замечаю с ехидцей. — А Рина Зеленая думала головой!

Ринка предъявляет давно надаренные ей Димкой флаера, и нас пропускают вниз. Состояние крайнего офигения сменяется раздражением.