— Позвонишь, когда будешь в квартире! — строго крикнула мне Лиличка на прощанье. Как обычно, громко-громко, на весь двор, чтобы все затаившиеся недоброжелатели знали — эта пошатывающаяся одинокая барышня вовсе не беззащитна, за ее передвижениями по подъезду пристально следят из стоящего внизу такси.
— Позвоните сейчас, а то потом забудете… — голос Артура раздался прямо над моим ухом. Если б я была трезвая, то скончалась бы, вероятно, на месте от разрыва сердца. Я обернулась в ярости!
— Если бы ты была трезвая, то прекрасно услышала бы, как я подходил! — возразил он. — Ты сказала, созвонимся позже. Я сделал вывод, что ты планируешь, все же, остаться сегодня одна, потому приехал. С глазу на глаз говорить всегда лучше… Хочешь, поедем куда-нибудь тебя отрезвлять?
Я отчаянно замотала головой. Снова выбираться куда-то на люди абсолютно не хотелось. Дерзкий визит Артура и злил, и интриговал одновременно… Перед глазами быстро замелькали картинки сегодняшнего вечера… Любопытно, окончится ли он так, как мне сейчас кажется? Впрочем, не окончится сам — окончим…
— Ни к чему эти разъезды, поговорим у меня. — смотрю самым что ни на есть невинным взглядом, Артур принимает игру, и не пытаясь даже играться в галантность, мол «ах, не знаю, удобно ли, ах, уже так поздно, прилично ли, к одинокой женщине, да в такое время…». Кажется, мы отлично понимаем друг друга.
Первый поцелуй случается в лифте, причем целиком по моей инициативе. Поднимаюсь на ципочки, притягиваю к себе нежданного гостя, горячо шепчу в самое ухо:
— Вы пришли катастрофически не вовремя, за что будете сурово наказаны. — и тут же кусаю за мочку уха в доказательство. Артур инстинктивно морщится, скорей из-за исходящих от меня паров алкоголя, чем от боли. Это неприятно, — кому понравится, что от него морщатся, — но я решаю не обратить внимания. В конце концов, я — хозяйка, выходит, инициатива действительно должна быть на мне. Подхожу еще ближе, льну обнаженной ногой к тонкой ткани брюк, ощущаю всем телом его чуждое и вместе с тем такое знакомое тепло. Откуда я его знаю?!
Скольжу губами по его щеке, языком прочерчиваю траекторию… Щека щербатая, немного колючая и отчего-то соленая, будто он тоже недавно обливался слезами. Интересно, от смеха, от горя ли?
— Катастрофически не вовремя! — повторяюсь. Эта фраза отчего-то кажется мне сейчас ужасно стильной.
— М-да уж, пожалуй… — немного растерянно хмыкает Артур и замолкает, занятый поцелуем. Нет, это пока не страсть — осторожное исследование, как бы попытка понять — правильно ли он понял. Правильно, мальчик, правильно! Откидываю голову, смотрю в глаза, улыбаясь. Внешне мы еще абсолютно спокойны, но сердца предательски громыхают на весь подъезд. Оба — и мое, и его, — колотят в грудные клетки, обнажая готовое вырваться наружу неистовство.
Звенит телефон, отбрасываю крышечку, не сводя глаз с Артура, и не отходя ни на шаг, говорю «алло». Боренька… Легок на помине. Надо же!
— Что делаешь? — спрашивает так, будто имеет полное право на такие вопросы в два часа ночи.
— Что делаю? — заговорщически подмигиваю Артуру, прижимаясь еще ближе, кладу его руку себе на спину, сама давно уже вожу пальцами под воротом его рубашки. — Еду в лифте…
— Ты, лифт, подобные твой тон… Сладкое, но опасное сочетание, — Боренька, похоже, тоже под воздействием какого-то дурмана. Ночь воспоминаний у него, как я понимаю… Вовремя!
— Я и лифт? — лукаво повторяю вслух многозначительное, — О да, — смеюсь одним выдохом, — Действительно опасное сочетание!
Двери открываются, влеку Артура за руку по нашему длинному лестничному коридору, почти бегу, роюсь в сумочке, совсем забыв, что переложила ключи в карман… А Боренька все говорит и говорит:
— Собственно, не буду говорить, что хотел услышать твой голос или еще какую попсу. И так ведь слышно изо всех дыр. Ты у нас нынче в соку — в смысле явно в периоде раскрутки… Не честно будет говорить, что не знаю, как у тебя дела. Все знают…
— Неужели? — дергаю торшер за веревочку, не имея никаких сил тащиться в комнату, толкаю гостя в коридорное кресло… Плечом вжимаю трубку в ухо, высвобождая обе руки, кидаю многообещающие взгляды. Артур-подлец, намеренно делает вид, что спокоен. Лицо невозмутимо, выражает лишь вежливое удивление, движения вялы, но податливы. Но я-то чувствую, как он возбужден! Буквально жгу руки его жаром… Путаюсь в диковинном замке ремня. Артур спокойно помогает мне. Ага, попался! Вот она, вся твоя хваленая незаинтересованность!
— Не издевайся, — продолжает Боренька. Артур вздрагивает всем телом от первого же прикосновения, но тут же берет себя в руки. Играючись, пробегаю пальцами по его животу — интересно, он действительно такой накачанный, или просто старательно втянутый в данную секунду? Вожусь с пуговицами рубашки. — Знаешь, где я сегодня был? Ни за что не поверишь! Сядь, а то упадешь.
Послушно сажусь Артуру на колени, обхватив ногами кости его бедер.
— Я тусовался с Павлушей. Да, да, с твоим Павликом. Он пригласил меня выпить водки, и я счел невежливым отказываться… Он все знал про нас, представляешь? Не с первого дня, разумеется, но знал. И терпел, ждал, пока само закончится. Уверен был, что у нас это не могло продолжаться вечно. «Вы ведь не любили ее? Вы ведь не любили ее, так? Сонечка не тот человек, чтобы так легкомысленно жертвовать собственным будущим. Она должна была оборвать вашу связь. И оборвала…» — это он мне говорил сегодня. Нет, ну надо же…
Как хорошо, как приятно, что я сейчас занята и все эти разговоры не трогают меня так, как должны бы… Прошлое сброшено, так же как сейчас моя черная майка. Визг молнии, театральный взмах руки и черная блестящая тряпка, сжавшись комком, отлетает в дальний угол. Она хоть молчит, а отброшенное прошлое не успокаивается, жалобно скулит в своем углу, поливая навязчивыми воспоминаниями и ночными звонками призраков, вроде Бореньки. Жмусь грудью к лицу Артура. Не хочу прошлого, хочу эротики… Очень нежно, но непереносимо медленно Артур подбирается губами к соску. Чувствую, что дрожу…
— А решил поговорить со мной именно сейчас он, потому что уже отошел. Так и сказал, мне, мол, было нанесен смертельный удар, удар в самую веру…
Едва сдерживаю стон, почувствовав, как губы Артура добрались и сделались вдруг твердыми, цепкими…
— «Я», — говорил твой Павлуша, — «делал ставки на Сонечку, я прощал и терпел, а она ушла сама, да еще и обнажив напоследок такую свою сущность, что…»
Воспользовавшись вовремя подброшенным советом, действительно обнажаю всю свою сущность. На этот раз не без помощи Артура. Длинные пальцы разрывают кнопки на юбке, скользят по бедрам вместе с бретельками трусиков…
— А теперь он надумал жениться на лучшей подружке Танчика, и потому решил со мной наладить контакт. Как тебе ситуация?! Эк, наворотила судьба-затейница, да?
— Да! — это я, хоть и в телефон, но по поводу очередного артуровского прикосновения…
— Подругу эту — неказистую, но весьма половозрелую еврейскую девушку на выданье — мы с Танчиком с детства знаем. Хорошая девочка, спокойная, милая… С младенческих лет готовилась замуж. Потому они с Танчиком и душа в душу, что такие разные. Как-то жалко даже девицу для такого твоего Пашеньки… Ты как думаешь? Но я не затем звоню. Слушай, у нас тут в тусне идея у одного чела возникла… Ну, ты ж теперь, крутая вроде. Да? — бодрится он явно через силу, разговор этот затевать не хочет. Интересно даже, о чем там его «тусня» попросила… Боренька не дожидается моего ответа, поет, копируя Чижа и изображая полную беззаботность: — «Улыбнувшись ты скажешь: «Как крутой!» / Я тебя обниму,/ Ты права…/» А знаешь, что на самом деле в этой песне имелся в виду тот Крутой, который композитор? Ну, то есть я так думаю… — по предыдущему опыту знаю, что вот так вокруг да около Боренька может ходить целый час. Но вдруг — уверяю вас, это не галлюцинации — отчетливо слышу возле трубки женский шепот: «Не разнюнивай! Давай, говори!» И Боренька послушно говорит (он всегда в период первых встреч слушается): — В общем, у нас же группа, то да се… Уже звучим даже неплохо. А ты ж про музыкантов пишешь как раз. Может, где о нас замолвишь, так чтоб загремело? Нам спонсор нужен. Типчик отлынивает…Ну, если не в лом тебе, конечно…